Читать книгу "Возлюбленная Казановы - Елена Арсеньева"

К обеду Елизавета тоже не спустилась: велика радость слушатьпохмельное чавканье гостей! К тому же она опасалась не сдержаться – захохотатьпри Аннете. Поэтому набрала в мешочек привядших яблок, взяла на кухне малуюкраюшку хлеба и ушла с книгою на любимый свой обрыв, где уселась на коряжине даи просидела до самого вечера на солнце и ветру.

Поначалу ее мысли бесконечно возвращались к утреннейистории; и не скоро удалось принудить себя думать о другом. Помогла, каквсегда, книга.

Книга была интересная: трактат Пьера де Будьера, сеньора деБрантома «Галантные дамы», парижское издание начала века.

«…Словом, как порешили я и многие придворные, – читалаЕлизавета, – вид красивой ножки весьма опасен и воспламеняет сладострастияищущий взор, и удивлению подобно, как это многие наши писатели, равно как ипоэты, не воздают ножке той хвалы, какою почтили они все части тела.

Давно уже обсуждался вопрос, какая ножка болеесоблазнительна и чаще привлекает взоры – обнаженная или же прикрытая и обутая?Некоторые полагают, что все должно быть естественно и что даже совершенных формножка, белая, красивая и гладкая, словом, такая, какой ей следует быть поопределению испанцев, лучше всего выглядит в роскошной постели, ибо где же ещепоказаться даме необутой – не по улице же пройти?!»

Елизавета отложила книгу, приподняла подол и, вытянув правуюногу, обутую в простенькую бархатную туфельку, еще из царского «приданого», ссомнением на нее уставилась.

Нога была длинная, вполне стройная, с круглым коленом ивысоким подъемом. «Вкруг пяты яйцо прокати, под пятой воробей проскочи», –вспомнился народный канон красоты женской ножки, и она одобрительно кивнула:под пятой воробей проскочи – это да; но Пьеру де Брантому сия нога непонравилась бы, потому что она была сухощава, сильна, кое-где исполосованабелыми шрамиками, с длинной узкой ступней и сильными пальцами – не маленькая,почти детская нога изнеженной Аннеты, а нога неутомимой странницы, бывшейполонянки, которую кнутом хлестали по чем ни попадя; нога женщины, умеющейбыстро бегать, неутомимо идти и стискивать бока лошади с такой силою, чтобы онаповиновалась малейшему движению колен всадницы.

Елизавета так увлеклась разглядыванием своих ног, что чутьслышный звук, внезапно раздавшийся за спиною, произвел на нее впечатлениепушечного выстрела. Она подскочила и замерла, испуганно озираясь.

Неужели кто-то подглядывал?.. Нет, вроде бы нету никого, ислава богу! Можно представить, как глупо она выглядела! Недаром этот звукнапомнил ей сдавленный смешок. Но, кажется, и впрямь почудилось.

Еще раз пристально вглядевшись в черные яблоневые стволы,Елизавета успокоилась, уселась на траву и снова уткнулась в книжку:

«Не знаю, правда ли это, но испанцы считают, что совершеннаяпо красоте женщина должна иметь тридцать признаков. Одна дама из Толедо – агород сей славится красивыми, остроумными и изящными женщинами – назвала мнеих. Вот они.

Три вещи белые: кожа, зубы и руки.

Три вещи черные: глаза, брови и ресницы.

Три розовые: уста, щеки и ногти.

Три длинные: талия, волосы и руки.

Три короткие: зубы, уши и ступни.

Три широкие: груди, лоб и переносица.

Три узких: губы, талия и щиколотки.

Три полных: плечи, икры и бедра.

Три тонких: пальцы, волосы и губы.

Три маленьких: соски, нос и голова

Всего тридцать».

Елизавета с досадою отбросила книгу:

– Что за чепуха! Три длинные, три белые, три черные… Это всев точности про Аннету, тоже мне, нашли красавицу!

И тут сзади вновь послышался звук, который заставил ееоблиться холодным потом: кто-то ехидно засмеялся!

Елизавета обежала ближнюю яблоню, проверяя, не скрывается литам насмешник, но никого не нашла. Неужели почудилось?! Она нервно прислониласьк стволу и вдруг…

– Стой тихо, – велел сверху чей-то голос. – И не подымайголову, худо будет.

Елизавета замерла. Значит, не почудилось: за нею и впрямькто-то подглядывал! Кто-то, кого она знает. Этот голос ей, без сомнения,знаком… Вспомнив всё, что он мог видеть, она так покраснела, что даже слезынавернулись на глаза. Но тотчас же ее обуяла злоба.

– А ты что за Соловей-разбойник там сидишь? – спросила какмогла грубо, остерегаясь, однако же, поднять голову. – Вот ежели побегу, что сомной сделаешь? Словишь? А руки не коротки?

– Ничего, – успокоил голос. – Руки у меня долгие. Беги, колиприспичило, только лютая барыня много чего нынче же узнает!

– Это кто ж такая лютая барыня?

– Неужто не поняла? – усмехнулись наверху. – А ты пораскиньмозгами, о чем речь идет.

Тут и голову ломать было нечего: речь могла идти только обАнне Яковлевне. Но что же она может узнать такого особенного?

Елизавета спросила и об этом – и наткнулась на новуюнасмешку:

– А вспомни, кого она весь день разыскивала?

Ноги у Елизаветы сделались ватные. Анна Яковлевна искалатого, кто подглядывал за нею утром. Значит, ее!

Плохо дело. Пока она следила за Аннетою, кто-то следил заней самой?

– Понятно, – процедила Елизавета. – И чего же ты хочешь?

– Помощи, – быстро отозвался голос, сразу посерьезнев.

И тут Елизавета его узнала… И словно бы ледяным ветром ей влицо повеяло: ведь она слышала его в тот страшный мартовский вечер, когда чудомне погибла! Этот человек пришел вместе с Вайдою в баньку и замышлял поджог!

– Чем же помочь тебе, Соловей-разбойник? – спросила она, изовсех сил стараясь не выказывать страха. – Воровское добро схоронить?

Это она бросила наугад: человек, водившийся с Вайдою, могбыть только вором, как и цыган. По молчанию, воцарившемуся вверху, поняла, чтопопала в цель, и слегка струхнула от собственной смелости. Но тут разбойникснова заговорил, и по его голосу было слышно, что он улыбается. Значит, неосерчал.

– Ишь, востра какова да приметлива! Может статься, и об семпопрошу. Но пока о другом речь. О человеке, который у лютой барыни на цеписидит.

В глазах Елизаветы прояснилось. Она словно впервые увидела,что небо уже позлащено закатом, Волга присмирела, на землю медленно опускаетсяпредсумеречная тишина.