Читать книгу "Истоки первой мировой войны - Джеймс Джолл"

соглашениях и скрытых обязательствах были заполнены страницы прессы. Знаменитые журналисты — Валентин Чирол из «Таймс» или Теодор Вольф «Берлинер тагеблат», к примеру, и некоторые издатели находились в дружественных отношениях с членами правительства, и к их помощи часто прибегали для преднамеренных разоблачений, которые в свою очередь рождали дальнейшие спекуляции. «Дипломатия в интересах нации, — писал британский премьер-министр лорд Солсбери, — и теперь содержится в иностранных корреспонденциях, а также в депешах кабинета иностранных дел»[86].

Не только газетчики охотились за сенсационными разоблачениями, но и правительства рады были узнать секреты других министерств иностранных дел и ознакомиться с деталями военных планов. Министерство иностранных дел Франции еще во время Ришелье создало секретную службу, которая работала над расшифровкой дипломатических кодов других государств, а с 1880 г. постоянно этим занималась[87]. Германцы имели шпиона в российском посольстве в Лондоне в 1914 г. Он передавал информацию и, кажется, преувеличил важность военно-морских переговоров между британскими и российскими адмиралами в июне 1914 г., и эта информация упрочила мнение германцев о том, что их противники сжимают кольцо вокруг Германии и что разбить это окружение лучше раньше, чем позже. Секретность дипломатических соглашений, а также военных планов заставляла власти тратить деньги и энергию на развитие специальных служб.

Либералы и радикалы во всей Европе, и особенно в Британии, отрицали необходимость секретности в дипломатических делах, в то время как сами дипломаты полагали, что их профессия сопряжена с тайной, и дипломатом может быть не любой, а только человек определенного склада. Как писал один из младших сотрудников британского Министерства иностранных дел в 1914 г.:

«Я думаю, ваша служба отбора будет в основном отбирать тот тип людей, которые подходят к международной карьере — называемой дипломатия. Все, говоря метафорически, разговаривают на одном языке, у них у всех один образ мыслей и более или менее одинаковые точки зрения, и если кто-либо, говорящий на другом языке, войдет туда, я думаю, вся дипломатическая служба отнесется к нему с презрением»[88].

Если бы международные отношения были более успешно налажены или международное напряжение было меньше, если бы подробности дипломатических переговоров стали известны общественности и прекратился контроль парламента, то нет сомнения, практика «старой дипломатии» показала бы, что за любыми международными переговорами всегда стоит больше, чем можно заметить.

Договоры о союзничестве часто велись в атмосфере недоверия. Почему они считались важными, какое воздействие они оказывали на политику участвовавших государств? В каком случае можно сказать, что существование системы союзничества способствовало началу войны 1914 г.? Современники считали, что система союзничества обеспечивает баланс сил. Это фраза, которая стала общепринятой в дипломатическом языке с восемнадцатого века, могла быть понята двояко — как объективная оценка современной военной и экономической мощи государств или как субъективная оценка государственными деятелями того, в чем заключались национальные интересы их стран. Эта мысль была выражена сэром Айером Кроу от имени британского министерства иностранных дел в известном меморандуме 1907 г.: «Единственный контроль за злоупотреблением политическим руководством всегда заключался в противостоянии одинаково сильных соперников, или в комбинации нескольких стран, составляющих союз обороны. Равновесие, создаваемое такими группировками сил, известно под названием баланс сил»[89]. Бисмарк, чья дипломатия после объединения Германии благодаря установлению баланса сил в пользу Германии, сказал об этом кратко и с присущим ему реализмом: «Вся политика сводится к формуле: старайтесь оставаться втроем столько, сколько миром правит неустойчивый баланс пяти великих держав»[90]. Многие государственные деятели и дипломаты полагали, что установление баланса сил само по себе предотвращает войну, сдерживая агрессора, то ли непосредственно, то ли создавая механизм, при помощи которого, как сам Бисмарк считал, одно государство может контролировать союзников и не дать им нарушать баланс. Этот вопрос рассматривался в передовой статье «Таймс» за апрель 1914 г.:

«Разделение великих держав на два сбалансированных лагеря с внутренними отношениями между членами каждого лагеря, которые не запрещают любому члену состоять в дружественных отношениях с одним или несколькими членами другого лагеря — в этом двойной контроль за ростом амбиций или всплеском ненависти. Все монархии и государственные деятели осознают, что война одной группы государств против другой группы станет невероятным бедствием. Сознание этого дает ответственность, которая сдерживает и ограничивает самоуверенность и опрометчивость. Но они знают также, чтобы обеспечить поддержку других членов в своей группировке и заставить их делить ответственность и риск конфликта, любое государство или государства, которые решатся применить оружие, должны сначала убедить других членов, что ссора необходима и оправдана. Они больше не свободны решать свою судьбу, отвечать только за себя»[91].

Эта система разрушилась в 1914 г., когда стало ясно, что баланс сил не был-регулятором международной системы, и что раздел Европы на враждующие союзнические системы не будет работать так благотворно, как надеялся редактор «Таймс». Два договора о союзах, которые были очень важны в июльском кризисе 1914 г., — это германо-австрийский союз, подписанный в 1879 г., и франко-российский союз 1893 г. Италия вошла в союз с Германией и Австрией в 1882 г. — известный как Тройственный союз, он был обновлен в 1912 г. Это были формальные союзы, но такими же важными были менее формальные соглашения между Британией и Францией в 1904 г. и Британией и Россией в 1907 г. Если мы посмотрим на обстоятельства, при которых велись переговоры о заключении этих соглашений, и ситуации, которые они рассчитывали создать, мы увидим, как менялась их сущность. В то же время факт их существования вынуждал другие страны строить их на выравнивание с теми, кто мог оказаться противником в войне. Таким образом, и политические и военные планы были подчинены существованию союзнической системы, которая усилила разделение государств.

К 1914 г. усилилось значение германо-австрийского союза, заключенного Бисмарком в 1879 г. Поскольку Россия еще не забыла об унижении, нанесенном ей государствами на конгрессе в Берлине в 1878 г., Бисмарк полагал, что союз с Австро-Венгрией будет сдерживать Россию от любых действий против Германии, и таким образом рано или поздно вынудит Россию изменить отношения с Германией, как на самом деле и произошло в 1881 и 1887 гг. Но Бисмарк также всегда считал, что союз — это средство укрепления политики Австрии на Балканах, и, если не считать ситуации, когда Германия была вовлечена Австрией в войну с Россией, союз укреплял интересы Австро-Венгрии в Юго-Восточной Европе. Союз был, в понимании Бисмарка, элементом стабильности в Европе, поскольку он заставил Россию улучшить отношения с Германией, а также обеспечил Германии контроль над австрийской политикой по отношению к ее соседям-славянам.

Для Австро-Венгрии и Германии союз означал дополнительную гарантию стабильности в империи. По крайней мере с 1815 г. выживание Габсбургской монархии зависело в