Читать книгу "Рок семьи Романовых. "Мы не хотим и не можем бежать..." - Хелен Раппапорт"

Несмотря на все свое рвение, Мерил Бьюкенен была вынуждена признать, что ее усилиям по защите репутации и памяти своего отца мешало отсутствие доступа к официальным архивам. Поэтому она писала мемуары, опираясь «на собственные личные воспоминания и на отпечатавшиеся в моем мозгу подлинные слова и поступки моего отца»26. Проблему с официальными архивами, как она утверждала, усугубляло то, что в 1917–1918 годах Ллойд-Джордж

«имел обыкновение посылать телеграммы напрямую [курсив мой – авт.] в посольства, вместо того, чтобы использовать обычные каналы МИДа, так что в официальных архивах нет никаких доказательств его прямого участия в том, что Императору не предоставили убежища в Англии»27.

Это важное обстоятельство, возможно, объясняет, почему в некоторых случаях возможное «отсутствие документальных доказательств», вероятно, пустило иных исследователей по ложному следу.

Как бы то ни было, выход летом 1932 года книги Мерил Dissolution of an Empire («Распад империи») вызвал в прессе немалый интерес, и Ллойд-Джорджу, как и следовало ожидать, начали задавать вопросы. Что он помнит обо всей этой истории с предоставлением убежища Романовым? Его ответ был расплывчат и уклончив; его секретарь сделал для печати заявление, что бывший премьер-министр (покинувший свой пост в 1922 году).

не сохранил точных воспоминаний о том, что происходило в то время, однако «если вопрос о том, чтобы позволить Царю приехать сюда, и возникал, он, вероятно, выступал против, потому что в то время мы старались убедить Керенского продолжать сражаться на стороне Антанты, и если бы мы разрешили Царю приехать сюда, это нанесло бы ущерб тем дипломатическим представлениям, которые мы делали Керенскому»28.

Это само по себе стало ретроспективным признанием в том, что, по сути, Ллойд-Джордж желал приезда в Англию Романовых не более, чем его король. А поскольку доброе имя короля строжайше охранялось и никем не ставилось под сомнение, бремя вины, само собой, было возложено на тогдашнего премьер-министра. Чиновники правительства знали, как в действительности обстояло дело, но молчали. «Насколько мне известно, за это решение ответственность несет не мистер Ллойд-Джордж, – заметил один из высокопоставленных чиновников Министерства иностранных дел, – но говорить, кто это был, представляется нецелесообразным»29.

Двумя годами позже, когда Ллойд-Джордж был занят описанием периода 1917–1918 годов в своих шеститомных «Военных мемуарах», пришел его черед на собственной шкуре испытать масштаб государственной политики замалчивания фактов.

До сих пор анализ той части мемуаров Ллойд-Джорджа, которая касалась вопроса о предоставлении убежища Романовым, не выявил ничего, кроме прямой констатации того, что его заставили вымарать целую главу, посвященную этой истории, чтобы защитить репутацию короля. Все предположения по этому поводу всегда сводились к тому, что рукопись этой вымаранной главы была уничтожена. На самом деле это не так, и ее напечатанные на машинке страницы дошли до нас и хранятся в Парламентских архивах Вестминстера. Проделав некоторые изыскания, я смогла обнаружить ее благодаря ее краткому анализу, сделанному бывшим сотрудником Министерства иностранных дел Китом Хэмилтоном в сборнике научных эссе, опубликованном в 2013 году30. Сама глава тяжела для чтения и ничем не примечательна, зато о многом говорят карандашные пометки на ее полях, сделанные официальными лицами, которые проверяли ее, решая вопрос о ее публикации. Как это часто бывает, суть дела можно найти именно в заметках на полях – в том, о чем в самих официальных документах умалчивается или что было нарочно вымарано. Было очень волнительно получить в руки это важное документальное свидетельство.

В процессе написания этой главы, озаглавленной «Будущая резиденция царя», Ллойд-Джордж поинтересовался, в каких пределах он сможет прямо цитировать официальные документы, потому что знал, что эта глава будет подвергнута тщательной проверке. Собственно говоря, пройтись по главе частым гребнем входило в обязанности секретаря Кабинета министров Мориса Хэнки. Хэнки передал рукопись главы со своими карандашными отметками на полях сэру Роберту Вэнситтарту, постоянному заместителю министра иностранных дел, которые добавил к ним и свои замечания. Хотя сама глава представляла собой в основном лишь краткую хронологию событий с цитатами из официальных телеграмм и писем, этого было достаточно для того, чтобы вызвать у Хэнки и Вэнситтарта тревогу. Несмотря на всю ее пресность, из нее тем не менее вытекало, что в изменении первоначальной благожелательной позиции британского правительства прямую роль сыграл король.

Хэнки был особенно озабочен тем, что текст главы ясно демонстрировал изменение точки зрения правительства в период между заседанием Кабинета военного времени 21 марта 1917 года, когда было высказано сомнение в том, что Великобритания является подходящим местом для предоставления убежища, и заседанием расширенного Имперского Кабинета военного времени (включавшего представителей доминионов) 22 марта, когда «мы по общему согласию изменили мнение» и решили предложить убежище, но только на период войны. Оппоненты, как указывалось в пометках, «уцепятся за этот момент и скажут, что основания [для того, чтобы позднее отказаться от этого предложения] были недостаточны и что мы повели себя не очень-то мужественно»31. Также было высказано возражение против включения в текст главы «безжалостного» замечания Бьюкенена в его датированном 2 апреля письме Бальфуру. Сэр Джордж писал, что царица была «злым гением Императора с тех самых пор, как они поженились» – «что является некоторым преувеличением и потому ослабляет нашу позицию в этом вопросе»32. Но самое большое беспокойство вызывало утверждение Ллойд-Джорджа о том, что

«в некоторых кругах рабочего класса нашей страны наблюдается острая враждебность к Царю, и что в прессе появились статьи, имеющие тенденцию связывать Короля с Царем [курсив мой. – Авт.]; сложилось мнение, что, если Царь поселится здесь, это может усугубить и радикализировать такие тенденции»33.

Хэнки и Вэнситтарт сразу же возразили против выражения в тексте, выделенного мною курсивом: эти слова «должны быть опущены», написано на полях. В целом они оба сочли, что в тексте главы демонстрируется постыдная слабость позиции короля и его правительства, если не проявление ими откровенной трусости. Выражение «мы повели себя не очень-то мужественно» явилось убийственным признанием коллективного безволия. Телеграмма от 13 апреля, отправленная сэру Джорджу, в которой объяснялось, что в стране «набирает силу влиятельное антимонархическое движение», также должна была быть удалена, как и ссылка Ллойд-Джорджема на неохотное согласие Бьюкенена на то, что «было бы куда лучше, если бы бывший Император не приезжал в Англию» и что вместо этого надо обратиться к Франции34. Подобная информация «в настоящее время покажется неубедительной публике, которая откажется верить, что британскому трону действительно угрожала опасность, и уцепится за тот очевидный факт, что мы, по нашему собственному признанию, пытались переложить ответственность и риск – если таковой вообще был – на Францию!»35 Да, говорилось в одной из пометок на полях, «следует признать, что мы изменили нашу позицию. Именно об этом и говорят те, кто нас обвиняет. Решат ли они, что у нас были достаточные на то основания? Я уверен, что нет – на данном этапе»36.