Читать книгу "Иностранец ее Величества - Андрей Остальский"

Получив такую электронную отповедь, невеста пасынка разослала ее своим друзьям в «Фейсбуке» — как иллюстрацию грубости и глупости старшего поколения. И началось… Британское общественное мнение раскололось. Свои многочисленные сторонники нашлись и у миссис Бурн, в то время как молодежь вовсю издевается над напыщенностью старших. А кто-то из пятидесятилетних заметил по этому поводу: «Мы — иммигранты из страны прошлого, живущие на чужбине».

Но что думают, скажем, сорокалетние? Я спросил моего знакомого Дэвида, преуспевающего компьютерщика из финансового сектора: в какую сторону движется Великая Британия? И узнал следующее.

Дэвид видит и положительные, и отрицательные перемены, но в целом, по его мнению, страна меняется к лучшему. Ему по душе космополитизм нового Лондона, превращающегося вслед за Нью-Йорком в общемировой плавильный котел, в котором варится множество разных национальных культур. Он, кстати, и сам женился на таиландке и произвел с ней двух замечательных, явно одаренных полукровок. Дэвиду скорее нравится и некоторая американизация образа жизни Сити: он успел еще застать долгие ланчи с вином и неторопливыми беседами. Теперь все это кажется нелепым анахронизмом. Деловой человек более не может себе позволить этого, ограничивается, как правило, проглоченным на ходу сэндвичем, если только речь не идет о приеме важного клиента. Темп жизни неизмеримо возрос, а с ним вместе увеличились и нагрузка, и стрессы.

Все это Дэвид относит скорее к плюсам, но отмечает и некоторый упадок систем медицинского обслуживания (все его родичи — медики) и образования. Своих замечательных детей он побоялся отдать в обыкновенную лондонскую школу, уж больно дурная у тех репутация. И при всей своей любви к столице уехал ради потомков жить в Тонбридж, все в тот же Кент. Жить ему здесь очень нравится, но приходится каждый день тратить более полутора часов на дорогу.

Однако и в тонбриджской школе Дэвида не все устраивает. Например, ему кажется странным полное устранение элемента соревновательности из жизни школьников. Ученики делятся здесь по способностям на более или менее продвинутые группы, но в какую и почему определен ваш ребенок, вы должны догадываться сами: спросить об этом учителей нельзя, да они и не скажут.

Это другая крайность по сравнению с частными школами, где соревнование носит открытый и подчас ожесточенный характер — мне это известно не понаслышке, моя дочь попробовала и ту и другую систему обучения и нигде не была счастлива.

Мою жену более всего угнетает, что Англия стала заметно грязнее, что англичане нового поколения все чаще громко ругаются матом — при детях, при женщинах. Собственно, и сами молодые дамы не брезгуют иногда воспользоваться экспрессивной лексикой (в основном словом «факинг»). Почему у них все люди и предметы и в положительном, и в отрицательном смысле непременно занимаются сексом в Present Continues Tense (настоящем продолженном времени), один Бог знает…

Вот буквально на днях позвонил мне молодой приятель, чистокровный англосакс (если такие бывают, в чем я не уверен) и с тоской сказал: «Не могу я больше выносить всего этого — и этих. Хочу эмигрировать…»

Так что существует и такая, гораздо более пессимистическая точка зрения.

Мой друг Уилл эмигрировать вовсе не собирается.

И черного пессимизма не разделяет. Но и ему многое не нравится в сегодняшней Британии. Хотя он готов сделать поправку на возраст: в жизни каждого человека наступает момент, когда он склонен ворчать и тосковать по старым добрым временам.

И все-таки… Прежде всего его расстраивают наблюдения за собственными детьми — замечательными, на мой взгляд, представителями молодежи.

Дедушка завещал им очень много земли и денег. Но вам никогда это не придет в голову, если они вам повстречаются, такие это скромные, совсем не спесивые, прекрасно воспитанные молодые люди. Юный джентльмен Мэтью, мечтающий стать агрономом, и изящная, как эльф, Сара, которая отправилась в Африку учить местную бедноту английскому языку.

Но вот они тем не менее пугают Уилла — тем, что как и все новое поколение, при первой возможности удаляются в свои комнаты, где немедленно погружаются в виртуальное электронное пространство. Там свои дружбы и свои страсти, привязанности и антипатии, там вовсю идет общение, но электронное, ненастоящее, с точки зрения Уилла — фальшивое. В этом виртуальном мире старые, традиционные ценности уже не имеют значения и уступают место чему-то новому и непонятному. И поскольку это происходит одновременно по всей Земле, стираются и национальные особенности и отличия. С одной стороны, это, конечно, хорошо… но с другой… В чем же теперь будет состоять английскость, британскость? Что будет с жесткой верхней губой и культурой недосказанности и недоговоренности? Или они родятся вновь, в какой-то новой, немыслимой для нас, электронно-виртуальной инкарнации?

Уилл, многие десятилетия проработавший в издательской индустрии, любит держать в руках старую добрую книгу, и общий переход к электронному варианту книги его огорчает. Правда, первой в семье новшество освоила его девяностооднолетняя тетка…

Возвращение на маленький остров

Меня же больше беспокоит другое. Для нас, англофилов всего мира, было особенно важно, что Британия всегда умела «боксировать в чужой, более тяжелой весовой категории» — has been punching above its weight. Роль, которую страна и поныне играет в мировой финансовой системе, в международных отношениях, в научной и культурной жизни, по-прежнему не пропорциональна ее экономическому весу, численности населения и размеру территории. Отчасти это происходит благодаря наличию ядерного оружия и постоянному членству в Совете Безопасности ООН. Отчасти — благодаря уникальной роли Сити как всемирного финансового узла. И, наконец, по традиции, можно сказать, по давней привычке. Хотя и особые таланты, работоспособность и изобретательность английского народа тоже нельзя сбрасывать со счетов.

Но вот появились некоторые признаки усталости английского металла.

Например, весьма показательна судьба Всемирной службы Би-би-си, которой я отдал шестнадцать лет своей жизни. Все эти годы численность аудитории по всему миру непрерывно росла, перевалив в конце концов за сорок миллионов. Ничего подобного не было и нет больше ни у одного другого государства мира. Во-первых, потому, что никакое другое общество не готово столько платить за чужое удовольствие. Во-вторых, если уж государства финансируют такого рода институты, то хотят и заказывать музыку — то есть пропагандировать свою точку зрения на международные и прочие дела. На Би-би-си же пропаганда — самое ругательное слово. А как, собственно, самая свободная страна в мире может «пропагандировать» свои ценности? Через отсутствие пропаганды, через демонстративное уважение свободы информации!

Так вот, много десятилетий являла Всемирная служба Би-би-си миру образец непредвзятой, объективной, высокопрофессиональной журналистики. То, что британскому налогоплательщику не жалко было ее из своего кармана финансировать, казалось чудом, возможным лишь в одной, особой стране мира. И вдруг наступил момент, когда денег на всемирный эталон журналистики стало не хватать. Началась экономия. Службы вещания на иностранных языках стали закрываться одна за другой. Дошла очередь и до Русской службы — 26 марта 2011 года все передатчики, направленные на Россию, выключились; остался только веб-сайт, далеко не каждому доступный. Да и международное вещание на английском языке тоже было урезано.