Читать книгу "Марсиане - Ким Стэнли Робинсон"

1. Что у меня в карманеВспоминаю, как в бостонский год мойНа закате, один, я вдоль Чарльза гулял:Город снежной укрыт пеленою,Копья деревьев чернеют в ряд,Лед на реке серебром блестит.

Лезу в карман замерзшей рукою —Под пальцами книга, что потерял,Любая, забытая, хоть о чем —Нежданный подарок в моих глазах.

2. Финал Девятой симфонии БетховенаМиг смены партий в хоре уловив,Слушаю пенье – оркестр вторит эхомЕго голосам, добавляя своиВ фугу, словно бы море плещет.Сплетенье мелодий в один моментНе разорвать, то – раскаты грома.Я знаю, создал БетховенДивную оду совсем глухим.Там, где только знаки чернелиНа листе, он видел слияниеГолосов, поющих в его голове.Рожден быть писателем.

3. Читая журнал Эмерсона«Тоска стекает с нас,Как с селезня – вода».

Ах, Уолдо, Уолдо,Была бы то правда,Но, напротив,Тоска вопьется в нас —Так тушь чернит листы.

4. ПрохожийНа пути в СатьяграхуЯ видел парящего сокола,И каждый взмах, каждый крен его крыл былПесней в солнечном воздухе.

5. Сны реальныМеркнет день – лишь книгу открой,Нас с тобой уже не догнать,В океан на лодке уйдем.

Пляшут волны, рождаясь, где?Утопая в море чернил,Шеклтон пред волной застыл —

За тучу принял ее.Лодка – под воду, всплыли с нейВ новом мире и провели

В Южной Джорджии ночь.В пещере Шеклтон вскочил,Вопя, и голову разбил,

На камень налетев во тьме,Чуть не убился в полусне,Грезя о той волне.

6. Видел во время пробежкиЧетыре птицы: в небе – драка.ПустельгаИ сорока,Ворон,Сокол,Кружат над головоюВ краткой, злой перебранке.

Пересекая Матер ПассКогда жизнь трещала по швам,Я отправился к Матер Пасс,С каждым шагом в небе сгущалась мгла,Пока мир не посерел.

С запада на восток катилПо небу бочкой пустой гром,Лишь пересек я Верхний Бассейн,Сразу же снег пошел.

Белые хлопья вокруг меня,Камни скользят под ногой,В парке, в штанах – сух и согрет,Я прежнюю жизнь отверг:

Прошлого нет. Самый следВ ветре, в шуге растай!Я не вернусь! Никогда!Прочь уводил каждый шаг вверх.

Горбат и выщерблен, утесВставал в тумане, и хребтомТропа вилась незримо. НетТеперь возврата – до небес

Джон Мьюри прорубил ееС командой – смерть им принеслаДорога в горы: именаПрочел, меж них – мое.

После был перевал,Где вскипала метельПо сторонам, в скалах яВздумал поесть, но продрог

И налегке миновалБелую свастику – северный склон,Чтоб разглядеть Палисад Лейкс,У самых ног: кружевом пал

Иней на золото камней,Под солнцем новый день сиял,Рождался мир, отныне – мой!К костру туристов я подсел.

– Ты в бурю Матер пересек?– Да, я былое бросил там,И больше страха нет во мне.

Ночь в горахТеперь могу ответить сам себе,Как странник – люду, что хотел узнать,Где тот бродил: есть горная гряда —Увидишь раз и влюбишься навек.

– Томас Хорнсби Феррил

1. ЛагерьВодопад со скалы —Песня. Свечка и ночь.

Полжизни – годаПрошли будто миг.

Перевал, горный пикТакже манят в поход.

Мох, луга и ручьиПростерлись у ног.

Далека, как беды мои,Над палаткою россыпь звезд.

2. ПочваМиг – отблеск свеч,Месяц – хвоя,Годы – ветвь,Песок – век,Галька – тысяча лет,Кремень – эоны.Спички мои сломаны.

3. Написано звездным светомНе вижу слов.Водопад как струнаВ ветре звенит, рушится с круч.Сумрачный лес освещает луна,Чистый белеет лист.Я пишу, различая лишь,Как чистый белеет лист, —Вот она, жизнь моя:

Лагерь у скал, можжевельник, тьма.Сердцу легко. Ветер устал,Смолк к пятничным снам.Большая Медведица льнет к хребту,Друзья давно в палатки ушли,На белом камне один в свете звезд,Над головою кружат миры,Прочь уплываю, ритм уловив.

