Читать книгу "Эшафот забвения - Виктория Платова"

Тебе не повезло, Леночка. Возможно, если бы ты была чутьхуже, твоя испепеляющая страсть не осталась бы без ответа. Или без иллюзииответа. Ты уже безумна. Я вспомнила обведенные черным фамилии актрис – о смертиАлександровой знали только мы трое, для всех остальных она просто пропала безвести… И только в Леночкиных заметках правда выплыла наружу. Правда, которую,кроме свидетелей, знает только убийца…

– Я и сейчас никого не выношу рядом с ним. Я желаю имтолько смерти, смерти, смерти… Я сумасшедшая, да? – Она отвела душ от лица иулыбнулась мне.

Улыбка была такой нормальной, такой холодно-нормальной, чтоя невольно отступила к двери.

– Вот и ты меня боишься, – удовлетворенноконстатировала Леночка. – Что ж, нужно же кому-то еще бояться меня. Я усталабояться сама себя, устала быть одинокой в этом страхе… Теперь я не одинока,правда?

Да, пожалуй, ты не одинока.

– Хоть в этом я не одинока, – равнодушно продолжилаЛеночка. – Ты помнишь тот вечер, когда старухе стало плохо и Анджей выгнал меняиз гримерки? Я впервые в своей жизни назвала пожилую женщину “старой сукой”…Впервые… Я всегда была очень благовоспитанной девочкой, кроткой, как овечка. Тызнаешь песенку “Мэри и ее овечка”?.. Я знала, но забыла, я многое забыла… Ноэто я хорошо помню – ночь в гримерке… Я назвала ее старой сукой и вдругпочувствовала такое счастье, как будто, оскорбляя ее, я оскорбляла и его…Анджея. Ему самому было плевать на мои оскорбления. Но если это касалось егоработы… Его дела… Только это могло его уязвить. Ты понимаешь меня?

Я с трудом пробиралась сквозь путаные Леночкины объяснения,осторожно нащупывая рукой дверную ручку. Неужели ты боишься, Ева?..

– Только это могло его уязвить. Очень просто иметьвласть над ним, – нужно лишить Анджея его дела… Может быть, он усохнет и умрет,как цветок без воды… У меня даже в глазах потемнело от этого. Он умрет – и ясразу успокоюсь, поеду к Лагерфельду, он предлагал мне работу… Это был минутныйпорыв. И я еще не была безумной… Я устыдилась, мне стало жаль старуху… Я былавиновата. Я тогда пошла к машине и взяла бутылку шампанского. Очень дорогоешампанское. Я не знала, как заставить ее не сердиться на меня, и выбрала самыйпростой способ. Я вернулась в гримерку и попросила у нее прощения. И поцеловалаее. Мы даже выпили немного, совсем чуть-чуть, чисто символически. И я сновапопросила у нее прошения. А она сказала мне, что Анджей опасный человек, чтоего присутствие убивает. Она чувствовала так же, как и я, ты понимаешь, Ева.Она и была мной. Только очень старой мной. И когда я поняла это, я так захотелаее смерти… Так захотела ее смерти, как никогда ничего не хотела. Даже еголюбви.

– И что? – Я заставила свой непослушный язык произнестиэто. – Что было дальше?

– Ничего, – она засмеялась, – ничего. А ты думаешь, чтобыло?..

Ее смех становился все более громким, он взрывал мою головуизнутри, он больно сжимал грудь и не давал вздохнуть.

– А ты думаешь, что было?! – Она все еще не моглаостановиться.

Я подавленно молчала.

– Ее нет, – резко оборвав смех, сказала Леночка. – Всеврут друг другу, что она пропала. А ее просто нет. Каждый, кто играет в этиигры, – пропадает. Знаешь, как мы познакомились с ним? Во время показа. Ониприхватили одну из моих манекенщиц, и Братны написал мне записку прямо у нее наспине, он пригласил меня в свое проклятое кино, в свою проклятую жизнь… А вот яникогда не умела писать записки, у меня не получалось ничего такого. У менявсегда был отвратительный почерк. И вторая старуха умерла. Я хотела этого, иона умерла.

