Читать книгу "История крепостного права на Руси. Предпосылки и основные этапы лишения крестьян личной свободы. XIV—XVII века - Ричард Хелли"

правительство всегда могло желать от них большего. Оно, по всей вероятности, отдавало себе отчет в том, что превращение крестьянской ренты в налоги просто не стоило бы тех социальных потрясений и политического фурора, к которым это должно было привести. Государственная власть не боялась заставить дворянство работать. В летописи содержатся многочисленные примеры, когда детей боярских принуждали к физическому труду, и в этом смысле они никоим образом не считались «благородными». Однако массовая экспроприация разрушила бы единение дворянства и магнатов в борьбе против крестьянства в то время, когда повсюду вспыхивали крупные гражданские беспорядки. Это, в свою очередь, могло привести к падению режима, если бы наемники не поддержали своих нанимателей в междоусобном конфликте.

Все эти факторы указывают на то, что ни у кого из правителей не возникало потребности в восстановлении какой-либо степени свободы крестьянской мобильности. Они также показывают, почему не было никаких других предложений, кроме попыток Голицына отменить крепостное право во второй половине XVII в. Поскольку московские власти не придавали первостепенного значения личной свободе и человеческому достоинству, у них не было каких-либо моральных угрызений совести, когда они постепенно закрепощали крестьянство. Медлили они лишь по той причине, что их собственные алчные экономические интересы диктовали такую модель поведения. Будучи вынужденными завершить процесс закрепощения, они не имели какой-либо внутренней моральной мотивации обратить его вспять. Только после широкомасштабной европеизации некоторые русские деятели подвергли сомнению нравственность крепостного права.

Во время Тринадцатилетней войны (1654–1667) армия, опиравшаяся на поместную конницу во главе со знатью, защищенную системой местничества, постепенно и без особого нажима упразднялась в пользу вооруженных сил, созданных из солдат-крестьян, вооруженных огнестрельным оружием и находящихся почти под исключительным командованием иностранных офицеров. Хотя иностранцы зачастую оказывались проходимцами, их наем основывался на предполагаемом опыте и способности превратить московскую армию в силу, которая могла бы конкурировать с более передовыми врагами на Западе. Эти чрезвычайно радикальные перемены не вызвали открытого противодействия со стороны среднего служилого сословия, что совершенно не похоже на те бури, которые были вызваны в затронутых группах последующими менее масштабными реформами Петра Великого. (Однако восстали стрельцы, которые впоследствии стали старообрядцами, но их сопротивление было подавлено правительством. Большинство из них все же присоединились к новой армии или слились с городским населением.)

Можно предположить, что со стороны дворянства (как менее знатных бояр, так и среднего служилого сословия), чье положение в обществе оказалось основательно подорвано, не возникло сопротивления именно по той причине, что им позволили оставить своих крепостных. Крепостное право тормозило создание новой армии. Однако в том случае, если бы вся система была рационализирована, а крепостное право отменено, то само создание и развитие новой армии могло бы оказаться невозможным – независимо от того, сколько насилия и террора решилось бы применить для этого правительство. Трудно представить себе, чтобы дворяне после войны с Польшей и Швецией отказались бы от своей роли в обществе и кастовых привилегий без ожесточенного сопротивления, которое могло привести к свержению правительства. Во второй половине XVII в. правительство имело возможности не раз расправиться с дворянами, которых оно постепенно загоняло в полки нового строя под командование иностранных офицеров. Тем не менее ему пришлось действовать осторожно, дабы не отчуждать их окончательно и не враждовать с ними. Оно добилось своей цели, позволив дворянам сохранить служебные земли как наследуемые, а крестьян – как крепостных. Справедливо будет обобщить, что платой за новую армию явилось крепостное право, хотя весьма сомнительно, чтобы правительство планировало это заранее.

Успешное введение новой армии свидетельствует об исключительной стойкости Российского государства в то время, когда начиная с XVI в. для значительной части русского организма была характерна отсталость. И тем не менее каждый раз, когда Россия оказывалась перед угрозой катастрофы и возможности расчленения, власти решительно вмешивались, чтобы спасти ситуацию, и часто государственные границы расширялись еще до того, как кризис был разрешен. Государство выжило, но заплатило за это огромную цену. Крепостное право, безусловно, послужило одной из жертв, принесенных ради выживания Российского государства.

Завершив обзор московского периода, остановимся вкратце на крепостном праве в XVII и XIX вв., гораздо более известной эпохе. Крайне важно помнить о преемственности российской истории. Параллели между московским и петербургским периодами могут поведать нам многое о сути последних пяти столетий русской истории, а развитие имперского периода поможет ретроспективно подтвердить некоторые суждения, высказанные о менее известной допетровской эпохе.

Петр Великий получил в наследство три хорошо развитые нити самодержавной системы, которую ему предстояло усовершенствовать в дальнейшем. Иван IV создал надежную полицейскую систему, тогда как XVII в. стал свидетелем формирования армии и бюрократии, почти всецело подчинявшейся воле монарха. Существование такой системы позволило величайшему царю из династии Романовых переосмыслить наследие XVII в. в отношении аномального дисбаланса прав и привилегий в русском обществе, ту парадоксальную ситуацию, когда дворяне обладали очень высоким социальным статусом, но очень низкой социальной полезностью. В результате Петр, напуганный военными неудачами, впряг в упряжку дворянство и тем самым восстановил всеобщую государственную службу. Он возродил уездную администрацию и полностью упорядочил вооруженные силы, отводя дворянству особое место в каждой системе. Большая часть реформированной армии финансировалась за счет налогов, взимаемых с городского населения, которое практически удвоилось между 1652 и 1722 гг. Крестьянство также облагалось высокими налогами, так как правительство сделало деньги основным вознаграждением за службу. Петровский сподвижник И.Т. Посошков предложил конфисковать дворянские земли и оплачивать казенные векселя налогами, собираемыми с крестьянства. Петр не последовал его совету, очевидно, потому, что считал, что каждый действующий армейский офицер или правительственный чиновник должен иметь собственность, как само собой разумеющееся. Кроме того, подати, которые платили крепостные, внесли важный вклад в поддержку нового служилого сословия; крепостное право перестало быть чем-то возмутительным и сделалось теперь институтом, полезным для государства. Крестьянские протесты сошли практически на нет. Как и до Уложения, все дворяне снова стали нести государственную службу. Дворянство не посмело возразить против восстановления обязательной службы, потому что минимальное исполнение служебных обязанностей его представителями оставляло им слишком мало влияния. Они, вероятно, были наслышаны о действиях Карла XI и о постоянно существующей угрозе введения в действие мер, подобных предложению Посошкова. Это ослабление дворянства позволило Петру самовольно провести свою реформу.

Новое служилое сословие Петра можно рассматривать как возрождение и продолжение того, что было создано примерно двумя веками ранее Иваном III. Царю Ивану пришлось управлять и защищать разраставшееся Московское государство, Петру – Российскую империю. Каждое служилое сословие служило инструментом в создании формы крепостничества. В Московии крепостной был привязан к земле. В 1721 г. Петр негласно предоставил барину, на которого возлагалась ответственность за уплату