Сколько зажглось – не сосчитать,Этих неверных, маленьких искр,Прежде чем мрак, отступив,Млечный Путь взору явил.

Цвели б небеса белым огнем,Но облако сажи гасит волну,Так же и мы небо коптим —Прах, на ветру пыль.Звездный свет обнажает суть.Камни спят. Деревья живут.Водопад шумит,Прочий мирТих, как сердце мое.

Незримые совыПомню, в горах ночевали мы:Тот уголок приметив давно —Крупный песок, валуны и кустыВозле вершины, – решил отыскать я,И ничего не боялась ты.

Лишь под вечер отправились в путь.Воду несли в рюкзаках.Выше – Хрустальной Цепью во мрак,Выше – щебенкой, усеянной травами,Пока вновь не увидели свет.

Лагерь поставили, где желал, —Меж можжевельников старых, а тамДень в колодец ущелья упал,Небосвод потускнел.Ужин готовили, к камню прижавшись.

В пронзительно-синий миг – не солгу:Цвет этот глубже других цветов —Мы вздрогнули – в ветре мелькнула тень,И снова в дрожь – сорвалась с небесЛавина тьмы: они настигли нас,

А их не видно – не взошла луна,Пронзают воздух в тишине ночной.Нетопыри? Нет. Больше. Стаю скопУслышал бы. Мы, жертвы пары сов,Пригнулись – нападенья избежать.

Безмолвная атака – чувств разлад:В строенье крыл секрет – нем их полет,Внизу трещат дрова, а надо мнойКружится тьма, как черный стробоскоп,Его лучи над головой скользят.

Одна внезапно задела меня,Я поднял горелку, и «Василек»В небе расцвел, разгоняя тьму,Синей звездой, вспышкой огня,И та унеслась на черных крылах.

Мы хохотали, немного нервно —Нас приняли, видимо, за еду.Стал Млечный Путь паутиной белой,Где светлячки горят,И синий блик, чуть сомкнешь глаза,

В палатке синей уснуть мешал.Вышла луна из-за синих туч —Их синева во мне,В тебе – всегда и везде,Взгляд мглы и небес,

Где бы мы ни были.Сколько бы ни прошло лет,Засыпая, я вижу, как совы кружат,Мы лежим вместе, там, на камнях,Или парим в немой синеве.

ТензинТензин – не дока в английском.Редкий сон, жидкий суп —Вот что важно в его краю.

От чайной к чайной вел насЗемлей, что иссеклиГорные реки – как много их тут!

Он заботился о еде,Постели стелил,Указывал путь.

Вверх по ущелью Дудх-Коси:Свежие листья к ногам пристают,Мокро – над нами тучи висят,

Под вечер рассеялись, и вдругВыше гор в поднебесье всталНовый хребет над головой.

Мы шли к нему.Намче-Базар влез на скалу,Тенгбоче, Пангбоче, Периче —

Стены каньона круты – полземДо Горакшеп, по камню, в снегу.В «Мертвой вороне» – последний чай,

Там громоздится Кала-Патар —Тихо сидим, лица поднявК Эвересту, чтобы взглянуть,

Как блестит в небесах она —Сагарматха Джомолунгма,Матерь Мира и богов.

Путь завершен под Южным Седлом:(– Последний лагерь, – сказал Тензин.)Мусор, легенды про мертвецов —

Четыре раза он там бывал,Скарб альпинистов с шерпами несНад бездной, где Кхумбу ледник,

Где мир готов рухнуть во тьму,В любой момент – как и в любомМесте планеты, куда ни ступлю:

Тогда лишь Тензин ведал о том,Что жизнь – прогулка по тонкому льду.Его древний лик – Гималаев гряда.

Правда морщин в рассветных лучах:– Над Южным Седлом ветры злы.Ему пятьдесят пятый год.

Утром тем захворала Лиз,Он свел ее за руку с горных круч,Поил водой, как ребенка,

Нас в Периче вернул,Работал в чайной, пока Лиз с гриппом боролась,С шерпами готовил весь день,

После к древнему храму отвел нас —Маски демонов на вратах,Взял с собой в Тенгбоче по дождю,

Чтобы мандалу показать:Пять мужчин сидели, смеясь,Тек песок разноцветный в круг

Из чакпу в пальцах их —Алый, синий, зеленый и желтый.Шутки звучали, и всем троим,

В грозу у монахов нашедшим приют,Казалось, открылся в Шамбалу путь.Тензин возвратил нас домой,

Вниз к Намче, еще ниже к Лукла,Где ножи взлетных полосРежут ущелье – границу границ.

