Читать книгу "История крепостного права на Руси. Предпосылки и основные этапы лишения крестьян личной свободы. XIV—XVII века - Ричард Хелли"

с тем 15 920 дворян из 3264 семей имели 238 897 дворов. Другая группа, состоящая из 7—15 тысяч мелких помещиков, имела немногим более 75 000 крестьянских дворов. Разительное несоответствие в богатстве столь же очевидно и в цифрах 1710 г., когда представители высшего служилого сословия (бояре, выходцы из стрельцов) владели 254 000 крестьянских дворов, то есть 71 % всех тех хозяйств, которыми владели миряне. Уложение явно не принесло экономического триумфа дворянам и детям боярским; оно не создало базы для «дворянской монархии». В то же время крепостничество не нанесло особого вреда магнатам, как они этого опасались.

Те же самые магнаты рассудили, что в конечном счете прикрепление крестьян к земле может быть в их интересах. Поскольку многие крестьяне бежали из центра в южные степи и на Урал во время Тринадцатилетней войны, ряд магнатов, видимо, посчитали, что бессрочное закрепощение является не такой уж плохой идеей. Даже менее именитые представители высшего сословия беспрецедентно участвовали в челобитных кампаниях за возврат беглых крепостных после выхода Уложения. Богатые землевладельцы только выиграли от массовых мероприятий по возвращению беглецов. Одному такому помещику в Рязанской области вернули 106 крепостных. Нередко помещикам возвращали от двадцати до пятидесяти беглецов. Эти помещики принадлежали не только среднему служилому сословию.

Новое единение между высшим и средним служилым сословием могло быть вызвано не только общим интересом к крестьянскому вопросу, но и новой общей судьбой перед лицом создания новой армии: с появлением полков нового строя поместная конница безнадежно устарела, а большая часть командных должностей была отнята у высшего сословия иностранными офицерами-наемниками. По крайней мере, некоторые из магнатов, такие как Б.И. Морозов и различные монастыри, быстро смекнули, что они могут усилить эксплуатацию закрепощенного населения настолько, чтобы компенсировать тот факт, что они больше не смогут набирать для своих поместий такого количества беглых работников, как это было до 1649 г. Усиление эксплуатации на личном уровне означало, что крестьянину оставалось меньше средств на уплату налогов или своего потребления – но ни один из результатов не был выгоден государству. В этом факте нет существенного противоречия или загадки, ибо то, что современный человек счел бы государственным интересом, было явно второстепенным по отношению к желаниям людей, живших под государственной властью в России XVII в.

Есть еще одна весомая причина, по которой крепостное право не было отменено после 1649 г. Едва ли можно сомневаться в том, что Московии была не по карману новая армия. Не сказалось положительным образом и то, что с 1613 по 1682 г. Россия сорок лет находилась в состоянии войны и всего тридцать лет в мире, поскольку у населения почти никогда не оставалось возможности отдохнуть и перевести дух. Реформы и манипуляции, подобные тем, что обсуждались в главе 12, не могли обеспечить достаточного дохода. Василий Шуйский оказался не в состоянии заплатить своим немногочисленным наемникам, и такое часто случалось на протяжении всего остального века. Население за рассматриваемый период действительно увеличилось, а потому могло принести больше доходов в казну. Наблюдался также некоторый рост городов и городского населения, но, в отличие от Запада, появление новой армии стало следствием иностранного давления и не было тесно связано с ростом городов Московии. Кроме того, прибыль от колонизации России была не столь велика, как у какой-либо другой нации. Часть того, что Россия получила в виде поборов (в первую очередь мехов) с сибирских данников, она в итоге потеряла в виде дани татарам.

Россия по-прежнему оставалась преимущественно аграрной страной, благосостояние которой сильно зависело от ее сельского хозяйства. К XVII веку Русь едва преодолела каролингские соотношения урожайности зерна (менее трех к одному), что, как можно предположить, необходимо было достигнуть для того, чтобы прокормить большое городское население или большую постоянную армию без импорта продовольствия. Когда коэффициент урожайности оказывался меньше трех, почти все население должно было заниматься сельским хозяйством просто для того, чтобы выжить. Средняя урожайность основных культур – ржи, овса и ячменя – в России в этот период была от трех до четырех, а иногда и выше четырех к одному.

Как раз в тот период, то есть во второй половине XVII в., когда Россия пыталась модернизировать армию, дело еще более осложнилось резким падением урожайности. Всякое увеличение сельскохозяйственной продукции происходило не за счет улучшения агротехники, а за счет расширения посевных площадей. Это расширение, в свою очередь, было связано с ростом населения, поскольку, как уже отмечалось, средний крестьянский участок в это время уменьшился в размерах. Очевидно, что экстенсивное развитие требовало много времени, и в таких условиях переворот в военной системе не мог происходить без значительных дезорганизаций. Мало того, что крестьянин был придавлен повышением налога, ему, несомненно, тяжело дался переход от поддержки среднего служилого сословия натуральными податями к дополнительным налогам наличными в казну, которые шли на содержание новой армии. Финансовое затруднение правительства во второй половине XVII в. стало одним из признаков дезорганизации, вызванной введением новой армии; возобновление массовых побегов крестьян во время Тринадцатилетней войны послужило еще одним из таких признаков.

Если то, что может себе позволить доиндустриальная нация, зависит от ее сельскохозяйственной продукции (плюс то, что она может украсть у других), тогда Россия, несомненно, жила не по средствам в военной сфере до 1650-х гг., когда в стране повысилась урожайность. Об этом наглядно свидетельствует факт создания военной кампании 1686 г. Фонд выплат на содержание иностранных офицеров, плюс 40 000 пехотинцев, 20 000 кавалеристов и пикинеров составил около 700 000 рублей. Правительство, однако, смогло собрать только 324 244 рубля в виде внеочередного чрезвычайного обложения. Это означало, что армии не заплатили, после чего последовал весь синдром, связанный со старой армией: войска начали грабить, театр военных действий превратился в пустыню, вспыхнули беспорядки и массовое дезертирство, и властям пришлось прекратить войну через три-четыре месяца после ее начала. То, что Россия не могла позволить себе современную войну, стало очевидным, когда Петр I еще масштабнее модернизировал армию; он увеличил бюджет в четыре раза (от двух третей до четырех пятых всех доходов шло на содержание военной силы страны), воевал почти непрерывно и едва не уничтожил население в процессе всех этих преобразований.

В поздний период Московии, в эпоху Петра Великого, у властей просто не было средств, чтобы финансировать армию полностью деньгами. Поэтому они продолжали до некоторой степени полагаться на старые способы содержания военных. Это касалось многих войск полков нового строя, которые, по существу, должны были обеспечивать себя сельским хозяйством. Та же причина частично стояла и за сохранением крепостнической поместной системы: дворяне исполняли некую военную службу, а