Читать книгу "Эшафот забвения - Виктория Платова"

Самым ужасным было то, что черным была обведена и фамилияМарго.

Я спрятала лицо в ладонях, а потом искоса посмотрела наЛеночку: привалившись к стеклу, девушка спала. Или делала вид, что спит?

Сквозь неплотно прикрытые веки тускло поблескивали зрачки.

Нет, она все-таки спит, количество выпитого виски дает осебе знать. Стараясь не производить лишнего шума, я тихонько завела “Форд” иосторожно вывела его на трассу.

Только бы нас не остановили гаишники!..

Из скудных паспортных данных я узнала, что Леночка живет наЗубовском бульваре, недалеко от АПН, рафинированный район для рафинированногоубийцы. Впрочем, я всеми силами старалась гнать от себя эти мысли – рядом сбезумной можно и самой потерять остатки здравого смысла.

А то, что Леночка серьезно больна, не вызывало у меняникаких сомнений.

Я даже представить себе не могла, что в такой обжигающей,такой испепеляющей страсти можно замерзнуть насмерть. Осторожно ведя машину, ядумала о долгих днях, а еще больше – о долгих ночах, которые Леночка проводит воглушительном одиночестве. Я думала о том, как изо дня в день она колесит поМоскве в своем шикарном и таком ненужном ей “Форде” и откровенно снимает разныхи таких ненужных ей мужчин.

Потому что единственный мужчина ее жизни никогда не будет ейпринадлежать.

Я думала о том, как она оглушает себя спиртным, как онаоглушает себя потными чужими телами, – только для того, чтобы хотя бы такотомстить Братны за его полное равнодушие к ней.

Сейчас я вполне могла допустить, что актрис убила Леночка,что она не остановится ни перед чем, чтобы достать “эту жабу” Марго. Роскошнаястареющая Марго, настоящая женщина, великая актриса, без всяких скидок, безвсяких приставок “экс”, у Леночки нет никаких шансов, она никогда не будет сБратны, но и не потерпит рядом с ним ни одной женщины.

И эти духи…

Опустив руку с руля, я нащупала флакончик в сумке, досталаего и поднесла к глазам. Их немного претенциозное название переводилось сфранцузского как “Лабиринт страсти”.

Оно показалось мне пророческим.

Леночка и правда заблудилась в лабиринте своих страстей, азаблудившись, оставшись в полной темноте, без еды и пищи, с отсыревшимиспичками и в рубашке с короткими рукавами, – сошла с ума. Я успела перевидатьмножество страстей, но никогда еще они не возникали передо мной в такомотталкивающем и вместе с тем абсолютном варианте. Этот абсолют, возможно,толкнул Леночку на преступление. А ведь Братны ничего не стоило быть хотя бычуть-чуть снисходительным к ней: ужин при свечах, ничего не значащий поцелуй,ничего не значащий акт на белоснежных простынях – Леночка бы сама додумала его,сама бы наполнила его нежностью и смыслом…

Будь ты проклят, Братны!

Будь ты проклят, Братны, – и я удивилась тому, что сказалаэто вслух.

Я так осторожно вела “Форд”, что добралась до Зубовскогобульвара только через час. Найдя дом, я припарковала машину у подъезда. Итолько потом коснулась спящей Леночки.

– Просыпайся, мы приехали.

– Что? – Она с трудом приходила в себя, вечернийпроменад по Москве не отрезвил ее. – Кто? Почему ты здесь?

– Ты ведь сама меня пригласила, – терпеливо сказала я.

– Голова раскалывается… У тебя водки нет?

– С собой нет, – я была уверена, что дом Леночки забитспиртным под завязку, – пойдем.

– Да, сейчас. – Она тряхнула головой, пытаясьсобраться.

Уложив все вещи в сумку, я вышла из машины и открыла дверьсо стороны, где сидела Леночка. Она почти вывалилась мне на руки.

– Пойдем домой.

– Сейчас. – Она наконец-то взглянула на меняосмысленно. – Это ты, Ева? Обычно я нахожу здесь совсем других людей…

Еще бы тебе не находить, наверняка твои случайные мужикитрахают тебя прямо в машине, а потом еще и очищают карманы. Даже странно, чтоты до сих пор жива и ездишь в своем “Форде”.

– А как ты думаешь?

– Почему ты здесь? – снова спросила она.

– Потом объясню.

Наконец мне удалось отлепить ее от сиденья, и мы вместепобрели к подъезду. Леночка сразу же повесилась на меня – на улице ее сноваразвезло.

– Какой этаж? – сжав зубы, спросила я.

– Что?

– На каком этаже ты живешь? Она задумалась.

– На восьмом.

Спустя десять минут я уже раздевала ее в прихожей. Дорогаядубленка, шикарные сапоги – все это великолепие при ближайшем рассмотренииоказалось довольно запущенным, – сапоги не чистились по меньшей мере неделю,дубленка была вымазана краской и покрыта сомнительными пятнами.

Они действительно трахают Леночку в машине, а потом гнусно ибеспорядочно спускают прямо на одежду или на сиденья “Форда”…

– Мне плохо, – едва слышно повторяла Леночка. Япотащила ее в ванную и заставила проблеваться. Скорее всего она ела из рук вонили вообще не ела: ее вырвало желчью. Потом я раздела ее и усадила в джакузи.Несколько раз поменяв воду, я оставила Леночку греться и отправилась изучатьквартиру.

…Когда-то это была преуспевающая квартира преуспевающегочеловека: евростандарт, отличная мебель, широкая кровать, несколько оченьхороших картин, неплохая библиотека, иранский ковер ручной работы и неуловимыйпобедительный запах молодой женщины. Сейчас же все это потускнело, превратилосьв свалку: обрывки тканей, обрывки газет, из которых Леночка нетерпеливовырезала статьи о Братны, валяющиеся бутылки из-под дорогого и дешевогоспиртного, грязные тарелки, раскрытая пасть гардероба, набитого вещами, ворохтряпок на всех стульях и на полу, смятые несвежие простыни, заляпанные пятнамиспермы…

Я смела с кровати грязное белье, нашла в шкафу чистыйкомплект и перестелила постель. Всем остальным можно будет заняться позже…

Я вернулась в ванную и застала Леночку скорчившейся в углуее роскошной голубой джакузи. Сжав пальцами виски, они тихонько постанывала.

– Пойдем, тебе нужно поспать. Леночка подняла голову иуставилась на меня невидящими глазами.

– Я больше не могу, – тихо и совершенно трезво сказалаона, – я больше не могу с этим жить. Я схожу с ума…

– Все будет в порядке. – Неужели это я произношустертые, ничего не значащие слова?

– Уже ничего не будет в порядке. Слишком поздно.Слишком поздно для чего?

– Я хотела их смерти. Я понимала, что это безумие. Но яхотела их смерти так же страстно, как я хотела Анджея… Я не выносила никогорядом с ним. И сейчас не выношу.

Собственный тихий голос, казалось, успокаивал, завораживалее, придавал уверенности. Она взяла в руки тонкий гибкий шланг от душа инаправила струю себе в лицо. Скрытое струями воды, лицо Леночки сновапоказалось мне красивым, таким же красивым, осмысленным и одухотворенным, какимя увидела его первый раз. “Братны ненавидит красивых женщин, он отказывает им вправе на существование”, – неожиданно вспомнила я то, что мне говорили оБратны.