Оставаться было страшно, но уйти – еще страшнее: кому онабудет рассказывать о своей ненависти и о своей любви? Кафелю, который слышалэто столько раз? Разбросанным в беспорядке полотенцам, еще хранящим в себеследы мужчин, которые не имеют ничего общего ни с любовью, ни с ненавистью?Воде, которая вытекает в воронку точно так же, как вытекает в воронку страстиЛеночкино такое логичное сумасшествие?..

– Знаешь, – вкрадчиво прошептала Леночка, – они всеумрут. Он не снимет свое кино.

Я должна поговорить с Братны. Я должна поговорить с Братны, покане поздно. Но бежать сейчас из ванной комнаты, признаться себе, что голая,красивая, беззащитная девушка внушает тебе ужас, было невыносимо.

Пока я раздумывала над этим, произошла совсем уж невероятнаявещь: голова Леночки упала на грудь, и она заснула. Я не могла в это поверить.Я глупо простояла над ее спящим и таким свободным сейчас от любви теломнесколько минут, и только потом вышла из ванной, осторожно прикрыв за собойдверь. И с трудом подавила в себе желание привалить ее чем-нибудь тяжелым.

Нужно уходить отсюда. По-другому это называется бегством скорабля безумцев.

Она не виновата, пыталась убедить я себя, не испытывая кЛеночке ничего, кроме жалости. Она не виновата. Виноват Братны, равнодушныйгений Братны, сломавший ее жизнь. Отрешенно думая об этом, я немного прибраласьв комнате. Она напомнила мне самое Леночку – такую респектабельную снаружи итакую неприбранную внутри.

В квартире была еще одна комната, и я, не справившись слюбопытством, заглянула туда.

…Это был рабочий кабинет Леночки, сохранивший образцовыйбеспорядок ее прошлой жизни: несколько манекенов с наброшенными на них моделямиплатьев и костюмов (они были так "хороши, что я с трудом подавила в себежелание тотчас же раздеться и облачиться в каждый по очереди). Масса эскизов,развешанных на стенах и просто приставленных к ним; ткани самых удивительныхрасцветок, фурнитура, старинные шляпы – и фотографии на стенах. Фотографий быломножество, и на всех была запечатлена Леночка. Жизнерадостная и еще не тронутаятленом своей порочной страсти. Леночка и изысканные женственные старики”Леночка и светские львы. Леночка и ее манекенщицы. Леночка и ее манекенщики.Леночка с молодыми людьми то ли в английской, то ли в американской военнойформе, – очевидно, морские пехотинцы или что-то вроде этого. Улыбающиеся лица,камуфляж, винтовки со снайперским прицелом; Леночка покровительственно держитруку на одной из них. Все-таки это англичане, это легко определить по винтовкам– это “энфилд”, Лапицкий натаскивал меня на оружие. Винтовки, особенно снайперские,были его слабостью.

"Энфилд”.

Я замерла перед фотографией. Совсем недавно я видела этосочетание букв, но не придала ему значение. Ну да. “Энфилд”,“стерлинг-армалайт”, “паркер-хейл”, именно в этом порядке, моя услужливая,хорошо натренированная, натасканная память точно воспроизвела этупоследовательность.

И я вспомнила, где уже видела ее: еженедельник всегдапунктуального Митяя…

На одной из страниц было написано именно с маленькимипометками. Тогда общая картина не сложилась в моей голове, я приняла написанноеза маркировку тренажеров… Как я могла забыть, что это марки вооружения? Возлекаждого названия были цифры, небольшие – то ли 1, то ли 2. Зачем Митяй такпунктуально вписал в свой еженедельник название винтовок? Потому что он все ивсегда аккуратно вписывал туда. И что тогда означают цифры?..