Читать книгу "История крепостного права на Руси. Предпосылки и основные этапы лишения крестьян личной свободы. XIV—XVII века - Ричард Хелли"

когда это было угодно правительству.

Потребовались регулярные напоминания в виде коллективных челобитных от дворян, напоминающие челобитные, предшествовавшие Уложению, чтобы заставить сопротивляющееся правительство обеспечить соблюдение закона. Челобитные, послужившие отправной точкой свода законов 1649 г., не похожи на челобитные первой половины века в одном отношении: они вежливы и не содержат требований и угроз, как предыдущие. Представители среднего служилого сословия никогда не ставили под сомнение право магнатов на власть, но в первой половине века они требовали, чтобы эта власть была справедливой. После утверждения крепостного права правосудие и соблюдение закона уступили место поддержанию порядка перед лицом растущего недовольства. В 1677 г. дворяне и дети боярские подали челобитную о принятии мер по обеспечению соблюдения положений Уложения и сетовали на их отсутствие во время правления Федора Алексеевича, когда из-за отсутствия кризиса правительство не предпринимало никаких шагов для удовлетворения требований отживавшего свой век среднего служилого сословия.

Справедливость перестала быть насущной проблемой, когда власть прибегала к насилию в целях подавления любого инакомыслия. Жестокая расправа над крестьянами, участвовавшими в восстаниях Болотникова и Разина, хорошо известна. Подобный террор в меньшем масштабе применялся и в другое время, дабы обеспечить сохранение благоприятного для магнатов климата. Система правосудия оставалась не менее несправедливой и полвека спустя. Например, один американец, находившийся на русской службе, стольник В.А. Даудов, был обвинен в сборе чрезмерных налогов, взяточничестве, различных жестокостях, незаконном производстве спиртных напитков и, в целом, в разорении подведомственного ему населения. Правительство решило провести расследование, и было допрошено 1105 человек. После запугивания обвинители не выдержали и отказались от своих обвинений. Затем их обвинили в ложных наветах и публично избили кнутом. Им также отказали в праве отправиться в Москву с жалобами, запретили занимать какие-либо выборные государственные должности и заставили заплатить Даудову 153 рубля за нанесенное ему оскорбление. Такая хорошо развитая система террора устрашала всех, кроме самых сильных, в результате чего магнаты почти всегда могли расправиться с любыми другими слоями населения при помощи грубой силы. Даже дворяне осмеливались подавать жалобы только во времена кризиса, когда рассчитывали, что власть будет благосклонна к их просьбе. Готовность правительства подавить любое инакомыслие помогает нам понять необъяснимую пассивность дворянства после Земского собора 1653 г. Сопротивление обездоленного среднего и даже некоторых представителей высшего служилого сословия созданию новой армии не могло найти умеренного выхода и должно было подавляться изнутри. Враждебность их к новому режиму почти не выражалась, кроме как в отказе от службы и в периодических челобитных, и вызывала чрезмерное усердие в покорности власти, отмеченной всеми иностранными наблюдателями.

Некоторые богатые землевладельцы после 1649 г. продолжали принимать, вербовать и даже похищать чужих крепостных вопреки закону. Церковные учреждения отмечались челобитчиками как виновные в подобных преступлениях. По некоторым сведениям, за время своего пребывания на посту патриарх Никон более чем удвоил количество крепостных, живущих на его землях. Например, в 1658 г. около 60 % из 150 возвращенных беглецов были забраны из имений различных магнатов после того, как мелкопоместные землевладельцы подали иски. Главным правонарушителем был Морозов! Другие магнаты также нарушали закон, но правительство пресекало подобные нарушения, время от времени применяя строгие меры и увеличивая штрафы. Периодически, когда велись государственные розыски беглецов, помещики, напуганные грозившими им наказаниями, приводили на досмотр всех крестьян. Самым успешным маневром являлась конфискация новых крепостных у помещиков, укрывавших беглецов. Однако борьба за рабочую силу велась столь ожесточенно, что изъятие сначала одного, потом двух крестьян за каждого беглеца не остановила нарушителей закона. Когда правительство увеличило взыскание до четырех крестьян за каждого сокрытого беглеца, помещики стали выгонять беглецов, которых они приняли в свое имение. Это взыскание было отменено в 1681 году; после Московского восстания 1682 г., когда правительство решило укрепить свой авторитет среди дворянства; взыскание было вновь введено в действие и закреплено в общем законе 1683 г. о возвращении беглых. Вводились и более строгие штрафы, которые впоследствии были отменены. Другая превентивная мера предусматривала избиение кнутом управляющих крупными имениями, принимавших беглецов. Масса крепостников добивалась уступок от правительства, как обычно, в критические моменты, – а затем магнаты отменяли уступки, как только давление сходило на нет. Тем не менее крепостное право осталось, и в результате всеобщей облавы 1692–1693 гг. беглецы в третьем поколении были возвращены в места жительства их отцов и дедов.

Магнаты вскоре обнаружили, как и во времена несовершеннолетия Ивана IV, что если они не могут присвоить себе рабочую силу для возделывания своих земель, то они могут присвоить чужую землю вместе с рабочей силой на ней. В царствование Федора Алексеевича эта тактика привела к множеству споров о границах и требованию дворянства провести земельную картографию местности. Это движение было прервано сопротивлением магнатов и крымскими походами Голицына. Так что хотя восстание Разина ожесточило высшие классы против крестьянства, первые испугались не настолько, чтобы отказаться от попыток обогатиться за счет друг друга.

Имелись и другие возможности для обогащения приближенных к трону магнатов, помимо довольно грубой экспроприации земель мелкопоместных дворян. Одним из самых заманчивых способов являлось ограбление фондов дворцовых и черных земель, жители которых затем пополняли ряды бесправных и униженных сеньоральных крепостных. Царь Федор Алексеевич раздал таким образом 2796 крестьянских дворов. Массовая экспроприация крестьянских и дворцовых земель в пользу частных лиц проводилась в период с 1681 по 1711 г., когда 273 крестьянские волости были переданы 213 землевладельцам. В волостях на 338 960 четвертях пахотной земли находилось 43 665 крестьянских дворов. В период 1682–1700 гг. магнатам с придворными связями было отдано 26 647 дворов, мелкопоместным дворянам – всего 388, а иностранцам, занятым в производстве железа, – 327.

Все это ясно демонстрирует смену тактики магнатов в решении вопроса о рабочей силе: объявление крестьян правительством (или самими магнатами, что являлось их излюбленной практикой) не сеньориальными было проще и выгоднее, чем вербовка чужих помещичьих крестьян поодиночке. К тому же это делалось легально. Получатели таких пожалований, по всей вероятности, не возражали против того, что крестьяне по закону считались прикрепленными к их новым землям. Власти смогли благосклонно отреагировать на жажду магнатов нажиться на рабочей силе, поскольку создание новой армии, оплачиваемой за наличные деньги, значительно уменьшило значение поместной системы и потребность в заселенных землях. Так как крестьяне платили налоги и давали рекрутов, то повинности, которые они платили раньше или могли бы платить для содержания служилых людей, стали менее важны для военного здоровья Московии.

Прикрепление крестьян к земле, по-видимому, не изменило количественное соотношение крестьян, проживающих на землях разных категорий, в пользу дворянства. В 1669 г. 342 представителя высшего служилого сословия из 137 семей владели 121 137 крестьянскими дворами. Вместе