В лавке шерп, на закате дня,Народ к экрану прилип:(Гудит генератор – Хонда – в углу),

Концерт «Живой помощи» – кадры бегутСнова по кругу, но, увидавБуйство Осборна, все замрут,

А Тензин, что привел нас сюда,Берег и учил в снежных горах,Отставил тарелку, приблизился к нам,

Рядом присел и, спросив:– США? – в Оззи ткнул.– Нет. Это Англия, – говорю.

СаундтрекПо утрам, до работы – эспрессо и Стив Хау,«Турбулентность», и сна как не бывало!

«Красный Марс» с «Сатьяграхой» Гласса, «Зеленый»под «Эхнатона»,«Голубой» под «Screens» и Мисиму.

С Майей – Астор Пьяццолла, «Полночное танго».

С Энн – Гурецкий, Третья симфония, Пол Винтер,«Sun singer»И японская песня Сакура.

С Саксом – струнные квартеты Бетховена и сонатыдля фортепиано.С Надей – Армстронг пятидесятых, КлиффордБраун, им вслед…Чарльз Мингус.

С Мишелем – Кит Джаррет, «Концерт в Кельне».

С Ниргалом – Наджма.

Вечные Ван Моррисон, Пит Таунсенд и «Yes».

Ван, если я счастлив,Пит, если я злюсь,Стив, если в ударе,Астор, если сдаюсь.

Отчет о первом зафиксированном случае ареофагии Для Терри БиссонаВ сорок три я почти бросил Марс,Наброски листая, медлил —Прелесть романа и дел любыхВозникает не сразу, ждет момента,Среди занятий придет, а до —Хаос и мука, но, помня о том,Я ощущал, что могу связать их,Сделать одним – завершатся трудыЧудом, исполненьем желаний.Странных реликвий настало время —Марса осколков – архонитУпал в октябре возле Нигерии,В шестьдесят втором – миллионы летПробыл в космосе, а потомВ ожерелье жены мерцал.Сломав оправу, я камешек взял,На крышу влез на закате:Вороны к гнездам летят с полей,В сумерках черен прибрежный кряж,С запада златорунной отаройЛьнут к нему тучи в сини небес.Ветер в дельте свеж: я замерз —Мужик в годах, на балке верхом,Не фальшивку из Джерси разгрызть готов,Но, истинно, дольку Нового Света —Странно даже представить это —С соседней планеты камень.Объяснить невозможно, но мне,Мечтавшем о Марсе, на землеОткрылся, полный трепета мир,Лучше, чем прежде, я видел его:Вечер вокруг красотою дышал,Ночь опускалась, как занавес в театре,Плыла на восток черных птиц череда,Мой дом – под ногами. В солнца лучахУтес купался – и я положилКамень в рот. Увы! Ничего —Ни тока по венам, ни языковНовых в копилку – не разжевать мне,Не раскусить создание Марса.Вкуса у камня, видимо, нет,Скрипит на зубах, как песок,Коль проглочу – окажется смыт,Но желудочный сок, касаясь,Сгладит контуры, унесетПару атомов – ведь графитОстается в костях – у негоСемь лет цикл распада, даже год —Уже хорошо – так я сидел,Переваривал Марс, солнце в глазаБило сквозь Бериессы щель.Дует ветер – как листья осенью,Жизни кружит, но невозможныеЭйфория и скорбь – одно:Пыльный вихрь, игра настроения.Плыть ли ястребом в небесах,Виться змеем в прахе земном —Все – гармония и сплетениеНеких тайн. Чтоб закат такойУвидать, нужно много летТренировки воли и взгляда:Чудный день, когда мир пришелВ равновесье с моей душой.Я глотаю Марс – предо мнойМиражи цветут, притворяясьКалифорнией.

Красный плачЭтого не понятьНикогда, никому, поверь:Ни через призму минувшей жизни,Ни заселяя Марс теперь,Они не узнают, как здесь было,Прежде, чем мы изменили мир.

Как небо алело в закатный час,Как просыпались в солнца лучах,С бодростью в теле – камни у ногВсегда на две трети легче земных,Даже в снах, заветом сочли мы

Этот факт, и путь был открытВ суматохе дел и событий:Нить Ариадны, скользя змеей,Иногда исчезала, чтобы вновьПоявиться и вести за собой,Мостками над бездной лечь.

Как зависели в эти дниОт скафандров, в которых шли, —Не добыча пыльных ветров,Но пилигримы, пьяныОт страсти: смотрели вдаль,

Сгорая в марсианском огне.В венах, в уме он пульсировал —Мысль рождалась из тьмы:«Человек подобен планете,Поверхность ее и душа —Близнецы – им не житьДруг без друга», – с нее

Начались перемены.Правду – прошлого больше нет —Мы принять не хотели.

