Читать книгу "История крепостного права на Руси. Предпосылки и основные этапы лишения крестьян личной свободы. XIV—XVII века - Ричард Хелли"

свете можно предположить, что кажущаяся неспособность правительства заставить дворян служить в армии или же принудить поместную систему продолжать функционировать в качестве главной финансовой опоры военного истеблишмента была бы отражением развивающегося симбиоза между правящей элитой и дворянством. На первый взгляд можно подумать, что разложение старой служебной системы явилось свидетельством неэффективности и слабости московского самодержавия. Однако тот факт, что иностранцы восхищались способностью правительства следить за всем и вся и что ему удалось вернуть тысячи беглых крепостных, опровергает такой вывод. Причину этих кажущихся противоречий следует искать в другом. Правительство, вероятно, считало, что принуждение поместной системы к продолжению эффективного функционирования не стоило затраченных усилий, потому что новая система оказалась лучше во всех отношениях. Легче было построить новый институт, чем омолодить старый, не поспевавший за изменениями и практически выродившийся окончательно. Я подозреваю, что более важную роль сыграло то соображение, что принуждение упрямых дворян к службе могло вызвать недовольство его членов и заставить их объединиться с другими силами против существующего режима. И хотя определенное количество официального насилия с успехом справлялось с запугиванием людей, не имевших ясного представления о своей человеческой или функциональной ценности, опыт подсказывал властям, что применение силы в массовых масштабах может привести к восстанию. В этом расчете магнаты оказались правы, так как дворянство позволило им править, не восставая и не оспаривая их прерогативы. Со временем взаимная заинтересованность магнатов и дворянства в сохранении крепостного права усилилась до такой степени, что самодержавие стало воспринимать крепостное право своими «двумя столпами», на которых зиждилась вся политическая и социальная структура. Корни таких настроений конца XVII и начала XIX в. восходят к восстанию Разина. К концу XVII в. общая заинтересованность высшего и среднего служилого сословия в крестьянском вопросе привела к тому, что только они (плюс церковные учреждения) имели право владеть крепостными крестьянами. С этим наступила едва ли не монополия на право владения землей, то есть true tenure (истинное владение), которое удерживало городские касты от сельской местности.

Личности лидеров Московии помогают объяснить, почему крепостное право процветало после 1649 г. Большинство из них были слабыми, продажными людьми, не способными понять, что может действовать в интересах России; были и волевые личности, озабоченные вопросами, отличными от крепостного права. Представителем первого типа можно считать стяжателя и мздоимца, тестя царя Алексея Михайловича, боярина И.Д. Милославского, занимавшего пост главы правительства и начальника Иноземного приказа после 1649 г. Он добился своего положения в результате беспорядков 1648 г., поэтому он опасался вызвать умышленное недовольство, что привело бы к очередному свержению правительства в обстановке постоянного страха перед восстанием. Подобно другим лидерам государства XVII в., он больше всего заботился о собственном обогащении. Вместо того чтобы грабить земли или рабочую силу, он прибегнул к обману, отчеканив для себя 120 000 рублей фальшивых монет после 1654 г., что привело к Медному бунту 1662 г. Другим государственным деятелем был Б.М. Хитрово[88]. Его подъем начался в 1650-х гг. при Милославском; перед смертью последнего в 1668 г. он занял влиятельную государственную должность, которую получил как фаворит царя Алексея Михайловича до конца 1670-х гг.

Второй тип можно видеть в личности патриарха Никона, эгоистичного маньяка, заинтересованного в укреплении своего положения и своей реформы, или у А.Л. Ордин-Нащокина, чей главный интерес заключался в получении выхода к Балтийскому морю в 1660-х гг. Ни один из этих влиятельных людей не являлся тем деятелем, который мог бы или стал бы задумываться о значении закрепощения крестьянства.

Между этими типами существовала связь, поскольку все они разделяли отношение правящей элиты к тому мнению, что государственная власть существует в значительной степени ради удовлетворения их собственных интересов. Милославский, Хитрово и Никон использовали свои должности в основном для удовлетворения своих личных пристрастий, в то время как Ордин-Нащокин действовал в интересах государства, стараясь помочь богатым купцам. К нему можно добавить и князя В.В. Голицына. Чтобы усилить свою независимость от традиционных властей Московии, он задумался о создании новой армии и проблемах крепостного права, но у него не было возможности провести свои реформы, потому он потерял свой пост из-за провала Крымских кампаний, своего тщеславия и коррумпированности[89].

Понимание московского периода невозможно без понимания того, что большая часть политики, особенно внутренней, но также и внешней, задумывалась и проводилась практически исключительно в интересах магнатов.

Если прочесть слова другого важного деятеля, царя Алексея Михайловича, то становится сразу понятным упорное сохранение крепостничества. Высказывания царя 1660-х говорят о том, что у него создавалась ощущение, будто государственная служба все еще функционирует. Когда группа крестьян пожаловалась на тяжесть повинностей, царь счел их «естественными» для различных поместий России. Поскольку дворянство должно было нести службу ежегодно, то и крестьяне должны были поступать таким же образом. Однако действия царя свидетельствуют о том, что это было чистой демагогией. В Тайный приказ потоком стекались жалобы о неявках дворян на военную службу. Алексей Михайлович сам настоял на создании новой армии, взамен морально устаревшей старой. Он даже преобразовал московских стрельцов в элитную, привилегированную дворцовую стражу, поскольку мало доверял политической благонадежности дворянства. Дворяне и стрельцы ненавидели друг друга, а государь откровенно благоволил последним. Таким образом, в то время как значительное число дворян продолжало числиться в армии, царь прекрасно отдавал себе отчет в том, что, хотя крестьян закрепостили в пользу среднего служилого сословия, последние уже не являлись костяком государственного организма.

И последнее: правящая элита научилась жить с новыми ограничениями и даже получать от них выгоду. В случае необходимости богатые помещики, которые укрывали беглецов или оставшихся незакрепощенными крестьян, могли игнорировать закон. Служилые люди знали об этих увертках и активно включились в вопрос о том, кто должен вести розыск беглецов. Многолетний опыт научил их, что магнаты умеют договориться с нужными им людьми, которые не статут слишком заботиться о соблюдении закона или будут делать это лишь выборочно.

В ряде случаев, когда правительство постанавливало вернуть беглецов, штрафы за их укрывательство, прописанные Уложением, отменялись. В одном таком случае в 1652 г. правительственный агент, отвечавший за розыск и возвращение беглых крепостных, захотел наложить на нарушителей закона финансовые санкции. Однако из Москвы ему было велено довольствоваться возвращением крестьян, нашедших убежище во владениях новгородской метрополии и местных монастырей.

Принятые меры не помогли массам крестьян и не задержали развития крепостного права. 11-я глава Уложения, исполнение которой служило их закрепощению, оставалась основным законом в отношении крестьянства. Упущения в применении сводов Уложения демонстрируют, что правительство могло проявлять гибкость в соблюдения собственных законов. Иногда беглецов возвращали тысячами, даже десятками тысяч, но делались исключения в тех случаях,