Читать книгу "Руки Орлака - Морис Ренар"

видела в глазах мужа после того, как он с такой ужасающей ловкостью метал в дверь ножи.

Однако же…

Однако же несчастный становился лунатиком! Он вставал ночью, еще спящий, ходил и действовал, движимый некой таинственной силой. И в эти часы беспамятства, когда душа его спала в пробудившемся теле, на что было способно тело? Выйдя из-под контроля сознания, не могло ли оно совершить преступления, отвечать за которые пришлось бы Стефену?

Присутствие Розины его, похоже, постоянно пугало… Он пытался не спать, когда она была рядом… Но только ли потому, что боялся заговорить во сне?.. Ах! Если Стефен чувствует, что уступит этому чудовищному искушению, то можно не сомневаться, что он покончит с собой! Когда-нибудь, вскоре, может даже вот-вот, она обнаружит его лежащим на полу с торчащим из сердца ножом – одним из этих пяти!..

– Закройте все это, – сказала она Режине. – Тут ничего нет… Все в порядке, спасибо. Закрывайте сейчас же. А мне нужно выйти.

Перед глазами у нее уже стоял Спектрофелес, тащивший Стефена в преисподнюю. Все ее существо кричало: «Ко мне! Помогите!»

И в своем горе она решила обратиться к старому советчику – человеку, который любил ее и всегда поддерживал.

Она опрометью сбежала по лестнице.

Две трещины в парадной двери подъезда поведали ей, как именно Стефен, возвращаясь ночью из «Пурпурного концерта», обнаружил четвертый и пятый ножи. Вид этих трещин заставил ее побежать еще быстрее.

К господину де Крошану она постучалась с такой силой, словно за ней гнался сам дьявол.

Старый дворянин, к счастью, был у себя. Он одевался и открыл дверь в пижаме, с бритвой в руке. Правая щека была в пене на вид столь аппетитной, что ее можно было принять за крем.

– Минутку! Извольте сесть, – сказал он, указывая на диван, покрытый медвежьей шкурой. – Вы ведь позволите мне закончить бритье?

Как можно было отказать ему в этом? То была одна из тех нелепых задержек, над которыми не властно ничто, кроме времени. Даже сам Людовик XIV, вероятно, подождал бы[66], пока мсье де Крошан закончит бриться.

Розина, уже едва державшаяся на ногах от усталости, послушно села среди подушек.

Из глубины своей туалетной комнаты шевалье заговорил, стараясь не растягивать губы – явно из опасения оставить порез:

– Я уже одевался, чтобы пойти к вам… поговорить с вами о нашем вчерашнем сеансе…

– Молчите, – сказала ему Розина, – а то порежетесь.

Она смотрела на Оскара, манекена, стоявшего у двери и по-прежнему облаченного в белый костюм. Она понимала уловку спирита, но, несмотря на всю свою рассудительность, была так возбуждена, что отвела глаза: симулякр больше, чем когда-либо, походил на демона Стефена.

И тут она случайно взглянула на картину, стоявшую слева от нее, на подставке, в углу мастерской.

Это был портрет некоего раджи в роскошном наряде. Но вместе с тем это был и неоспоримый портрет Спектрофелеса, с его мефистофелевской ухмылкой, перстнями с аметистами и изумрудно-зелеными глазами, словно гипнотизировавшими Розину…

На сей раз молодая женщина отреагировала и, вся дрожа от беспокойного любопытства, подошла к портрету, чтобы бесстрашно посмотреть изображенному на нем типу прямо в лицо.

О чудо! Человек, сверлящий ее взглядом, по-прежнему был Спектрофелесом, но уже не раджой! Раджу сменил в раме джентльмен восточной наружности. Его элегантный костюм был безупречно-белым. Принимая вызов своей противницы, портрет-гипнотизер только что отбросил свое роскошное облачение и предстал под уже хорошо знакомой личиной. Перед Розиной был монжеронский призрак!

Все новые и новые переживания, острая боль в пораненной руке, постоянная тревога, необычное место, этот скелет, этот манекен, этот призрак… Какая бы женщина все это выдержала?

Уже не в силах сопротивляться, Розина взмахнула руками, словно тонущая купальщица, и с жалобным стоном осела на пол.

Глава 3

Сар Мельхиор

…Наконец глаза открылись.

Господин де Крошан, не переставая держать у ноздрей мадам Орлак флакончик с солями, на несколько мгновений даже залюбовался ее глазами. Обведенные фиолетовыми тенями обморока, они были такими большими, такими красивыми, такими необычными. Они затмевали красоту лица, а их своеобразное очарование не поддавалось анализу. В них была особая приятность, которая отчетливо ощущалась, хоть ее и нельзя было отнести на счет взгляда или формы глаз, блеска или цвета, светившегося в них ума или обрамлявших их ресниц. И старому знатоку даже стало жаль Стефена за то, что иные занятия отвлекали его от любви.

Глаза были открыты, и мрак небытия мало-помалу уходил из них, изгоняемый рассветом души.

Их взгляд вновь устремился на портрет.

Шевалье внезапно все понял, и на его лице отразилась досада человека, осознавшего, что он совершил какую-то глупость.

– Ничего не бойтесь, – произнес он с нежностью. – Это всего лишь картина, портрет, который я написал когда-то…

– И чей же? – пробормотала Розина.

– Одного моего хорошего друга…

– Спектрофелеса?

– Нет-нет, дитя мое! Я старый осел… В тот день, когда вы мне все рассказали, мне следовало вам открыться, но я самонадеянно решил, что будет лучше пока промолчать, все обдумать… Спектрофелеса не существует!

– Но тогда кто этот человек – там, в раме?

– Тот, кого звали Сар Мельхиор – Мельхиор Шапло, – большой оригинал, конечно, но он лучший человек из тех, кого я когда-либо знал!

Розина провела по лицу белыми пальцами со все еще синеватыми ногтями.

– Сар был моим другом, – продолжал шевалье. – Забавы ради я нарисовал его портрет с трех разных ракурсов. Видите: эта картина – всего лишь замысловатый триптих, какие делают, чтобы развлечь людей. Как вы знаете, я обожаю всевозможные уловки и хитрости…

Крошан принялся поворачивать подпорку, и в зависимости от того, как он демонстрировал портрет – анфас или сбоку, – один и тот же человек представал на нем то в белом костюме-тройке, то в одеждах раджи, то в платье мага. При более близком рассмотрении на картине были заметны тонкие параллельные линии, проведенные вертикально.

– Однако же, – сказала Розина, – это…

– Да, это тот самый «монжеронский мертвец», о котором вы мне говорили. Сар погиб в той катастрофе. Мне сообщили о его смерти незадолго до того, как вы пришли, чтобы, в свою очередь, поведать о вашем несчастье. Мое горе было глубоким, но ваши вести были еще более трагическими… Я сейчас вытащил эту картину, чтобы посмотреть, какой эффект она произведет на Стефена во время его следующего визита, ибо опыт с манекеном ничего не дал.

– Стало быть, этот манекен, его сходство…

– У Мельхиора Шапло было запоминающееся лицо, необычность которого он всячески подчеркивал. Мы долго смеялись, когда я воспроизвел его на плечах Оскара!

– Но тогда…