Читать книгу "Ларк-Райз - Флора Джейн Томпсон"

своя гордость. Да, у нас своя гордость».

VII. Бродячие торговцы

Торговцы вносили в день женщины приятное разнообразие, и их было больше, чем можно было ожидать. Первым, кто наведывался в Ларк-Райз в понедельник утром, был старый Джерри Пэриш со своей повозкой, заваленной рыбой и фруктами. Поскольку во время своих рейсов Джерри обслуживал несколько больших домов, запас у него был довольно велик; однако к дверям деревенских коттеджей он приносил лишь ящик с копченой сельдью и корзину с маленькими кислыми апельсинами. Селедка продавалась по пенни, а апельсины – по три пенни за штуку. Даже и по таким ценам они считались роскошью; но, поскольку был еще только понедельник и в нескольких кошельках еще бренчали медяки, женщины чувствовали себя вправе обступить повозку Джерри, чтобы изучить и покритиковать его товары, даже если ничего не покупали.

Две-три хозяйки испытывали соблазн приобрести селедку на обед, но непременно с молоками, потому что почти в каждом доме были дошкольники; так что селедку приходилось делить, а молоки намазывали на хлеб для младшеньких.

– Чтоб мне лопнуть! – обычно говорил Джерри. – Я в жизни своей не видел столько молок. Хорошо, что я не любитель, иначе бы давно сам все съел. – И он по очереди сдавливал сельди большими красными пальцами и наклонял голову набок, будто прикидывая, а затем объявлял, что у всех рыбин мягчайшие молоки, даже если их не было вовсе. – Она прямо лопается, говорю вам! – Конечно, еще бы рыба не лопалась, когда ее так сдавливали. – Но что вам проку от одной селедки на всех? Вот что, – торопливо предлагал он. – Отдам вам эти три огромные рыбины за два с половиной пенса.

Но к чему эта скидка! Два с половиной пенса на дороге не валялись; на счету был каждый пенни, так что покупательница, расставшись с ним, нередко казалась себе эгоистичной обжорой; но после утра, проведенного у корыта, она так нуждалась в каком-нибудь лакомстве, а копченая селедка вносила аппетитное изменение в ее обычно однообразный рацион.

Апельсины тоже искушали хозяек, потому что их любили дети. Одной из самых больших радостей было найти на каминной полке по возвращении из школы зимой апельсины. Внутри они могли оказаться кислыми, жесткими и сухими, но снаружи были такими яркими и блестящими! А какой необычайный заморский запах наполнял комнату, когда мама делила фрукт на дольки и раздавала детям! Даже после того, как мякоть бывала съедена, оставалась кожура, которую можно было высушить на плите и брать с собой в школу, чтобы жевать на уроках или выменивать на каштаны, бечевку или другие вожделенные вещи.

Повозка Джерри страшно манила Лору. Заслышав стук колес, девочка выбегала на улицу, чтобы полюбоваться красивыми, сочными оттенками винограда, груш и персиков. Ей нравилось разглядывать и рыбу с ее холодной расцветкой и причудливыми формами; она представляла, как они плавают в море или прячутся среди водорослей.

– Как она называется? – спросила однажды Лора, указывая на особенно странный экземпляр.

– Это солнечник, крошка. Видишь эти черные пятна? Похоже на следы пальцев, правда? Говорят, что это и впрямь они. Он готовил их в ту ночь, знаешь, когда они рыбачили, взял несколько штук и приготовил на всех, и с тех пор, говорят, на каждом солнечнике, которого вытаскивают из моря, есть отметины Его пальцев.

Лора недоумевала, потому что Джерри не назвал «Его» по имени, а кроме того, это был пьющий, сквернословящий старик, который, как ей представлялось, едва ли стал бы пересказывать священные предания.

– Вы имеете в виду Галилейское море? – робко осведомилась она.

– Именно, крошка. Так говорят; правда это или нет, я, разумеется, не знаю, но следы пальцев действительно видны.

Именно на повозке Джерри в деревню впервые прибыли помидоры. Не так давно завезенные в страну, они постепенно завоевывали популярность. Тогда плоды имели более приплюснутую форму, чем сейчас, и от плодоножки шли глубокие бороздки и углубления, что делало овощ практически звездообразным. Встречались и ярко-желтые, и алые томаты; но желтые спустя несколько лет исчезли с рынка, а красные стали круглее и ровнее, обретя нынешний вид.

Корзина с красными и желтыми плодами с первого же взгляда привлекла взгляд Лоры, любившей многоцветье.

– Что это? – спросила она у старого Джерри.

– Яблоки любви, крошка. Да, яблоки любви; хотя некоторые невежды называют их помадорами. Но тебе они не понравятся – жуткая кислятина, да, какую могут есть только господа. А ты купи себе на пенни прекрасный сладкий апельсин.

Но Лора чувствовала, что обязана отведать «яблоки любви», и настояла, чтобы Джерри продал ей одну штуку.

Подобная смелость произвела среди зрительниц настоящую сенсацию.

– Не стоит его есть, – уговаривала ее одна из соседок. – Не то заболеешь. Уж я-то знаю, потому что пробовала эту гадость у нашей Минни.

И помидоры считались «гадостью» еще много лет; хотя нынче большинство людей предпочли бы нашим водянистым, пресным и гладеньким помидорам тогдашние, которые имели настоящий, яркий томатный вкус.

Пекарь мистер Уилкинс являлся трижды в неделю. Его длинную, худощавую фигуру, опоясанную белым фартуком, который, казалось, все норовил съехать на бедра, хорошо знали в «крайнем доме». Он всегда оставался там на чашку чая, которую выпивал, прислонившись к столешнице комода. Мистер Уилкинс никогда не садился, утверждая, что у него нет времени, вот почему он никогда не задерживался в пекарне перед выездом, чтобы сменить выпачканную мукой одежду.

Он был не обычный пекарь, а бывший судовой плотник, который приехал в соседнее село навестить родственников, познакомился со своей нынешней женой, женился на ней и бросил якорь в сельской местности, вдали от побережья. Отец миссис Уилкинс, которая была единственным ребенком, одряхлел, и судовому плотнику пришлось взяться за семейное дело; поэтому мистер Уилкинс, отчасти ради любви, отчасти ради будущей выгоды, отказался от моря, но в душе по-прежнему остался моряком.

Он стоял на пороге Лориного дома, смотрел на колышущиеся на ветру пшеничные нивы и плывущие над ними белые облака и говорил:

– Тут очень хорошо; но мне после моря все кажется немного неживым, вот так.

После чего рассказывал детям о шторме, во время которого накатывают волны, будто «на ваш корабль обрушивается огромная стена», и о других морях, с маленькими островками и пальмами, спокойных и ясных, как зеркало, но тоже коварных, и о коварных низкорослых людях, обитающих в хижинах из пальмовых листьев, «с лицами такими же коричневыми, как твое платье, Лора». Однажды мистер Уилкинс потерпел кораблекрушение и провел в шлюпке девять дней, последние два – без воды. Язык у него прилип к нёбу,