Читать книгу "Расеянство - Братья Швальнеры"

отказался проводник, обеспечив за это друзей комфортабельным жильем в виде обезьянника до утра и составив на каждого из них протокол за мелкое хулиганство. И почему, интересно, они не оценили красоту тела Мисимы в тот момент, когда он подле вокзального крыльца оправлял естественные надобности? – этот вопрос, видно, будет мучить его до конца его дней. Так же, как до конца своих дней не забудет Азэми этого «кругосветного путешествия», стоившего ей сломанной об голову мужа скалки и дополнительных расходов на приобретение новой. Мисима же, лежа с перебинтованной головой на диване, долго будет вспоминать русскую пословицу «Где родился, там и сгодился» и успокаивать себя тем, что у его историко-литературного прообраза было всего одно кругосветное путешествие в жизни – и ему, значит, хватит.

Однажды Мисима чинил кран. По случаю долгожданной выданной на работе (в качестве извинения за задержку выплаты зряплаты) премии Азэми приобрела душевую кабину, и, уходя в воскресенье в церковь, наказала супругу установить ее своими силами. Сам он имел весьма посредственное понятие о порядке действий такой ситуации, и потому призвал на помощь старого верного Нигицу.

А тот, как известно, никогда не приходил один – его вечной спутницей была бутылка (а то и вторая, и третья) саке. Сегодня он своему правилу не изменил. Сели выпивать.

–Слушай, Степаныч, – попытался призвать к разуму товарища Мисимма. – Может, ну его нафиг, а? Напьемся ведь сейчас.

–С чего бы? С пары пузырей? Да брось ты.

–Ты всегда так. А потом ползаем.

–Не бзди ты как баба. Сейчас заправимся и махом я тебе все соберу.

Заправились. Спустя полчаса интереснейших разговоров попытка Нигицу открыть вторую бутылку натолкнулась на жесткое сопротивление Мисимы, мозг которого еще помнил столкновение со сломанной скалкой Азэми во время его последнего кругосветного путешествия.

–Хорош, а? Вперед душ, потом все остальное!

Аргумент подействовал на товарища, и тот, хоть и с недовольным лицом, а все же принялся за сборку сложной сантехнической конструкции. К удивлению Мисимы, работа спустя час была окончена. Но не уходить же просто так…

–Допьем?

–Хм… Нинка опять орать будет. Слушай, может с собой заберешь?

–Ты чего? А как же «саке – напиток самурая»?! Да и потом где ты мне предлагаешь ее выпить? На улице, привлекая всеобщее внимание?

Мисима почесал затылок.

–Наливай.

–Слушай, – когда опрокинули по первой, поинтересовался Нигицу. – Открой тайну. Где такую роскошь взял?

–Шутишь… Если бы я взял… Нинка премию получила, вот купила.

–Знатная баба.

–А то.

–Не зря я за ней в школе-то ухлестывал.

–Ну ты, полегче с языком-то!

–Да ладно, шучу. Слушай, а разве самурай должен жить в роскоши?

–Хм… – призадумался Мисима. – Интересно вопрос ставишь. Вообще, с точки зрения древней литературы, самураи аскетами не были, но и до особых прибамбасов дело не доходило.

–Ну так что?

–Что?

–Как считаешь, нормально такое дома иметь, когда половине деревни жрать нечего?

–Ты мне лучше скажи, надежно все закрепил?

–Я всегда все на совесть делаю. Наливай.

Снова выпили.

–Ты от темы-то не уводи.

–Чего ты пристал?

–Нет, ты ответь, по-самурайски это – в такой роскоши купаться?

–Не знаю я.

–А кто знает?

–Семеныч.

–Тогда пошли к нему.

–Пошли.

–Только по дороге надо бухла взять, он это дело уважает.

–Возьми.

–Сам возьми. У кого обновка? А он даже не проставляется! Гляди, традиции нарушаешь…

Чтобы только не слушать обиняков Нигицу, Мисима согласился проспонсировать поход к Синдееву, который грозил закончиться масштабной пьянкой. Успокаивало самурая то, что во всяком случае Нигицу будет далек от произведения своих рук, то есть от соблазна демонтировать его, чтобы реализовать запчасти для приобретения горячительных напитков, а Нине вроде как особо и не за что будет его ругать даже при злоупотреблении саке – работа-то сделана.

Выслушав вопрос, Кэзуки начал свой ответ издалека.

–Вообще, аскеза входила в образ жизни самураев. Она и в семейной жизни была им свойственна. С самого рождения и до самой смерти. Взять хотя бы обряд совершеннолетия самураев. Их обычно объявляли совершеннолетними дет в 12-15. А перед этим так испытывали, что мамочка родная…

–Расскажи?

–Наливайте. Так вот. В монастыре держали почти месяц в полной темноте без еды. Потом заставляли выживать в лесу, терпеть увечья всевозможные. И вот только после этих испытаний признавали совершеннолетним, то есть полноценным самураем, способным воевать и быть достойным имени своего отца.

–А в остальном? – пример показался Мисиме недостаточно иллюстративным.

–А что в остальном? И в остальном так же. Самураям больше всего претило мещанство, скупость, вещизм, потакание ложным низменным идеалам материального обогащения. Они настолько боялись быть заподозренными в каких-то проявлениях меркантилизма, что даже не брали в руки денег и не заходили в лавку торговца – это считалось проявлением крохоборства, мелочности. Вещь, которая предназначалась для какой-то низменной цели, никогда не называлась самураем буквально.

–Например?

–Например, трусы.

–Да что же, они без трусов ходили что ли? – захихикал Нигицу. Строгим взглядом смерил его Кэзуки-сан.

–Ты дурак. Не без трусов, а вслух не называли их так.

–А почему?

–Что-почему?

–Почему они так вели себя в отношении вещей, которые для обычного человека являются нормой?

–Для обычного человека и переспать с чужой женой является нормой. Самурай же сторонится всяких проявлений мелочности быта. Каибара Эккэн даже говорил: «Горе тому мужчине, который погрязнет в мелких бытовых заботах, он сразу утеряет интерес к себе со стороны жены и детей».

–О как! – хлопнул себя по коленке Нигицу. – А что я говорил?

–Может, вы уже расскажете, что у вас там произошло?

–Колькина жена душевую кабину купила, все утро устанавливали. Я ему и говорю – излишество это, мещанство. А он не соглашается.

–Оооо, – протянул Кэзуки. Мисима взглянул на него с опаской. Тот в свою очередь на своих собеседников – с явным неодобрением.

–Что скажешь, о великий и мудрый Кэзуки-сан?

–Скажу, что плохо ты поступаешь, плохо, плохо. Самурай, конечно, должен заботиться о своей жене, но она не может им руководить. Она есть в буквальном смысле как бы приложение к нему. Про них даже говорили в древности, отмечая их горькую, но ответственную долю: «Сегодня жена, а завтра – вдова». Не может и не должен самурай потакать ее прихотям, а тем более, связанным с обустройством быта и домашнего хозяйства. Не может он погрязнуть в трухе мелочности, в мещанстве и скупости.

–Что это значит?

–Это значит, что ты плохо ее воспитал. Недостойная она твоя спутница.

–Так что же делать?

–А что в таких случаях делали самураи?

–Не знаю. Что?