Читать книгу "Ларк-Райз - Флора Томпсон"

был последний класс в школе. К той поре другие девочки, с которыми она училась, уехали, за исключением некой Эмили-Роуз, которая была единственным ребенком в семье и жила на дальней мызе в полях. В течение двух лет пятый класс состоял из одних лишь Лоры и Эмили-Роуз. Уроками они занимались мало, в основном самостоятельно штудировали учебники, и большую часть времени посвящали обучению «малышей» и другой помощи учительнице.

Учительницей была уже не мисс Холмс. Та вышла замуж за своего главного садовника, когда Лора была еще в «младшем» классе, и переехала в чудесный старинный коттедж, который переименовала в «Виллу Малверн». Сразу после этого в школу прибыла молодая, только что окончившая училище преподавательница, вооруженная всеми новейшими образовательными идеями. Это была яркая, жизнерадостная девушка, жаждавшая преобразований и стремившаяся стать для своих подопечных не только учителем, но и другом.

Она явилась слишком рано. Человеческий материал, с которым ей приходилось работать, к подобным методам оказался не готов. В первое утро мисс Хиггс выступила с небольшой речью, дабы внушить детям доверие:

– Доброе утро, дети. Меня зовут Матильда Энни Хиггс, и я хочу, чтобы мы все стали друзьями…

По школе пробежал смешливый шепот.

– Матильда Энни! Матильда Энни! Она сказала «Хиггс» или «фиг-с»?

Ее фамилия прямо-таки напрашивалась на грубые остроты, а что касается предложения дружбы, то дети чутьем уловили слабость той, которая должна была здесь командовать. С тех пор имя мисс Хиггс фигурировало в непочтительных стишках, которые декламировали прямо при ней; а она не могла ни руководить своими учениками, ни хотя бы держать их в руках. Они прятали ее трость, наливали в ее чернильницу воду, подкладывали в стол лягушат и задавали дурацкие, не относящиеся к делу вопросы. А когда она отвечала, все хором кашляли.

Девочки безобразничали не меньше мальчишек. Они по двадцать раз в день поднимали руку и спрашивали:

– Извините, мисс, можно мне взять из сундучка для рукоделия то-то или то-то?

И бедная мисс Хиггс, которая пыталась вести урок в другом конце комнаты, подходила, открывала сундучок и рылась в нем, ища нужный предмет, который ученицы давно уже припрятали.

Несколько раз учительница призывала их к чуткости. Как-то раз она разрыдалась прямо на глазах у всей школы. И говорила уборщице, что ей и не снилось, будто бывают такие дети. Настоящие маленькие дикари.

Однажды днем, когда в классе произошла ожесточенная драка между старшими мальчиками, а учительница жалобно призывала их к порядку, на пороге появился священник.

– Молчать! – взревел он. Немедленно воцарилась глубокая тишина, ибо все знали, что с пастором шутки плохи. Он шагнул в самую гущу толпы, похожий на Гулливера среди лилипутов, лицо его пылало от бешенства, глаза метали молнии. – Что за омерзительная потасовка?

Кое-кто из младших ребят заплакал, но один взгляд в их сторону заставил их стихнуть, и они в ужасе застыли с широко распахнутыми глазами, а священник вывел весь класс вон и хорошенько вздул каждого мальчика тростью, включая тех, кто не принимал участия в драке. Затем произнес гневную речь, в которой напомнил детям о весьма скромном месте, которое они занимают в обществе, и о том, что они обязаны питать к вышестоящим благодарность и почитать их, после чего классы распустили. Испуганные младшие дрожащими руками похватали свои пальто и корзинки с едой и бросились к воротам. Но старшие мальчики, из-за которых и разгорелся сыр-бор, были настроены воинственно.

– Кому до него есть дело? – бормотали они. – Кто он вообще такой? Какой-то дряхлый попик!

А потом, когда они были уже на безопасном расстоянии, кто-то выкрикнул:

Чарли, Чарли, дурачок!

Носит красный колпачок!

Другие дети ожидали, что сейчас небеса обрушатся на землю, ведь мистера Эллисона звали Чарлзом. Это был акт неповиновения, направленный против него. Но священник, видимо, этого не понял. В школе было несколько Чарли, и он, должно быть, счел немыслимым, что дразнилка адресована именно ему. Так как реакции не последовало, после нескольких мгновений напряженного молчания мятежники ретировались, чтобы успеть первыми представить дома свою версию случившегося.

Спустя непродолжительное время у школьных ворот остановился станционный фургон, на крышу которого втащили чемодан, свертки и кресло мисс Хиггс. В школу вернулась вышедшая замуж мисс Холмс, ныне миссис Тенби. Девочки снова почтительно приседали, а мальчики дергали себя за челки. Опять зазвучало «Да, мэм», «Нет, мэм» и «Что вы изволили сказать, мэм?». Но либо миссис Тенби не хотела продолжать преподавать, либо органы образования уже ввели правило, запрещавшее принимать на работу замужних учительниц, в любом случае она проработала всего несколько недель, пока не подыскали новую наставницу.

Ею была приятная, хрупкого сложения седовласая пожилая леди, которую звали мисс Шеперд; она оказалась кротким пастырем[22] для своего стада. К сожалению, дисциплина не являлась ее коньком, и борьба за поддержание некоего подобия порядка изматывала ее донельзя. В классе снова стоял постоянный гул, звучали дурацкие, не относящиеся к делу вопросы, задания выполнялись через слишком большие промежутки времени. Но, в отличие от мисс Хиггс, мисс Шеперд не сдалась. Возможно, она не могла себе этого позволить, будучи в преклонном возрасте и имея больную сестру, жившую с ней и зависевшую от нее. Она управляла школой, если вообще можно сказать, что она ею управляла, с помощью любви, терпения и готовности прощать. Со временем даже самые паршивые овцы из ее стада усвоили это и соблюдали определенные приличия; мисс Шеперд поддерживала порядок в той мере, какая позволяла избегать скандала, и школа при ее кротком правлении на пять-шесть лет утихомирилась.

Вероятно, эти потрясения являлись неизбежной составляющей тогдашнего переходного процесса. При мисс Холмс детей отучили от прежней свободной жизни; они привыкли регулярно посещать занятия, сидеть за партой и сосредоточиваться, пускай и не вполне. Хотя многого они не узнали, зато учились учиться. Однако понятия мисс Холмс относились к эпохе, которая быстро заканчивалась. Эта женщина верила в существующий общественный строй с его прочной иерархией и делала все возможное, чтобы научить детей принимать свой скромный жребий с благодарностью и покорностью вышестоящим. Мисс Холмс принадлежала прошлому; жизнь детей принадлежала будущему, и им нужен был проводник, хотя бы отчасти улавливающий веяния времени. Новые учительницы, прибывшие из внешнего мира, принесли с собой отголоски этих веяний. Даже быстро исчезнувшая и недооцененная мисс Хиггс, однажды предложившая в качестве темы для сочинения «Письмо мисс Эллисон с рассказом о том, как вы провели Рождество», прочтя через плечо одной девочки начало «Дорогая и достопочтенная мисс!» (общепринятое и поныне), воскликнула: «О нет! Это очень