Читать книгу "Эшафот забвения - Виктория Платова"

– Да. Я не мог предположить, что это зайдет так далеко.Значит, все-таки Митяй. Держи себя в руках, поединок еще не закончен.

– Я тоже.

– Вы действовали с ним как профессиональнаяпроститутка? – бесстыдно спросил Кравчук.

– Я думаю, что из-за проститутки, какой быпрофессиональной она ни была, никто не станет класть голову на плаху, – так жебесстыдно ответила я.

– Вы очень необычная женщина. Жаль, что вы не в моемвкусе.

– Он тоже так говорил. Сначала.

Каждым своим словом, произнесенным с тем максимумом цинизма,на который я была способна, я предавала Митяя, так нелепо из-за меня погибшего.Я предавала его, хотя еще никогда не была ему такой верной…

– Где вы ночевали сегодня? – Вопрос прозвучал вполненевинно.

– У меня с этим были большие проблемы, – так же невинноответила я. – Пришлось вернуться на студию и заночевать здесь…

Проверить это он не мог, даже если бы захотел, а япостаралась быть максимально убедительной:

– Видите ли, у меня большие проблемы с тех пор, как мойдруг, у которого я.., жила последнее время, обзавелся подружкой.

– Да, я знаю. Мы навестили его вчера вечером, но он таки не смог сказать ничего вразумительного. Оперативно работаете, молодцы!..

– Сейчас я мало с ним общаюсь.

– И все равно я не могу понять. Почему он сделал это, –задумчиво сказал Кравчук. – Почему он рискнул собой ради вас?

– Мне жаль.

– Я бы хотел присмотреться к вам повнимательнее. Когдакончатся все эти неприятности. – И мы выйдем из этой полосы.

Я выразительно посмотрела на него.

– Вы сказали, что неопасны, – Кравчук ускользнул отмоего взгляда, достал из “бардачка” плотный лист цветной бумаги и начал быстроскладывать его. – Что ж, я вам почти поверил. Я не верю никому, но вам удалосьвыглядеть убедительно. Что вы собираетесь делать?

– Что будет с фильмом?

– Пока не знаю. Скажу только одно – закрыть егоневозможно, ведь проект создавался на деньги из независимых источников. Скореевсего это вопрос времени. Сколько его понадобится Братны и что будет с группой,неизвестно.

– Крысы бегут с тонущего корабля, – повторила я слова,сказанные Музой в кафе.

– Самое удивительное, что с корабля бежит гораздоменьше крыс, чем принято в таких случаях…

– Я бы хотела остаться в группе.

– Вас ведь никто не увольнял, хотя Братны уже имелпрецедент на этих съемках…

Конечно же, художница Леночка Ганькевич, легкие духи,сопутствующие первой из убитых, коллекционное шампанское, “я еще устрою тебекино”…

– Да, я надеюсь сохранить это место. Тем более чтосейчас мне понадобятся деньги, чтобы снять какой-нибудь угол…

– Вы позволите вам помочь? – мягко сказал Кравчук ипротянул мне фигурку из бумаги: это была довольно симпатичная кошка.

"Вы позволите вам помочь?” Конечно же, позволю, куда яденусь?!.

– Это было бы очень любезно… , Интересно, как этовыглядит со стороны, я даже улыбнулась про себя абсурду ситуации: вчера этотчеловек приказал убрать меня, и я осталась жива лишь благодаря жертвенностиМитяя… Интересно, что бы было с нами, если бы Сеня оказался чуть менееловким?.. Должно быть, мы попытались бы уехать, затеряться, исчезнуть в близкойперспективе какого-нибудь иного природного ландшафта, чем не финалромантической драмы? Должно быть, я осталась бы с ним, во всяком случае, мне быочень хотелось остаться…

Но ничего этого уже не будет.

А человек, сидящий рядом со мной, еще вчера приказал убратьменя. А сегодня мы мило беседуем под аккомпанемент Гайдна. Из симфонического полотнапостепенно исчезает звучание инструментов, музыканты задувают свечи и покидаютсцену, и скоро останется последняя скрипка…

Что ж, это выглядит очень символично, как раз в духеинтеллектуальных убийств, поселившихся на съемочной площадке Братны.

