Читать книгу "Руки Орлака - Морис Ренар"

муж! У меня аж волосы встают дыбом! – воскликнул лысый шутник, симулируя испуг. – Смерть и проклятие! У вас есть тут стенной шкаф?.. Переоденьте меня в рабочего-каменщика; я не согласен на другой костюм, кроме одежд Баденге![73]

– Лучше воспользуйтесь служебной лестницей! – посоветовала Розина.

Режина увлекла мсье де Крошана за собой в коридор. Он подцепил шляпу кончиком трости и, с тысячью самых комичных предосторожностей крадясь вдоль стены, исчез в кухне, словно за кулисами театра.

Стефен как раз входил с другой стороны, пропуская вперед себя поэта Фрюске, скрипачей Лантёя и Десперье, виолончелиста Мокалькена и альтиста Бюффа.

Было заметно, что последний концерт сезона прошел как нельзя лучше. Розина понимала под этим не успешное исполнение программы, а отсутствие для Стефена каких-либо неприятностей, исходящих от банды «инфракрасных». Она была этим крайне довольна. Развязка была столь близка, что Розина желала лишь одного: пусть до полудня завтрашнего дня преследователи оставят ее мужа в покое. На какой-то миг она даже испугалась – хотя и не сказала об этом шевалье, – что Стефен не вернется и несчастье, нависшее над его головой, обрушится в то самое мгновение, когда этого уже не ждешь.

Гости Розины украдкой поглядывали на нее с некоторым удивлением, которого она не могла не заметить.

«Я и не предполагал, что она так красива», – думал Лантёй.

«Как же она молода!» – говорил себе поэт.

«Чудесные зубы!» – нашел Мокалькен.

Стефен, и сам несколько изумленный, пытался понять, почему жена кажется ему ожившим воспоминанием. Едва ли кто-то мог предположить, что юность и изящество чудесным образом вернулись исключительно благодаря счастливой улыбке.

Поужинали. Веселость и красота Розины очаровали всех. Охваченный приятным волнением, вызванным ее грациозностью и остроумием, Стефен, казалось, позабыл о тисках банды «инфракрасных». По правде говоря, его лицо на миг омрачилось, лишь когда Лантёй предложил ему сыграть вместе с ним сонату Лекё[74].

– Нет-нет, – сказал он, – мои руки все еще не в состоянии… Вот через полгода я буду к вашим услугам!

– Мсье Фрюске, прочитайте нам что-нибудь! – попросила Розина, переводя разговор на другую тему.

Бюффа потребовал «Мадонне».

Но Розина вспомнила про «безжалостного жонглера», метающего ножи в середине стихотворения, увидела, как Стефен вздрогнул.

– Только не из Бодлера, – сказала она. – Что-нибудь ваше!

Фрюске покорно начал:

Любуюсь я зарей морозной:

она

изумлена,

что рождена так поздно,

ей курьезно

признать

старуху-мать…

Когда он закончил под горячие аплодисменты слушателей, то все заметили, что час уже поздний и давно пора, учитывая привычки и мелофобию соседей, предаться камерной музыке.

Фрюске, Розина и Стефен прослушали квартет Равеля[75].

Словами можно описать картину, статую. Но квартет? Чернила не подходят для звуков, и не литератору описывать то, что должно быть прославлено четырьмя иерофантами, способными заставить петь струны. Знайте лишь, что нет ничего прекраснее, чем слушать, как шедевр собирает в тишине свои патетические голоса, преображенные крики и тот рокот, который становится музыкой, оставаясь шумом.

Нет ничего прекраснее этого – разве что видеть лица Розины и Стефена, молодого человека, находящего забвение своих страданий в том, в чем его жена черпала радость и счастье.

Расстались уже на рассвете.

Розина смотрела, как спит Стефен.

Он отдыхал безмятежно, вероятно устав, но также и успокоившись за несколько часов разрядки и развлечений.

Ей же не давали спать радость, нетерпение и любопытство.

Она ясно чувствовала, что конец их невзгод был не единственной причиной приятного возбуждения, от которого в ней вскипала жизнь, как это весной бывает с деревьями. Больше не бояться, не беспокоиться за мужа – то была огромная радость, но многократно усиливавшаяся предстоящим избавлением от мрака неведения. Наконец-то узнать тайну Спектрофелеса-Мельхиора, украшений, ножей, записок и банды «инфракрасных»; что произошло в марсельском скором; как именно шевалье удалось разгадать эту загадку – все это тоже вносило свое лепту в охватившее ее счастье. Ее заинтриговали до боли; сегодня же она все узнает, а последние минуты неведения и ужаса подарят ей утонченное наслаждение. Она играла со своим страхом, специально растягивая его, ибо была уверена в том, что больше ей опасаться ничего не придется. Но умом ее уже снова овладело спокойное здравомыслие. Теперь она не сомневалась, что после того, как мрак рассеется, взору ее откроется лишь нечто естественное, обычное, достоверное, пугающее не больше, чем скелет в лучах солнца. И радость ее была столь глубокой не только потому, что вскоре ей предстояло все узнать, но еще и потому, что пока она ничего не знала.

Пронзительный звонок вырвал ее из этих сладостных мечтаний, и тут же кто-то принялся настойчиво стучать в дверь квартиры.

Было семь утра.

Она услышала, как Режина поспешно выбежала в коридор, быстро щелкнула двойной задвижкой и незнакомый голос произнес несколько неразборчивых слов.

Содрогнувшись всем своим существом, Розина выскочила из постели и, накинув халат, приоткрыла дверь.

Стефен мгновенно проснулся.

– Кто там? – резко бросил он.

Человек в коридоре произнес:

– Я хочу поговорить с ним…

Только тогда Розина узнала голос Крепена, слуги Орлака-отца, но отметила и то, сколь глухим был этот голос, да и слова давались Крепену с трудом.

– Что случилось? – спросила она, выходя в коридор.

Крепен принялся бормотать бессвязные фразы. Он был скорее мертв, чем жив, а его лицо отражало панический ужас. Он был без шляпы, в домашних туфлях и жилете и не слишком чистом белом переднике.

Режина усадила его на деревянный сундук. Появился Стефен, почти такой же бледный, как и Крепен.

Старый слуга вытянул вперед дрожащую руку.

– Господин де Крошан… – выдавил он из себя.

– Ну и?..

– Пойдемте… пойдемте скорее!

– Господин де Крошан? – пробормотала потрясенная Розина. – Что с ним?

Челюсть слуги свело судорогой.

– Мертв! – выдохнул он. – Пойдемте…

Режина принесла ему стакан рому.

Пока Крепен жадно пил, неловко держа стакан трясущимися руками, Стефен и Розина поспешно одевались. Нервные, они лихорадочно хватали, мяли, отбрасывали одежду… Он слегка оцарапал все еще влажную после сна кожу пристегивающимся воротничком и манжетами. Она совсем забыла про корсет и кое-как завязала ботинки, примяв язычок. Оба молчали. Розина, в первые мгновения ошеломленная, мало-помалу вновь начинала мыслить здраво.

Тяжелейший удар! Еще пятью минутами ранее она полагала себя хозяйкой судьбы, торжествующей, свободной!.. А это была иллюзия! Враг забавлялся с ней, как кот с мышью. Он позволил ей побегать туда-сюда, а затем, вдруг набросившись, снова схватил ее своими страшными когтищами!.. Мертв! В тот самый момент, когда собирался все рассказать!..

– Теперь мой отец остался совершенно один! – пробормотал Стефен, разыскивая подтяжки. – Непоправимая утрата!

В спальне, жалюзи которой