Не узнавали знакомых мест,Видов памятных и каменьев,

Все былое в минуту одну,Растаяло как туман,Марс без покровов пред нами лег,Расчерчен ветрами, наверное.Мог бы Маленький Принц здесь мечтать:В маленьком мире думать о том,

Почему зажигают звезду,На склоне вулкана грезить,За небесами искать ответ —Прочь улетели и мы, и, в пескеКрасном простершись, поняли вдруг:Мы чужие на этой земле,И всегда знали: Марс нам – не дом.

«Мы лишь гости на этой планете», —Сказал Далай-лама очень давно.Столетье всего тут живем,И, может быть, пробил час,Забыв про эго, служить добру,

Как Будда всем помогать.Мы знали, с чем встретимся, говорю,В морщинах Марса любой мог прочесть,Рельеф нашей жизни – средь впадин и гор,Оврагов и звезд – и онаБесплодна, как земли эти:Красная пыль, скалы, рассвет —Красный янтарь нового дня —В нем застынем навеки.

Два годаМы были братьями тогда – ты и я,А мама на работе целый день,Без бабушки, друзей, большой семьи,

Вдвоем ходили – вместе веселей —В ближайший парк, средь улиц городских:С Ямайки няньки нам смотрели вслед,

Качая мелких, от жары больны.Вокруг – детишки, мама вслед за дочкой,Я – за тобой, дыханье затаив:

Ты на качелях – я сожму ладони,Волнуюсь – надувным мостом бежишьИ, запрокинув голову, хохочешь.

Застыл у края – спрыгнуть не спешишь,Взглянул назад – путь без падений пройден.С едой играешь – смех взлетает звонкий.

Сок яблочный тебе не по нутру(Хоть это – ложь), нечаянно прольется,Смеешься – луже рад и воробью.

В развалы книжные – по пыльным полкамТома расставим, бомбы ли – не суть:Швырял их на пол, потешая взрослых,

Я запретил, а ты пустил слезу.Так прочь отсюда: нас зовет дорога,Уткнешься в шею мне, в пути уснув.

Идем домой. Лед-молоко кипит —Привет от мамы – очень хочешь пить,Лоб трону языком – ты весь горишь,

Тебя качаю, не спуская с рук:Все высосал – бутылочка скрипит.Едва задремлешь – книгу я пишу,

На Марсе отдыхаю целый час,Иль размышляю и в окно гляжу,В поток машин. Твой плач пробудит нас

От снов пустых – назад вернемся мы.Движенья звезд, орбиты, зодиакРассчитаны, как наш с тобою быт,

Беда и мука: вновь менять пеленки,И «ложечка за маму», вечный крик,Дни черные, когда проходит дворник,

Когда из кубиков возводим дом:Я строю, ты крушишь. Чего же больше?Все это время говоришь – жуешь

Глоссолалии с именами смесь:Приказы, утвержденья – г’лять идем!Игра «Что папе сделать?» – всех смешней.

Еще ты понял принцип аналогий,Как сходство разных вроде бы вещей:Синь грузовик, синь неба – ты в восторге,

Лицо сияет, и слова текут,И описанье речью обернется:Сильно. Плюю. Небо. Я. Солнце. Грусть.

В той же гостиной сидим с тобою,Каждый сам по себе – я дивлюсь,Сколько разлукой долгою стерто.

Были – сиамские близнецы,Теперь держит дома лишь непогода.Смотрю волейбол, спортканал подключив,

В колонках – Бетховен, читаю Пост —Играешь с машинками и бурчишьЧто-то себе под нос,

В собственном мире – пока я гляжуВсе мои «я» сменяет одно,Радо концу. Спрошу: «Милый мой,

Давид, расскажи, ты помнишь Бетесду?»Мать, с жаром тем же, спросила б меня про Сион.Давид удивился: «Нет, папа, я знаю наш дом,

Где что стояло, как выглядел он,По фотографиям и открыткам – видел маминальбом».В моей памяти вместо Сиона

Калифорния – велик трехлетки,Что с отцом собирали у елки,Шоколадный. «Я взял его целым», —

Он сказал. Все минувшее – ложно.Давид, за тебя болит сердце,Ты понял: мир – жесток и неверен,

Говоришь, «не помню Бетесды».Ты познал отчаянье, гнев,Муки и смерть.

