Читать книгу "Кладбищенские истории - Борис Акунин"

Не верьте и надписи на могиле Джона Голсуорси. Его пепел,согласно завещанию, развеян над полями Сассекса, а здесь, на том самомкладбище, где хоронили Форсайтов, от писателя остались лишь буквы, вырезанные вграните.

Отсутствие на Хайгейте останков Диккенса и Голсуорси,пожалуй, символично. Хайгейт задумывался как кладбище не для гениев, а длянадежной опоры престола, для богобоязненной буржуазии, для верхушкимиддл-класса, то есть для самой английской из Англии. Тем чуднее, что главнаязвезда некрополя, его добрый ангел-хранитель — не англичанин, не христианин и ктому же лютый враг буржуазии.

Здесь, в новой части кладбища, похоронен основоположниккоммунизма Карл-Хайнрих Маркс. Если местный муниципалитет завтра объявит, чтоХайгейтское кладбище ликвидируется из-за нехватки средств, можно несомневаться, что великий Китай и менее великая, но еще более верная марксизмуСеверная Корея немедленно возьмут викторианский заповедник на свое иждивение.Да и сегодня могильщик капитализма является главным кормильцем для своихсоседей-эксплуататоров. Именно к нему, грозному и бородатому, приезжаютделегации и индивидуальные паломники. И каждый платит кладбищу за вход.

У памятника Марксу всегда живые цветы — об этом я когда-тослышал не то на уроке обществоведения, не то на классном часе. Приехал черезмного лет, убедился: истинная правда[5].

Торжество немецкого иммигранта над современниками ещенагляднее по контрасту с соседней могилой — непримиримого марксова врага,философа Герберта Спенсера, который при жизни был куда славнее и влиятельнее, атеперь исполняет роль гарнира при могиле № 1 и поминается разве что в любимойхай-гейтской шутке, обыгрывающей название популярной сети универмагов: «Марксэнд Спенсер». (Впрочем, в британских некрополях парадоксальность посмертногососедства — вещь обычная. В Вестминстере, например, Мария Кровавая и ЕлизаветаВеликая лежат в одном саркофаге, хотя, как известно, первая усердно истреблялапротестантов, а вторая столь же истово изводила католиков.)

Памятник Марксу, пожалуй, хорош. В нем есть и мощь, итрагизм, и энергетика, так что в памяти возникает не портрет с первомайскойдемонстрации, а живой человек, так драматично повлиявший на ход мировой историии в том числе на нашу с вами жизнь.

Карл-Хайнрих был человеком сильных страстей. Рассказывали ливам в школе, что в юности он дрался на дуэли и что над левым глазом у негоостался сабельный шрам?

Что последние главы «Капитала» он писал стоя (не мог сидетьиз-за фурункулов на седалище) и грозно приговаривал: «Ну, попомнит буржуазиямои чирьи»?

Что он очень гордился аристократическим происхождением женыи настоял, чтобы на визитной карточке у нее было написано: «урожденнаябаронесса фон Вестфален»?

Что основоположник сделал своей экономке Хелен Демут ребенкаи что Энгельс, настоящий друг, объявил виновником себя? Что ради спокойствия фрауМаркс младенца отдали в чужие руки? И что теперь все трое — и Карл, и Женни, иХелен — мирно лежат под одной плитой?

А еще здесь покоится урна с пеплом любимой дочери философаЭлеоноры, которая отравилась из-за несчастной любви. Много лет этот сосуд простоялв штаб-квартире британских коммунистов, потом был арестован полицией ипереместился в хранилище Скотленд-Ярда. Воссоединение с семьей состоялось лишьв 1954 году, когда Марксов переселили с одного кладбищенского участка надругой, более престижный.

Не надо было этого делать. Покой мертвых нарушать ни в коемслучае нельзя. Мудрые жители древнего Китая хорошо это понимали и за вскрытиемогил карали смертной казнью. Какой бы важной ни казалась живущим цельэксгумации, всё равно трогать покойников не стоит — только сделаете хуже и им,и себе.

Взять хоть Маркса. Пока коммунисты не решили еговозвеличить, собрав деньги на перезахоронение и монумент, дела у марксизма былив полном порядке. Он триумфально шествовал по континентам, очаровал третьнаселения Земли и объединил почти всех пролетариев. Но стоило святотатственновторгнуться в подземное обиталище Карла-Хайнриха, и на головы егопоследователей обрушились напасти одна ужасней другой: сначала разгромсталинизма и венгерский мятеж, потом конец Великой дружбы СССР и КНР, двухглавных социалистических держав, et cetera, et cetera вплоть до полного крахакоммунистической идеологии.

История Хайгейтского кладбища богата эпизодами,демонстрирующими вред и тщету эксгумаций. Скандальнейшая из них произошла вдекабре 1907 года, когда из земли извлекли гроб некоего Томаса Дрюса. Невесткаи внук этого торговца с Бейкер-стрит, умершего почти полувеком ранее,утверждали, что под именем Дрюса скрывался герцог Портлендский, известныйчудаки мизантроп, который якобы прорыл из своего дворца подземный ход наБейкер-стрит и в течение долгих лет имел две семьи и вел двойную жизнь:пэра-миллионера и скромного лавочника. Спор, разумеется, возник из-за права нанаследство. Дрюсы десять лет судились, добиваясь санкции на извлечение гроба.Добились. И что же? В могиле лежал не герцог, а плебей. Для одних участниковскверной затеи дело закончилось сумасшедшим домом, для других тюрьмой, длятретьих бегством из страны. Что же до бедного, безвинно потревоженного Томаса, тоу меня имеется гипотеза на сей счет, но о ней чуть позже.

Сначала поговорим о странностях любви.

Жил-был художник-прерафаэлит Данте Гэбриэл Россетти. Онбезумно любил очень красивую девушку с волосами цвета испанского золота, звалиее Элизабет Сиддал. Для кружка прерафаэлитов Элизабет была богиней красоты, ипочти все они запечатлели ее на своих полотнах. Самое знаменитое,растиражированное уже чуть ли не до конфетных коробок, — «Офелия» кисти ДжонаЭверетта Миллеса. Элизабет позировала, часами лежа в ванне, среди цветов.Простудилась, заболела чахоткой, стала медленно угасать. Умерла молодой —вскоре после того, как Данте Россетти на ней женился. Безутешный живописецположил в гроб пухлую рукопись своих стихов, посвященных любимой. Это былнеобычайно — до китча — красивый жест, совершенно в духе прерафаэлитизма. Ношли годы, воспоминания о любви поблекли, а кроме того Россетти решил, что онвсе-таки в первую очередь поэт, а не художник, и ему ужасно захотелось издатьсвои лучшие стихи.

Так произошла самая жуткая из хайгейтских эксгумаций.Глубокой ночью при свете костра и масляных ламп разрыли землю, открыли крышкугроба. Очевидцы говорят, что Элизабет за семь лет не истлела и лежала, всё ещепохожая на Офелию. Рука в перчатке осторожно отвела в сторону знаменитыезолотистые пряди, взяла листки, лежавшие близ мертвого лица, и покойницуупрятали обратно.

Вся эта история, конечно же, послужила отличной рекламой длякниги. Только вот поэтической славы автору стяжать не удалось — стихи былижестоко раскритикованы газетчиками. Россетти лишился сна и покоя, весь остатокжизни терзался угрызениями совести, а когда умер, велел похоронить себя не всемейной могиле, а подальше от Хайгейта, вселявшего в него мистический страх.