Читать книгу "Возлюбленная Казановы - Елена Арсеньева"

Слава богу, думала Елизавета, слава богу! Будто гора с плечсвалилась. Она все сделает, лишь бы помочь тому несчастному, которого невзначайувидела сегодня утром, и так поспешно отвечала: «Да, да, да!» – на новыйвопрос: «Так ты поможешь нам?» – что неизвестный тихонько рассмеялся.

– Ох, и молодец же ты, девка! – молвил он. – Ох, и бедовая!Нашего сукна епанча![22]

Сердце глухо стукнуло. Этот голос… Нет, не только в банькеслышала она его, но и раньше. Гораздо раньше!..

Додумать Елизавета не успела: Соловей-разбойник деловито ипоспешно заговорил; и план, им придуманный, был так хорош и четок, чтоЕлизавета только послушно кивала, слушая и запоминая.

У нее не было никаких сомнений. Спасти Данилу казалось ейделом святым и естественным, как, скажем, обмануть мессира в катакомбах святойПрисциллы, или вывести из подземелья Хатырша-Сарая сонмище неприкаянных душ,или принять сторону галерников против своего любовника Сеид-Гирея.

– Все поняла. А какой знак тебе подать: мол, все готово,можно начинать?

– Поставь свечку на свое окошко.

Елизавета удивилась:

– Разве ты знаешь, где мое окно?

– А то! – ответил он с таким выражением, что у нее мурашкипо коже пробежали…

Наконец, условившись о времени, Соловей-разбойник велелЕлизавете, не оборачиваясь, идти к дому.

И Елизавета покорно пошла. Но не оглянулась ни разу вовсе непотому, что боялась разгневать Соловья-разбойника. Она себя боялась, боялась своегоразочарования.

* * *

Хоть гости на другой день не разъехались, как надеялисьСоловей-разбойник с Елизаветою, освобождать Данилу требовалось именно сегодня,потому что слишком многое было уже подготовлено – не отменить.

Елизавета вся измаялась до вечера. Дни ее и всегда-тотянулись томительно долго, а уж нынче это было что-то страшное… Но наконец селосолнце, опустились зыбкие сумерки, потом сгустились в вечернюю синеву; там иночь настала.

Елизавета сидела под окошком, клюя носом от затянувшегосяожидания. Но едва из высокой вышины глянул на нее волшебный, сверкающий взорпервой звезды, как сердце глухо, тревожно стукнуло. Встала, взяла свечу ибесшумно выскользнула из своей комнаты. И когда приостановилась на пороге, сноваи снова перебирая, что предстоит сделать, как ее словно бы огоньком-ветеркомобвеяло, унеся с собою всякий страх, всякую тревогу и оставив только легкуюрадость и отвагу. Уже сейчас она знала: все пройдет отлично, спасение Данилыудастся! Ну а что потом случится и как будет бушевать Валерьян, ее нисколько неволновало.

Она шла быстро, на губах играла счастливая, задорная улыбка.Огонек трепетал, будто крыло пойманной бабочки. И сама она была легка, словнобабочка! Чуть касаясь ступеней, слетела на первый этаж и вытянула из-подлестницы загодя припасенную небольшую, но крепкую слегу. Приникла глазом кщелочке: три лакея клюют носами в укромных углах; хозяева с гостями прилипли кзеленому сукну. Прикусив губу от натуги, заложила слегой дверь в столовую.

Подождала. Никто не ворохнулся, не всполошился. Опять взмылапо лестнице. Поставила свечу на подоконник, сама ринулась к другому окну,вглядываясь во тьму. Минуты тянулись. Но вот вдали трижды вспыхнула и погаслаогненная точка, и вновь к Елизавете вернулось счастливое спокойствие.

Она снова выскользнула за дверь и едва не наступила накрадущуюся Тучку. Раздался обиженный мяв. Кошка порскнула в одну сторону,Елизавета, облившись холодным потом, – в другую.

Велико было искушение, минуя кабинет Анны Яковлевны,крикнуть Даниле, что близка свобода, но не решилась спугнуть удачу и пробежалапрямиком в комнату Валерьяна.

Постояв у двери, чтобы глаза привыкли к темноте, быстронаправилась к высокому поставцу, где Валерьян собрал изрядный запаспревосходных вин, не в пример тем, что хранились в погребе для гостей. Онанаполнила две корзины и поволокла их к выходу, как вдруг ей вновь что-топопалось под ноги. На сей раз то была не Тучка: оно не взвизгнуло, непорскнуло, а только тихо зашипело сквозь зубы, и Елизавета поняла, что всейтяжестью наступила на мужскую ногу. Мелькнула жуткая мысль, что это Валерьян.

Нет, не он. Граф носил сапоги либо башмаки, а Елизаветастояла на лапте.

Сообразив это, она сошла с лаптя, и человек с облегченнымвздохом сказал:

– Ты, Лизавета? Напугала до смерти!

– Я и сама напугалась… – пробормотала Елизавета.

Это опять был он, его голос! В темноте ей не удавалосьрассмотреть Соловья-разбойника. Угадала лишь, что он высок ростом и широк вплечах. Как тот!

Он выхватил корзины из ее ослабевших рук.

– Сам снесу!

Тут луна глянула в высокое трехстворчатое окно, и Елизаветас замирающим сердцем вскинула глаза.

Перед нею оказалось смуглое бровастое лицо; черные кудрибуйно вились, чуть не падая на плечи; цвет глаз был неразличим, потому что вних плавали, насмешливо мерцая, две маленькие луны… Елизавета торопливо отвелавзор, но все ж не удержалась:

– Это ты был вчера на берегу?

– По голосу признала? – усмехнулся он в ответ.

– Да. Скажи, как тебя зовут? – спросила с прорвавшимсяотчаянием.

И снова услышала, как он улыбается.

– Григорием.

«Григорий!» Тот никогда не назвался бы так, сказал бы:«Вольной»!.. Это был не он. И думать, и вспоминать нечего о тех давно минувшихвременах. Да и разве добрую память оставило по себе их знакомство, что сейчассдавили горло непрошеные слезы?..

Они молча стояли друг против друга в белой зыбкой мгле,когда простучали по ступеням быстрые шаги и раздался тревожный шепот:

– Ты здесь, атаман?

– Здесь, где ж еще, – буркнул Соловей-разбойник почему-тонедовольно и сунул обе корзины куда-то в темноту. Темнота крякнула,чертыхнулась и тяжело затопала вниз по лестнице.

Соловей-разбойник двинулся было вслед, но тут же обернулся:

– А ты иди, иди себе, Лизавета. Спаси тебя бог! Ты свое делосделала. Не ровен час, увидят тебя – хлопот потом не оберешься.