Читать книгу "Ларк-Райз - Флора Джейн Томпсон"

родов. Белокудренник с медом применяли для лечения боли в горле и простуды. Мятный чай считался скорее роскошью, чем лекарством; его заваривали по особым случаям и пили из бокалов для вина; а болотную мяту женщины употребляли в интимных целях, хотя, судя по всему, она не слишком помогала.

Наряду с садовыми травами, которые широко применяются до сих пор, некоторые пожилые женщины использовали дикорастущие травы, которые в определенное время года собирали и высушивали. Однако травничество постепенно умирало; большинство людей полагались на садовые растения. Исключение составлял тысячелистник; его по-прежнему собирали в больших количествах и галлонами варили из него особое «пиво». Этот напиток брали с собой на работу в бутылках для чая мужчины, его ставили в кладовой, чтобы мать и дети могли в любое время утолить им жажду. Лучший тысячелистник рос рядом с большаком и в сухую погоду настолько пропитывался белой пылью, что «пиво» имело молочный оттенок. Если дети замечали это, им говорили:

– Нам всем нужно съесть толику пыли, прежде чем мы умрем, а c пивом она запросто проскочит.

Дети из «крайнего дома» частенько задавались вопросом, как они вообще получат свою толику пыли, если их мама столь привередлива. Такие продукты, как латук и водяной кресс, она промывала в трех водах, вместо того чтобы окунать и встряхивать их, чего, по мнению всех прочих, было вполне достаточно. Водяной кресс пришлось промывать после истории о человеке, который проглотил головастика, который у него желудке вырос во взрослую лягушку. Это растение можно было собирать в изобилии, и весной его ели в больших количествах, пока оно не становилось жестким и не надоедало. Возможно, деревенские жители во многом были обязаны своим крепким здоровьем подобной пище.

Каждая хозяйка, кроме самых бедных, изготовляла все виды домашних вин. Терн, ежевику и бузину собирали на живых изгородях, одуванчики, мать-и-мачеху и примулу – на лугах, а в саду росли ревень, смородина, крыжовник и пастернак. Из садовых и диких плодов и ягод готовили джемы. Их нужно было варить на открытом огне, соблюдая большую осторожность; но результат, как правило, получался хорошим – по словам женщин, даже слишком, ибо джем чересчур быстро съедали. Некоторые умелые хозяйки готовили желе. В «крайнем доме» фирменным блюдом было желе из диких яблок. Дикие яблони в изобилии росли рядом с живыми изгородями, и дети отлично знали, куда надо ходить за красными яблоками, куда – за полосатыми красно-желтыми, а куда – за гроздьями мелких белых яблочек, похожих на головки зеленого лука.

Лоре казалось чудом, когда целая корзинка таких яблок, в которую не добавляли ничего, кроме сахара и воды, превращалась в желе, прозрачное и яркое, точно рубин. Она не учитывала, сколько времени затрачивалось на долгую варку, утомительное процеживание, тщательное отмеривание ингредиентов, кипячение и осветление, которые требовались, чтобы заполнить полку в кладовой рядами стеклянных банок, отбрасывающих на беленую стену красные блики.

Деликатесом на скорую руку был чай из примулы. Его готовили из золотых цветков, собранных с пучка первоцвета, залив их кипятком и дав несколько минут настояться. Затем чай можно пить – с сахаром или без сахара, по вкусу.

Для детей из примулы делали мячики: собирали большой душистый букет, стебли туго перевязывали бечевкой, а затем цветки распушали, чтобы прикрыть стебли. Получался практически круглый шар – самый красивый мячик, какой только можно вообразить.

Некоторые старики, державшие пчел, варили медовуху, которую там называли метеглином. Этот напиток был окружен почти суеверным почитанием, и предложенный бокал метеглина считался большим комплиментом. Тем, кто его готовил, нравилось делать из этого процесса тайну, однако на самом деле все было очень просто. На три фунта меда надо было взять галлон воды, причем непременно родниковой, ее брали из ключа, где вода пузырилась, но никогда из колодца. Мед с водой кипятили, снимали пену, процеживали и добавляли капельку дрожжей; затем в течение полугода выдерживали в бочонке, после чего метеглин был готов к розливу по бутылкам.

Старая Салли говорила, что некоторые люди сдабривают метеглин лимонами, лавровым листом и т. п. и на это она может сказать лишь одно: люди, которые добавляют что-то в мед, не заслуживают того, чтобы на них работали пчелы.

Старый метеглин считался самым хмельным напитком на земле и, безусловно, был очень крепок, как убедилась на своем опыте одна маленькая девочка. В честь дяди-солдата, вернувшегося из Египта, ее не отослали спать, а предложили сделать глоток из его бокала, и она послушалась.

До этого момента девочка весь вечер твердила: «Да, конечно, дядя Рубен» и «Большое спасибо, дядя Рубен»; но, поднимаясь наверх, в спальню, она поразила всех домочадцев, дерзко выкрикнув:

– Дядя Руби – дуб дубом!

Это говорила медовуха, а вовсе не малышка. Ей бы несдобровать; но, к счастью для нее, сержант Рубен остановил расправу, осушив свой стакан и причмокнув.

– Да, мне в свое время доводилось пробовать разные напитки, – заявил он, – но всем им до этой медовухи далеко!

А девочка под звуки очередной откупориваемой бутылки и разливаемой по стаканам хмельной жидкости сонно рухнула в постель, не сняв свой белый накрахмаленный наряд.

Жители деревни никогда не приглашали друг друга на обед, но, когда нужно было угостить чаем важного гостя или прибывших издалека родных, женщины изыскивали необходимые ресурсы. Если, как часто случалось, в доме не было сливочного масла, в лавку при трактире посылали ребенка за четвертью фунта самого свежего масла, даже если приходилось брать его в долг до получки. Тонкие ломтики хлеба, намазанные маслом и красиво разложенные на тарелке, как в старые времена, когда хозяйка дома находилась в услужении, горшочек домашнего джема, припрятанный для такого случая, и блюдо латука, только что сорванного в огороде и украшенного маленькими розовыми кружками редиса, представляли собой аппетитное угощение, которое, как здесь говорили, не стыдно подать кому угодно.

Зимой посылали за соленым маслом, готовили тосты и ели их с сельдереем. Тосты были излюбленным блюдом для семейного употребления.

– Я приготовила им горку тостов высотой по колено, – говорила мать зимним воскресным днем перед тем, как ее голодная орава возвращалась из церкви. Еще одним предметом гордости были тосты с тонкими ломтиками холодного вареного бекона с прожилками – вкуснейшего блюда, заслуживающего большей популярности.

Немногочисленные визитеры из внешнего мира, приезжавшие в Ларк-Райз, наслаждались этими простыми закусками, подаваемыми с чашкой чая, и прощальным бокалом домашнего вина; женщинам нравилось занимать гостей, а особенно нравилось ощущение того, что они оказались на высоте. «Никто не хочет быть бедным, да еще и выглядеть бедным», – говорили они; и добавляли: «У нас