Интересно только, чья скрипка в конце концов останетсяпоследней?..

* * *

…Мой несостоявшийся убийца Кравчук помог мне снять крошечнуюквартирку в Ясеневе.

Наш разговор в машине на студийной стоянке был единственнымпрорывом в отношениях – с тех пор прошло десять дней, в течение которых мывиделись лишь мельком, – я снова стала ассистенткой режиссера, одной из многих,не очень-то заслуживающей внимания. Изредка его взгляд все-таки выдергивал меняиз массовки – иногда он был откровенным, иногда – завуалированным: Кравчукприсматривался ко мне. Не исключено, что с течением времени наши отношениябудут видоизменяться: я любопытна ему, и чем черт не шутит… Возможно, мне дажеудастся быть чем-то полезной Лапицкому. Каким бы безнравственным, ничем негнушающимся типом ни был Костя, сейчас я на его стороне… Если мне удастсяприблизиться к Кравчуку…

Впрочем, так далеко я не заглядывала.

Братны, также как и Кравчука, я видела редко. Он впал вяростную депрессию и, видимо, именно поэтому сделал группе колоссальные выплаты.Это были фантастические деньги для нищего “Мосфильма”. Каждый, включаятехнический персонал, получил, в зависимости от должности, от десяти додвадцати тысяч.

Все эти деньги планомерно спускались в студийном кафе, гденаша группа почти в полном составе заседала с утра до вечера. Здесь мысоставили конкуренцию целой отаре безработных актеров, сшивающихся в кафе впоисках ролей для многочисленных милицейских и исторических сериалов. Иногда имфартило, и прямо от стопки водки они отлучались на съемки. Подвыпивший дядяФедор шутил по этому поводу: “Запомни, Ева, все актерские ансамбли всех самыхпопулярных сериалов в полном составе перекочевывают на экран из буфетов”.

Муза сильно преувеличила насчет крыс, да и Кравчук оказалсяправ – из группы почти никто не ушел, за исключением слабонервного режиссера помонтажу Тропинина. Тропинин проработал на студии много лет, помнил, как погибактер Урбанский, и был исключительно суеверным человеком.

Возможно, такой сплоченности группы способствоваланеожиданно и щедро выплаченная зарплата, но скорее всего все дело было вБратны. Никому не хотелось вылезать из той атмосферы веселого безумия, котораяокружала режиссера. Оправившись от первого потрясения, вызванного убийствомБергман, все как-то незаметно истерично повеселели. Самой популярной игрой вгруппе стала игра в поиски убийцы. Но для буфета она оказалась слишкомсерьезной, и спустя некоторое время мы перекочевали в маленькую, отличнооборудованную музыкальную студию композитора Богомила Стоянова, находящуюся тутже, на “Мосфильме”. Студия состояла из двух комнат и вполне могла разместитьвсех желающих.

С самого начала все выглядело вполне безобидно: до тех пор,пока не были утверждены правила. Из них следовало, что убийство не могло бытьсовершено чужаком, пришлым человеком и что убийцу необходимо искать в самойсъемочной группе. Каждый из участников этого следственного эксперимента поочереди становился обвинителем и обвиняемым, каждый искал мотив, каждый пыталсяоправдаться. Пока игра набирала силу, доказательства вины выглядели уж совсемнелепо и вызывали взрывы хохота: так, Вован Трапезников был обвинен в убийствестарухи только потому, что продавал ей наркотики, а ушлая старуха решилашантажировать его. Серега Волошко был уличен в нелюбви к снимаемому объекту:все знали, что Волошко постоянно склочничал с Братны из-за ракурсов и крупныхпланов и деспотичный Братны заставлял Серегу искать все новые комбинациисветофильтров. Заочно обвинялись Ирэн, редко посещавшая сходки в музыкальнойстудии Стоянова, и Леночка Ганькевич, не посещавшая их вовсе. Ирэнинкриминировали утаенные от следствия сведения о зарубежных счетах старухи,которыми гримерша, став близкой родственницей покойной, могла воспользоваться.С Леночкой Ганькевич оказалось и того проще: все знали о той любви, которуюЛеночка испытывала к Братны. Слепое убийство на почве слепой ревности – чем немотив? Руководствуясь тем же мотивом, Бергман могла пришпилить и Музон.