Читать книгу "Переполох на загонах - Платон Головач"

разгон пахать, а не загонами.

Еще выше подняла Галина знамя и пошла впереди по старой борозде. Ветер в поле сильнее. Ветер разворачи­вает флаг, разглаживает его. За Галиной погнал свою пару Клемс и, когда врезался плуг во ржище, отвернул и положил первый ломоть сырой весенней земли; он по­вернулся к людям и радостно сказал:

— Начинаем, значит, жизнь колхозную на земле.

Шла все выше и выше на холм Галина, на самую вер­шину его, прямо к солнцу. Быстро шли за ней кони Клемсовой пары, а за ней еще шесть пар, и одна за одной ровно и плотно клались темно-серые ленты сырой под­нятой земли. Люди прошли за пахарями до самой вершины холма и остановились там, молча поглядывая вслед удаля­ющимся пахарям. Они видели, как дошла до конца полосы Галина и завернула назад, как прогнал вхолостую поперек поля свою пару Клемс и, повернув ее, повел вто­рую борозду вслед за Галиной. Галина, поравнявшись с людьми, подошла к ним и стала немножко в стороне.

Прошли кони с плугами, и две широкие, по семь бо­розд, темно-серые полосы поднятой земли легли на ржи­ще, а между ними стала еще более выпуклой высокая межа. В стороне стоят кучкой семьи колхозников и гости. Гости стоят молчаливые, серьезные. У каждого из них свои мысли о колхозе, о том, что так вот сообща хорошо пахать. Все они думают о людях, осмелившихся сойтись в колхоз. Некоторые жалеют колхозников немного, что вот они навсегда уже отреклись от своего собственного коня, от своей земли, своей клети, своей усадьбы и пошли в новую, нигде никогда не виденную, никогда не узнанную жизнь. Жалеют и немного рады, что эти люди уже никогда не будут иметь свое собственное хозяйство и не смогут хва­стать в городе или на ярмарке своей собственной повозкой, своим конем. Рады были, предполагая, что эти люди некогда пожалеют о том, что сделали сегодня. А другие стоят взволнованные. Им больно и обидно. Они завидуют колхозникам, завидуют, и обидно им, что не они, а вот эти первыми пошли, и что им придется быть лишь после­дующими. Завидуют, что не они, а вот эти имеют возмож­ность хвалиться, что первыми организовали колхоз, что не про них, а про этих будут говорить в городе на рынке и на ярмарках люди.

Неожиданно до холма долетели звуки колоколов.

Прислушался к колоколам Клемс и придержал на ми­нуту коней. Не понял он, в чем дело, почему звонят.

По второму разу шли уже плуги по ржищу. Уже об­терлись лемехи о жесткую сырую землю и заблестели на солнце. Уже близко подошли к меже.

Из-за холма, где церковь, вышла большая толпа лю­дей. Впереди шел батюшка и, макая кисть в воду, кото­рую нес в посудине церковный сторож, брызгал водой на поле. За батюшкой мужчины несли иконы. В толпе пели какую-то молитву, нельзя было разобрать ее. Пение за­глушали колокола. Когда вышла толпа на поле, они за­танцевали в какой-то бешеной радости, загудели на раз­ные голоса.

— Блям-блям-блям-бом, блям-блям-блям-блям-бом, блям-блям-блям-бом...

Гудели колокола, а плуги поднимали землю. Земля ле­гко распрямляла грудь, раскрывала нутро свое людям, радостная от того, что пришли к ней с весенним солнцем, чтобы разорвать на ней вековые цепи меж.

Ближе и ближе подходили к меже плуги. Межа насто­рожилась, ощетинилась прошлогодней сухой травой.

По полю, вдоль межи колхозной и деревенской земли, идет с иконами толпа крестьян. Мужчины без головных уборов, женщины в белых праздничных платках. Идет впереди батюшка и орошает поле свящепной водою. За батюшкой поют, и ветер доносит к колхозникам слова:

О-о-отче на-а-аш,

Иже еси на небеси-и-и!..

Клемс остановил коня как раз на холме, улыбнулся.

— Межи наши они обходят, священной водой поли­вают свое поле, чтоб зараза наша не переползла туда.

Улыбнулся, дернул вожжи и повел плуг дальше. И всем сразу понятным стало, почему ходит по полю процессия.

Отдаляется от холма в поле процессия. Ближе и ближе подбираются к меже острые сверкающие лемеха плугов, вот-вот зацепят ее и срежут, повалят. Межа выпрямилась, выгнулась на середине, подняла ощетинившуюся свою спину. Клемс завернул коней. Кони пошли по обе стороны межи. Направленный плуг подцепил снизу конец межи, оторвал его, отбросил комком вместе с запаханным, по­том выскользнул из-под нее. Возле межи глубокая про­шлогодняя борозда. Она мешает, и плуг то выскакивает из-под межи, то опять подползает под нее и острым носом отрывает от нее куски и отбрасывает в сторону на пахоту, то выползает и, усталый, срывает носом траву в прошло­годние борозды. Злится Клемс. Межа выгибается, не хо­чет сдаваться.

— Ишь ты, межа не сдается! — кричит кто-то с холма.

Но другая пара коней подмяла ногами межу. Панас сильными молодыми руками направил плуг и держит его. Плуг подрезает межу и отвалом медленно кладет ее на­бок. Третий пахарь плугом подбирает оставленные куски межи, подчищает новую борозду на месте, где только что была межа. А на пахоте, порванное на куски, лежало че­рез весь холм тело бывшей межи.

— Митинг давайте теперь,— говорит Панас Клемсу,— заворачивай коней и начнем.

— Начнем,— отвечает Клемс,— я скажу немного и те­бе слово дам.

Когда доехали до конца и завернули коней, молодой хлопец, идущий с третьей парой, поставил плуг и побежал к людям на вершину холма. На бегу крикнул:

— Товарищи! Да когда же такое было у нас! Ура!..

Взмахнул двумя руками, подбросил вверх фуражку.

А Галина с холма замахала ему флагом. И тогда горячим комочком подкатились к горлу Панаса слова, продуман­ные еще за плугом, и хотят вырваться все сразу и как можно быстрее на волю.

По полю, недалеко от холма, с молитвенной мелодией и иконами проходила процессия. И лишь только собра­лись пахари на холм рядом с гостями, Клемс показал па процессию рукой.

— С богом уже против нас пошли,— сказал он. И на­чал за этим свою речь: — Они с иконами, с крестами против нас идут, а что мы? Разве на худое мы что пошли? Мы из страданий вылезти хотим, счастья хотим себе и дру­гим, хотим, чтобы немного хоть радостней жить. Так по­чему же это их богу не нравится? Почему ему хочется, чтобы век весь мы свой горевали, как отцы, как деды наши?..

Говорит Клемс, держится правой рукой за рубашку на груди. Рука дрожит, дрожат и ноги, на ногах дрожат белые домотканые штаны.

— Так не надо и бога нам! — говорит Клемс.— Они священной водой орошают свое поле от нас, чтобы не по­шла хотя заразой