Читать книгу "Руки Орлака - Морис Ренар"

женился на мадемуазель Элизе д’Арвьер. Ей было двадцать два года, мне – сорок четыре, вдвое больше. Она была бедной девушкой из многодетной семьи. Я был богат, да и сейчас все еще человек состоятельный. Впоследствии я узнал, что тогда она любила одного юношу ее возраста по имени Робер Дикс и их чувства были взаимными. Элиза пожертвовала этой любовью ради предложенного мною богатства. Да, она сделала это – ради матери, ради своей семьи, людей очень достойных и очень несчастных. В то время этот Робер Дикс был, как говорится, никто и звали его никак. Теперь, как мне известно, он преуспевающий бизнесмен… Да, повторюсь, мне это известно. Дело в том, что я не переставал следить за его жизнью и поступками с того самого момента, как мне стал известен секрет жены… Она никогда больше не видела этого Робера Дикса. Никогда! Она была мне наипреданнейшей, наивернейшей супругой! Совершенно ли она забыла мужчину, который первым тронул струны ее сердца? Этого я не знаю. Он, в свою очередь, всегда держался в стороне, выказывая исключительную корректность. Но так как я наблюдал за ним, то должен искренне и не без некоторого стыда признаться, что он свято хранил все реликвии их идиллии. Я знаю, что смерть Элизы отнюдь не успокоила его страсть, наоборот, сделала для него еще более дорогим все то, что напоминало ему о моей жене. Моей жене, слышите?.. Ах, мсье, знали бы вы, сколь странная и жалкая эта ревность – его ревность, моя!.. Мы ненавидим друг друга – издали, втайне, из-за воспоминаний, из-за могилы!..

Тут мсье де ля Омри замолчал и пристально посмотрел на Жерома, словно пытаясь понять, уловил ли тот его мысль.

– Словом, – сказал Жером, – вы подозреваете, что портрет мадам де ля Омри украл именно этот мсье Робер Дикс.

Граф ответил лишь жестом, который ничуть не противоречил словам комиссара.

– Каковы размеры портрета? – спросил Жером.

– Он выполнен в натуральную величину. Но раму не взяли. Полотно вырезали очень ровно и аккуратно – вероятно, карманным ножом. Если картину потом свернули, то мог получиться рулон сантиметров восьмидесяти высотой. Такой можно относительно легко спрятать под пальто или пелериной. Вчера меня целый день не было дома, вследствие чего я не могу сказать с уверенностью, что слуги никуда не выходили в мое отсутствие, пусть даже для того, чтобы подняться к себе, в мансарду.

– Стало быть, кража была совершена вчера?

– Мне стало известно о ней часов в одиннадцать вечера. Обычно я возвращаюсь раньше, но не бывает такого, чтобы я не заходил в небольшую гостиную, где висел портрет. Там, мсье, я каждую ночь проводил по несколько часов в созерцании, в молитвах перед образом, который у меня похитили… В эту ночь я обнаружил там одну лишь пустую раму!

– А ваши слуги?..

– Никто из них не видел и не слышал ничего подозрительного. Я расспросил их всех утром, как сразу же расспросил и моего камердинера, который каждый вечер дожидается моего возвращения. Днем приходили рабочие – кое-что ремонтировали. Я убежден, что кражу, под прикрытием их присутствия, совершил…

– …Мсье Робер Дикс?

– Нет, но кто-то…

– …Нанятый им?.. Вы это имеете в виду?

– Да, – твердо заявил мсье де ля Омри, и в глазах его сверкнул гнев.

– Хорошо, – заключил Жером. – Если вы не против, мы сейчас же отправимся к вам домой.

– Я к вашим услугам.

* * *

Граф де ля Омри проживал на бульваре Мальзерб, в чудесных двенадцатикомнатных апартаментах, на втором этаже. Граф сам любезно провел комиссара по всей квартире. Небольшая гостиная, где прежде висел портрет, располагалась в самой глубине; спальня графа находилась в противоположном конце коридора. Установив этот факт, Жером заявил, что в конечном счете проще всего было бы украсть картину ночью, во время сна господина де ля Омри, который все равно ничего бы не услышал.

На это последовал ответ:

– Мсье, я не стану ничего от вас скрывать. Дело в том, что по ночам я проводил – плача, на коленях, в прострации – перед призраком моей обожаемой супруги не каких-то один-два часа… Только лишь рассвет вырывал меня из этого мучительного, но, однако же, благостного ночного бдения, так что лишить меня моего сокровища можно было разве что днем.

Расспрошенный комиссаром камердинер твердо заявил, что вечером, вплоть до той самой минуты, когда мсье граф вернулся домой, в квартиру никто проникнуть не мог.

Жером завершил свой визит, уверенный в том, что, как и утверждал мсье де ля Омри, кража была совершена накануне, в дневные часы, кем-то, выдававшим себя за рабочего – или же одним из рабочих.

Никаких следов проникновения со взломом действительно не было видно.

Что же касается мотива преступления, то тут граф, вероятно, был прав, ибо ничего другого, кроме портрета, не пропало.

На этом Жером покинул квартиру. Выйдя на улицу, он последний раз взглянул на здание и вернулся на набережную Орфевр, где сразу же навел справки о мсье Робере Диксе.

Господин Робер Дикс путешествовал. Оставив город три дня тому назад, он должен был вернуться в Париж на следующей неделе. Это не доказывало абсолютно ничего.

Жером погрузился в размышления и размышлял так упорно и долго, что мсье де ля Омри не получал от него новостей в течение пяти долгих дней.

Граф снова увидел комиссара лишь на шестые сутки, часа в три ночи. Мсье де ля Омри спал крепким сном под воздействием снотворного, когда вдруг почувствовал, что кто-то трясет его за плечо.

Он увидел ярко освещенную спальню и стоявшего рядом с кроватью Жерома; плащ комиссара был белым от штукатурки.

– Вставайте, – сказал графу Жером, – мы взяли вашего вора…

Ничего не понимающий граф выбрался из постели, бормоча:

– Но как вы проникли ко мне?

– Пойдемте, мсье, пойдемте… Я проник к вам через вот эту дыру.

Уже дошедший до находившейся в другом конце квартиры небольшой гостиной Жером показывал свежепроделанную в стене брешь. Через это отверстие можно было видеть располагавшийся по соседству магазин ювелира и нескольких мужчин, на руках у одного из которых были наручники.

– Обычный «медвежатник», – пояснил Жером. – Но чтобы «работать» спокойно, ему было нужно, мсье, чтобы вы перестали являться сюда и просиживать тут всю ночь напролет. Понимаете?

1937

Призрачный взломщик

– Мои инспектора прозвали его Угрем, – сказал окружной комиссар Жером. – Некоторые даже величали его Призраком. Настоящая его фамилия, однако, была Штольф, в чем, естественно, сам я не имел возможности