Читать книгу "Возлюбленная Казановы - Елена Арсеньева"

Ей открылся один из покоев Анны Яковлевны, нечто среднеемежду кабинетом и будуаром, весь в розовом шелку и бархате, с бюро, секретером,кокетливым письменным столиком, зеркальным туалетом, пуфиками, козетками,креслицами… Но вовсе не премилая обстановка сей уютной комнатки заставилаЕлизавету остолбенеть. Показалось, что на мгновение она перенеслась в одну изсамых страшных сказок своего детства. В ту самую, где избушка бабы-яги былаокружена частоколом, усаженным мертвыми человеческими головами, ибо вся этакомнатка оказалась уставлена деревянными болванками, на кои были вздетыразнообразнейшие дамские парики!

У Елизаветы глаза разбежались. Каких только причесок здесьне было! И самые обычные, повседневные, с небрежно взбитыми локонами; иаккуратно-громоздкие: посредине головы большая квадратная букля, а от нее посторонам косые букли помельче, сзади шиньон – все это сооружение не менееполуаршина высотой называлось «le chien couchant». Были парики с маленькимибукольками, просто и изящно забранными на затылке, с косами; какие-то сложныепроизведения необузданной фантазии с лентами, гирляндами, перьями и дажекорзиною искусственных цветов… Некоторые парики были такого жетемно-каштанового цвета, как волосы Анны Яковлевны, а иные оказались щедроопылены пудрою: розовой, палевой, серенькой, а la vanille, а la fleur d`orange,mille fleur… И среди этого цветника причесок стоял, согнувшись, какой-точеловек и шелковой кистью пудрил самый пышный из париков, причесанный а laLouis XIV, пудрою нежно-розового цвета. Он-то и исторгал те самые звуки,которые Елизавета спросонок приняла за мяуканье пропавшей Тучки, потом за стоныи которые оказались тоскливым пением без слов, более похожим на причет помертвому.

Наконец человек выпрямился, и Елизавета разглядела, что онвысок, худощав и еще молод, хотя его широкоскулое, узкоглазое, с явной примесьюкалмыцкой крови лицо и поросло реденькой бороденкою. От пояса его спускаласьизрядная цепь, будто у медведя, коего водит сергач, и тянулась она через весьбудуар в соседнюю комнатенку, где, наверное, и находился знаменитый чулан.

Так вот он был каков – парикмахер Данила! Так вот в чемкрылось его секретное мастерство: Анна Яковлевна носила парики!..

Но тут же Елизавета недоуменно пожала плечами. Подумаешь,парик! Совсем недавно дама без парика была все равно что неодетою, да и по сюпору их, не скрываясь, нашивали даже при дворе. Городить из сего такую страшнуютайну, право, не стоило. Здесь крылось что-то еще. И Елизавета поняла, чтоникакая сила не сдвинет ее с места, пока она не дознается до истинной сутиАннетиных запретов и секретов.

Дать такое слово было проще, чем его сдержать, ибо она моглакараулить, уткнувшись в стенку, часа три или четыре – Анна Яковлевна былазнатная соня. Елизавете снова повезло: с треском распахнулась розовая атласнаядверка, ведущая в спальню, и графская кузина, растрепанная, с потягом зевающая,возникла на пороге, с неприязнью уставясь на перепуганного до синей бледностиДанилу.

– Чего воешь, будто пес перед покойником? – спросила онапочему-то басом, видать, со сна. – Разбудил ни свет ни заря! – Опять зевнула, ина ее хорошенькое, хоть и помятое личико вспорхнула счастливая улыбка, а голоспомягчел. – Готово ли?

– Готово, ваше сиятельство, – ответствовал дрожащийпарикмахер, снимая с болванки тот самый кудлатый парик, который только чтопудрил.

Оглядев парик со всех сторон и милостиво кивнув, Аннетаплюхнулась на пуфик перед туалетом, похлопала себя по щекам, чтобы вернуть им румянец;потом зачем-то вцепилась в свои нечесаные волосы, сильно дернула; и Елизавета,стоявшая в коридоре, не сдержала восклицания, ибо эти волосы тоже оказались нечем иным, как париком, под которым открылись реденькие перышки, кое-гдеторчащие из головы… Кузина графа оказалась плешивой, точно больная корова!

Изумленный вскрик Елизаветы, к несчастью, был услышан. АннаЯковлевна вскочила, отпихнув парикмахера, который не удержался на ногах и упал,грохоча своей цепью, и кинулась к дверям, не забыв, однако, вновь нахлобучитьпривычный свой парик. Елизавета не стала ее дожидаться: легче перышка пролетелапо коридору, миновала залу, опрометью вбежала в свою опочивальню и бухнулась впостель, едва не придавив невесть откуда взявшуюся изрядно отощавшую, но вполнесчастливую Тучку, которая терпеливо поджидала свою хозяйку.

И когда через малое время Анна Яковлевна, шнырявшая по всемудому в поисках того, кто вызнал ее страшный секрет, отворила двери в почивальнюненавистной графини, то в первых солнечных лучах увидела такую картину:Елизавета спала, укрывшись чуть ли не с головой, а рядом, на подушке,свернулась клубочком и напевно мурлыкала серая Тучка.

Глава 20

Соловей-разбойник

Конечно, натерпелась она страху! Полдня не выходила из своейкомнаты, прислушиваясь, как разоряется Анна Яковлевна в девичьей. Потомперехватила на лестнице веселую, ласковую горничную Ульянку и вызнала, что«барыня лютует – страсть! Знать, Данила-волочес ее прогневил, ибо запретила онаему нынче есть давать, а уж била, била-то как! У самой, сказывает, рученькаотнялась».

У Елизаветы екнуло сердце: виновна-то она, а страдаетбедняга Данила… Но что было делать? Не признаваться же этой безумице! Вот исидела в своей светелке, маясь между угрызениями совести, гомерическим, доколик, смехом, когда вспоминала плешивую Анну Яковлевну, и странной, ненужнойжалостью к ней же. Это было глупо, дико, но она и впрямь сочувствовала своейнеприятельнице. Ох, до чего нелегко такой тщеславной болтунье, беззастенчивойхвастуше хранить свою тайну, в которой не было, конечно, ничего позорного, ведьэто наверняка последствия тифа, лишая или ожога… Оставалось поражаться, как ейудавалось столько лет дурачить Валерьяна, что он в бурные ночи любовные ничегоне заметил?! Елизавета представила, как мучилась кузина графа, как ежеминутнобоялась сронить парик, пусть и тщательно приклеенный, а все ж – не свои волосы!Валерьян был брезглив, безжалостен и, несомненно, в толчки прогнал бы Аннету,хоть раз взглянув на ее «прическу».

Елизавета только усмехнулась над тем, что ей и в голову невзбрело ославить Аннету. А зачем?.. Привлечь к себе Валерьяновы чувства? Оченьсомнительно, что удалось бы. К тому же он ей и даром не нужен. Знала наверняка– было время усвоить, судьба-наставница выучила! – что счастье прихотливо ипеременчиво. Пусть берет свое Аннета, пока может, а вот далеко ли это «свое»унесет, время покажет.

И время «показать» не замедлило. Но об этом впереди.

* * *