Читать книгу "Истоки первой мировой войны - Джеймс Джолл"

кайзера с благодарностью-и уведомлением о получении не была послана, так как телеграфные линии были закрыты. Альберт Баллин, глава пароходной линии Гамбург-Америка, установил тесные связи с британскими бизнесменами и политиками, надеясь убедить членов британского правительства в том, что среди германских правящих кругов существовало большее разногласие, чем на самом деле. Люди имеют склонность надеяться, что все проблемы можно разрешить — великое наследство европейского просвещения, — от которого еще не отказались.

Мы знаем, что случилось позже, можем оценить, какие решения оказались роковым в кризисе июля 1914 г. и понять, что всякий максимализм в то время был беспочвенным. Каждое из этих решений ограничивало или, казалось, могло ограничить свободу действий других правительств, не оставляло выбора тем, кто принимал решения, и тем, кто был против них. И если мы стараемся понять причины войны, мы должны по крайней мере рассмотреть те из них, которые назывались в то время, когда делался выбор. Если рассмотреть решения, принятые после 28 июня, — к примеру, постановление студентов (членов движения Млада Босня) убить эрцгерцога, разрешение австровенгерских властей на визит эрцгерцога в Сараево (несмотря на предупреждения и его собственные дурные предчувствия) в день, когда сербы отмечали годовщину великого национального несчастья (поражение от турок в 1389 г.) — можно осознать, какие из этих решений имели особую важность и значение. Каждое из них — решение австрийцев принять жесткие меры против сербов, германское решение поддержать Австро-Венгрию, сербское решение отвергнуть некоторые требования австрийцев, решение России защитить Сербию, решение британцев вступить в войну, и, возможно, самые главные решения о мобилизации в России и Германии — все они зависели от целой серии предшествующих решений, планов, унаследованных отношений, присвоений. Все это мы должны проанализировать, если хотим понять то, что случилось в июле 1914 г. И если мы преуспеем в этом, то мы все же должны постараться увидеть то, чего ожидали от этих решений люди в 1914 г., так как очень немногие из них хотели военного исхода и еще меньшее число отдавало себе отчет, какие будут последствия. Как предупреждал российский представитель в Белграде своих австрийских коллег 22 июля: «Мы знаем, когда и почему война начинается, но никогда, где она закончится»[77]. Генерал Конрад, глава генштаба Австро-Венгии, обсуждая вопрос о войне против Сербии с графом Бертольдом, министром иностранных дел, 6 июля заметил, что их германские союзники должны бы знать, что может произойти после такой войны. И добавил: «Этого мы и сами не знаем»[78]. Германский канцлер, Бетман Гольвег, выразился так: «Они оказались жертвами сил, которые были сильнее их». Бетман заявил своему личному помощнику: «…над Европой навис рок, который выше человеческих сил»[79]. Сазонов, министр иностранных дел России, признавался послу Италии 25 июля, «что ему страшно» [80]. Эдвард Грей образно выразил чувство беспомощности, охватившее его. Выглянув в окно кабинета в сумерки 3 августа, он сказал: «По всей Европе гаснут фонари. Мы в жизни не увидим их теперь зажженными»[81]. Наблюдая за ходом истории, мы должны рассмотреть те силы, действие которых объясняет решения людей, как часть более широкого и неизбежного исторического процесса, или хотя бы как часть картины, которая открывалась взорам европейских канцлеров. Проблема отношений между ними остается главной историографической и философской проблемой, которая является неразрешимой. Тем не менее в следующих главах мы постараемся дать некоторые объяснения относительно начала первой мировой войны и показать, как они далеки от решений, принятых во время кризиса в июле 1914 г.

Система союзничества и старая дипломатия

Победа Пруссии над Францией в 1870 г. и создание Германской империи привели к изменению баланса сил в Европе и во всем мире. Германия к тому времени была не только сильнейшей военной державой на континенте, но и страной с широко развитой промышленностью. В 1880–1890 гг. методы ведения международных отношений и основная структура международных союзов в большей степени определялись Бисмарком и подчинялись интересам Германии. Имя Бисмарка связано с особым стилем дипломатии — это безнравственная и беспринципная «реальная политика». «Это осадок, оставленный Бисмарком, который до сих пор находится в чашке», — так Эдвард Грей писал в декабре 1906 г. и обвинял германскую дипломатию в «преднамеренных попытках посеять раздоры между странами, говоря одной стране гадости о другой»[82]. Это не честно, — возражал А. Дж. П. Тэйлор, — «Бисмарк был не хуже в этом отношении, чем другие государственные деятели девятнадцатого столетия, хотя бы Наполеон Третий»[83]. Но Бисмарк и современникам и последующим историкам казался великим мастером дипломатической интриги. Запугивая послов и министров иностранных дел других государств, блефуя, он таким образом заставлял их выполнять свою волю, порою совершая необдуманные поступки, такие, как в 1887 г., когда он зачитал российскому послу точный текст германского договора с Австрией с целью вынудить Россию согласиться повторно заключить договор с Германией, что обеспечивало нейтралитет России, в случае франко-германской войны, не требуя от Германии взамен никаких гарантий. Он, конечно, мог ожидать провала своих интриг: «Все, что я могу сказать — это обдумывайте лучше то, что делаете». Бисмарк заявил министру иностранных дел Австро-Венгрии во время переговоров о союзничестве между Германией и Австро-Венгрией в 1879 г.: «Я в последний раз призываю Вас оставить ваше противодействие. Примите мое предложение, или… или я приму ваши»[84]. Основным методом дипломатии Бисмарка было подчеркнутое притворство. Во всех международных переговорах и предприятиях он всегда исходил из национальных интересов и этим оправдывал отступления от международных обязательств. Бисмарк был уверен, что Австрия и Пруссия — государства слишком великие, чтобы быть связанными текстами договоров. Никакое соглашение не могло длиться бесконечно, и, как полагал Бисмарк, все переговоры должны содержать фразу rebus sic stantibus. Лорд Солсбери думал так же. В конце своей жизни он писал по вопросу нейтралитета Бельгии: «Наши обязательства по договору будут отвечать нашим национальным интересам и не будут стоять над ними»[85].

Союзнические договоры и другие международные соглашения держались в секрете и полностью публиковались только после войны. И даже те, которые были опубликованы, имели секретные статьи. Вновь подтвержденный договор Бисмарка с Россией (1887 г.) был заключен без ознакомления с текстом германского договора с Австро-Венгрией, и Бисмарк признался в его существовании только после вынужденной отставки, а его преемник Каприви ничего не прибавил нового. С деталями Тройственного союза между Германией, Австрией и Италией можно было частично познакомиться лишь в 1915 г., когда Италия объявила войну своим бывшим союзникам, но полностью этот документ не публиковался до 1920 г. Спекуляциями о тайных