Зальешься ли смехом, как в детстве,Увидев, что лебедь к причалу плывет?Ты ликовал, лишь поймает он хлеб.

Был вне себя и больше, чемВоспоминания и надежды, —Вмиг такой страх сходит на нет.

Брат мой, мальчик потерянный,За двоих мне помнить позволь,Наше счастливое время.

Прощаюсь с МарсомЯ бродил по Сьерра-Неваде —В Драконьем Бассейне вечер застиг,Возле деревьев, где ручейки

Падают вниз – расколот гранит,А по кромке трещины тойВьется пышный зеленый мох.

На берегу – роща бонсаи,У водопадов – черный потокГлянцем блестит, тронут лучом.

Я стоял и смотрел в глубину —Чаша бассейна или кулакСерый, лишайником оплетен,

Убран ковром из трав?Щебень и камнеломки цвет,Из осоки на самом дне,

Поднимаются иглы скал.Лагерь разбил у воды – из вещейСпальный мешок, мат, походная печь,

Полотнище на землю. Ужин кипитПрямо у ног. Свет становится синим.Пенье ручья. В небесах

Звезды глаза открыли.На вершине горной застылРозовый блик, а сам пик – индиго,

Но, границу цветов размывая,Мрак превращает их в тени. МерцаютСотни светил в вышине и разлит

Млечный Путь над ложем моим:Он никогда не устанетВидеть все те же сны,

Слушать в горах обвалы,Голос живого камня.…Подскочив, тянусь за очками,

Вверх смотрю на рой Персеид:Звезды падают в темноте,Вниз летят с каждым стуком сердца,

Быстро, медленно, близко, вдали,Красноватых много и белых.Распадаются. С треском жар

Рассыпают по сторонам —Их следы на граните горели,А мой взор приковал,

Алый пламень, но на местах,Звезды остались, светомПолня каменный кубок резной

Бассейна драконов: мы в страхе гляделиКак фейерверк небо рвал,Пронзая воздух у самых вершин,

Засыпав искрами Фин Дом.Надо мной метеор пролетел.Уау, я вскрикнул, но жуткий шум

Ввергнул во тьму, в огненный ад,Боже, они горят!Боже мой! Я кричал,

Пока лез из мешка, шарил вокруг,Искал ботинки, а воздух тлел,Пах, как листва в ноябрьских кострах.

Из фляжки глотнув, я любовалсяОгнями, что гасли и вновь пылали,Еще раз бога призвав

В свидетели, побежалК ручью и расстался с мыслью,Что видел все, звездный дождь увидав.

Ведь бассейн изрыгал огонь,Пред глазами кружили искры,Зелень молний гвоздила дно

Каждый миг, пока наконец-тоНе сгустился мрак. Уяснивший,Теперь не время для спешки,

Зачарован оранжевым метеором,Камнем, оставшимся на плите,Дикой звездой, пышущей светом,

Я уселся поодаль.Дыханье унял, примостившисьВ позе лотоса, за агонией,

Угасаньем огня следил,Жар ловил ладонью открытой —Уплывающий вверх туман,

Поднимавшийся к небосводу,От раскаленного добелаКамня, подчеркивал глянец мертвый —

Черным зеркалом стал бассейн,Отражая ночную тишь.Запах дыма еще не исчез.

На местах своих все светила,Звездопад прошел, и журчит,Устремляясь дальше, поток —

Тоже некий свидетель тайнНеотмирных. На визитераЯ глядел – он делился теплом

Со мной, истекая мглою:Оранжевый гас отблеск,Сменяясь ржавым и черным.

В лагерь, спальный мешок захватить,Вернулся я, чтоб не простыть,Как тут уснешь? Томила меня

Бессонница прежде, но оправдалНочь эту гость мой. Нездешний цветСажи покрыли хлопья —

Ржавый блик в сиянье луны,Что висит над пиком кривым,В бассейн опуская холодный взгляд,

Воду в ручье рябит.Бледный огонь меркнет впотьмах,Метеорит сливается с ночью,

Все еще теплый в глубинеКаменной чаши, среди тенейТусклых гранитных плит.

На рассвете он почернел.Я его с собой захватил:Над камином лежит теперь

Напоминает о чуде в горах,О месте людей и других мирах.Я не забуду, как в звездном дожде

Он прожег небеса,Как оранжевый свет дарил,Маленьким солнцем согревал.

XXVIII. Сиреневый Марс

Он вырывается из беспокойного сна и жаждет кофе. Выходит на кухню к семье, садится за стол. Завтрак – будто сцена картины Мэри Кэссетт, если бы ее писал Боннар или Хогарт.