Читать книгу "Эшафот забвения - Виктория Платова"

– Тогда поедемте.

– Только я прошу вас… Не нужно никаких постов. – Еслиуж он принял меня за жертву изнасилования, пусть так и будет.

Так будет легче. Изнасилование, шок, полная прострация. Мнедаже не придется врать.

Старик заботливо усадил меня в свою колымагу и накинул наплечо ремень безопасности. Потом вернулся к обочине и поднял забытую мнойвытертую сумку.

– Вот, возьмите. – Уложив сумку мне на колени, онзахлопнул дверцу и, спустя несколько секунд плюхнулся на кресло рядом со мной.

– Спасибо, – еще раз тупо повторила я.

– Выпейте кофе. – Он ловко отвинтил крышку термоса,налил в нее кофе и почти насильно сунул мне в руки. Кофе отвратительно пахпробкой и цикорием, но все же я отважно сделала несколько глотков.

– Спасибо.

– Сейчас мы развернемся и поедем в Москву. Куда выскажете, – ласково сказал старик. – Но, думаю, вам лучше всего обратиться вбольницу. Или в кризисный центр, сейчас существуют такие службы, я знаю…

– Нет-нет… Ничего не нужно. – Я прижалась лбом к стеклуи заплакала.

* * *

…Его звали Григорий Петрович.

Он представился мне с самого начала, мягкие успокаивающиеимя и отчество должны были убедить меня: никакой опасности больше нет, вамничто не угрожает. Григорий Петрович вел себя удивительно тактично и больше неприставал – ни с вопросами, ни с утешением. Я пребывала в полубессознательномсостоянии и машинально слизывала кровь с пальцев.

Кровь никак не останавливалась, но это мало занимало меня.

Я даже не отреагировала на то, что старик остановился,совершил короткий рейд в глубины своего “Запорожца” и вернулся ко мне сперекисью водорода и бинтами. Он сам обработал мне руки перекисью и обвязалбинтами саднящие ногти.

– Вы живы, а это главное, – кротко сказал он мне ипожал локоть.

Слишком мягкий, слишком тихий человек с извиняющимся голосом– что могло заставить его выбежать на стылое шоссе из машины, под выстрелы (аон не мог не слышать выстрелы), с одной монтировкой?

На своем чихающем и фыркающем “запорике” он подвез меняименно туда, куда я просила, – к метро “Семеновская”.

– Если вы позволите, я провожу вас, сдам с рук на руки…Мужу или родным.

– Нет-нет, спасибо, вы столько для меня сделали. – Я струдом выговаривала слова, он столько для меня сделал, Григорий Петрович,совершенно чужой мне человек. А вот я для Митяя не сделала ничего…

– Но, может быть… – Он не настаивал, но и не уходил.

– Все в порядке. Еще раз спасибо.

– Я бы на вашем месте заявил в милицию. Я молчала, итогда он сказал:

– Знаете, с моей племянницей произошла.., произошлатакая же страшная вещь. Четверо подонков втянули ее в машину… И не было никого,кто защитил бы ее, а у самой не хватило сил. Они ведь где-то живут, этиподонки. А Али-ночки больше нет… Она покончила с собой после всего этогокошмара, она была очень впечатлительная девочка, писала стихи, ее дажепубликовали два раза в “Московском комсомольце”, Алина Войнаровская. Можетбыть, слышали? Нет-нет, конечно, я понимаю, вы не могли слышать это имя, а ейобещали большое будущее… Это было десять лет назад, только не зимой, а летом…Летом, что еще ужаснее… Может быть, я все-таки провожу вас?

– Нет. Я сама. Спасибо за все. И простите меня…

– Это вы простите, – тихо сказал Григорий Петрович.

Я стояла и смотрела ему вслед, пока крошечный нелепый“Запорожец” не скрылся из виду.

…Соберись. Того, что случилось, уже не исправить. Соберись,соберись. Кажется, это здесь. Я не была на “Семеновской” больше полугода, ноэтот двенадцатиэтажный дом запомнила навсегда. Даже в страшном сне я не могласебе представить, что вернусь сюда по собственной воле.

Что это будет единственным местом, куда я смогу вернуться.

…Лифт не работал. Мне придется идти на двенадцатый этажпешком. Это в его стиле – жить в доме с неработающим лифтом.

Между седьмым и восьмым этажами я села на холодные каменныеступеньки черного хода и заплакала. Я все еще боялась думать о том, чтопроизошло с Митяем. Почему меня всегда окружает столько смертей или колея, вкоторую я попала – колея с бабочками над жирной землей и подсохшими цветами,передавленными цветами, – ведет в царство мертвых?..

Меня нужно запереть в клетку, возить по городам и выпускатьна арену перед тиграми какого-нибудь Мстислава Запашного и после дуэтаэксцентриков-эквилибристов каких-нибудь братьев-близнецов Немировичей: вотженщина, которая притягивает убийства как магнит. Слабонервных просимудалиться…

Вставай, Ева, нужно идти, еще пять этажей.

Перед дверью на двенадцатом этаже я постаралась отдышаться,чтобы не выглядеть совсем уж унизительно. Да, дверь именно эта, я была здесьвсего лишь несколько раз (два? три?), но хорошо запомнила ее. Набрав в легкиевоздуха, я ждала, пока сердце прекратит выпрыгивать из груди.

Ничего не получится, оно гулко билось о пустую сердечнуюсумку, оно ничего не хотело знать. Я не стала уговаривать его, я просто подняларуку и позвонила в дверь.

Только бы он был дома. Если его нет – я просто не сдвинусь сместа, я просижу несколько лет на балкончике черного хода с панорамойбезлико-окраинной Москвы в кармане, а потом состарюсь и умру. Но он открыл ещедо того, как я успела состариться и умереть.

Капитан Костик Лапицкий в жалком тренировочном костюме свытянутыми коленями.

Он совсем не удивился мне. Или сделал вид, что не удивился.Стоило ли столько месяцев ненавидеть его, считать абсолютным злом, чтобы врезультате прийти к нему домой и обнаружить эти вытянутые трикотажные колени…

– Привет, – сказал Костя, что-то торопливо прожевывая,– что ж с утра не предупредила, что придешь? Я бы подготовился.

– С утра были другие планы. – Я спрятала руки за спину,чтобы он не увидел перебинтованных пальцев. Я совсем забыла, что мое пальтозалито кровью Бадри. Хорошо еще, что добрейший Григорий Петрович отмыл мне лицоводой из пластиковой бутылки.

Лапицкий внимательно рассматривал меня, как птица, склонивголову набок.

– Я вижу. Повздорили с кобельком, кому быть вверху, акому внизу? Это чья кровь – твоя или его?

– Третьего лица. – Я не хотела, но он все-таки втянулменя в свой цинично-обыденный треп.

– Ты в своем репертуаре, смуглая леди сонетов, как япосмотрю. Занимаешься профессиональной деятельностью и уверенно влияешь начисленность человеческой популяции.

– Может быть, впустишь меня?

– Что ты хочешь мне сказать?

– Если это тебя все еще интересует, ото произошло неодно убийство, а два.