Читать книгу "Руки Орлака - Морис Ренар"

выронила соломинку, которая осталась в его волосах для того, чтобы безапелляционно доказать вам невиновность господина Мозера!

1936

Ищите преступление

Окружной инспектор Жером выслушал мой вопрос с искренним любопытством и с тем видом, который, пока я говорил, уже не оставил у меня сомнений в его ответе. Этот ответ, как я и полагал, был утвердительным.

– Конечно, – сказал он. – Было у меня и такое. Хотя, должен признать, подобные случаи очень редки. Обычно сначала обнаруживают преступление или же правонарушение и, уже отталкиваясь от него, выходят на убийцу или же преступника. Обратное удивительно само по себе.

– Полагаю, – произнес я, крайне заинтригованный, – полагаю, у вас это было какое-то правонарушение. Более того, правонарушение, в котором не было ничего сенсационного. Иначе – я хочу сказать, если бы это было преступление, – дело наделало бы, уж простите за тавтологию, много шума и о вашем триумфе писала бы вся мировая пресса.

Жером улыбнулся в свои седые усы, и я увидел, как к чистой синеве его взгляда добавилась слегка таинственная и ироничная нежность какого-то воспоминания.

– Нет, – ответил он, глядя на меня серьезно, – то было именно преступление.

– Тогда, вероятно, речь идет об очень старой истории…

– Это не может быть очень старая история. Ну же, подумайте.

Я задумался на несколько секунд, на протяжении которых мы не переставали смотреть друг другу глаза в глаза, но если взгляд Жерома был доброжелательным, то мой, скорее всего, растерянным и вопрошающим.

– Вам не кажется, – продолжал Жером, – что я достиг того возраста, когда подозрительными могут показаться даже лицо человека или же его поведение и поступки?

– Простите, – заметил я, – но я думал, что вас должно было встревожить, навести на след нечто иное… Например – как знать? – шрам, рубец, какая-нибудь отметина на ногтях жертвы…

– Стоп! – воскликнул Жером, вскидывая руку. – Шрам, рубец – разве это не признаки насильственного действия? Своего рода улики? Следы происшествия, которое вполне могло быть преступлением и которое интересно расследовать? Преступление само о себе объявляет, выдает себя – разве не так? Давайте поточнее определим исходные данные нашей задачи. Будем более скрупулезны, мой дорогой друг.

– Вы действительно хотите сказать, что безошибочно определили преступление по одному лишь виду преступника?

– Именно так. Но ваши слова не совсем точны. Я все же ошибся. Ошибся не в плане человеческом, а в плане судебном. Вы поймете, что я имею в виду, когда услышите всю историю.

Этот мужчина шел по тротуару прямо передо мной. Так уж вышло, что, сам того не замечая, я двигался с ним в одном темпе и невольно следовал за ним по пятам. Мое внимание привлекло лихорадочное движение его пальцев. Эти пальцы нервно дергались, указывая на то, что шедший впереди меня мужчина обеспокоен, вероятно, даже встревожен. Этого оказалось достаточно для того, чтобы он перестал быть для меня безразличным. В общем, приблизившись, я попытался разглядеть в витринах магазинов отражение его лица. Мне это без труда удалось, и, таким образом, я рассмотрел строгий профиль и живой взгляд, насколько я мог об этом судить.

Этот мужчина носил окладистую бороду. Одет он был просто, почти бедно. Его поношенные брюки выглядели снизу чуть пообтрепавшимися, каблуки ботинок были стоптаны.

Один за другим, мы шли в сторону какого-то бульвара. Стояло утро, и довольно-таки холодное, вследствие чего народу на улицах почти не было. Но холода этот мужчина, похоже, даже не замечал, так как он не опускал руки в карманы, что являлось еще одним свидетельством одолевавшего его беспокойства.

По мере того как мы приближались к бульвару, его шаг замедлялся, становился все более нерешительным. Он приостанавливался, двигался дальше, снова приостанавливался. Внезапно он встал и, немного поколебавшись, повернулся к лотку продавца рубашек и так и замер возле него, лихорадочно поглаживая бороду.

Я сделал вид, что снова прикуриваю, хотя моя сигарета и не потухала, – это позволило мне тоже остановиться и рассмотреть мужчину поверх сложенных «чашечкой» рук. У него был неподвижный взгляд. Наверняка он не видел находившихся перед его глазами рубашек, воротничков и галстуков. Он что-то обдумывал – насчет этого мой прежний опыт меня не подвел, – такое выражение лица я наблюдал только у нескольких человек, чей образ навсегда запечатлелся в моей памяти полицейского. Подобное выражение бывает лишь у тех, кто только что совершил преступление. Что это за выражение? Как его вам описать? Этого я не могу сказать. Возможно, это просто какой-то нюанс. Как бы то ни было, опытный и хоть чуточку наблюдательный сыщик не преминет его распознать, если ему уже доводилось видеть такое на лицах людей, не умеющих скрывать свои эмоции.

Внезапно, движимый неким импульсом, мужчина снова пошел в направлении бульвара – теперь уже быстрым шагом.

Дойдя почти до перекрестка, он опять остановился, прежде чем повернуть, машинально дотронулся пальцем до шляпы, сделал несколько неопределенных жестов и, наконец, осознав, что подобной мимикой он привлекает к себе внимание, похлопал себя по карманам, как человек, спрашивающий себя, куда он засунул бумажник или еще что-то. Затем очень медленным шагом прошел то небольшое расстояние, которое оставалось ему преодолеть до бульвара.

Там он посмотрел направо и застыл на месте с удивленным видом.

Я прошел мимо, абсолютно уверенный в том, что он меня не заметил. А вот я его рассмотрел, мертвенно-бледного, с выпученными от изумления «совиными» глазами, которые вместе с голубоватыми кругами вокруг них занимали добрую половину лица и были полны уж и не знаю каких ужасающих воспоминаний.

На что они смотрели, эти глаза, в которых угрызения совести боролись с безумием? На одно из строений, стоявших по ту сторону дороги. То был доходный дом, средних размеров. Шесть этажей, и уж наверняка по одной квартире на каждом.

Все мне подсказывало, что это и было место преступления. И поведение этого человека, и его лицо.

Я поискал взглядом какого-нибудь полицейского. Нашел двоих и сказал им не спускать с «клиента» глаз, пока я, в свою очередь, доведу расследование до конца.

Еще один, сказал я себе, вернувшийся на место своего злодеяния. Лишь единицы так не поступают. Я направился к этому зданию. Порывшись в памяти, я не сумел вспомнить какого-либо совершенного здесь и оставшегося безнаказанным преступления. Но я вполне мог и ошибаться.

Прежде чем войти в вестибюль, я взглянул через плечо на подозрительного гражданина. Он только что сел на скамью. Оба полицейских с благодушным видом прогуливались у него за спиной. Консьержка оказалась невысокой болтливой толстушкой неопределенного возраста. Я предъявил ей свое удостоверение.