Читать книгу "Моя душа темнеет - Кирстен Уайт"

– И как мне это сделать? – пробормотал Петру.

– Брать пример с Лады? – предложил Матей. К счастью, едва сдерживаемый смех воинов скрыли вуали, а Лада сделала вид, что ничего не заметила. Но по тому, как она поджала губы, Раду понял, что ей это становилось в тягость.

– Идите короткими шагами, – объяснила Лада. – Изогните тело, насколько это возможно. Скруглите плечи, вертите бедрами. Идите так, будто у вас между ног ничего нет, что для Николая и Петру не составит труда.

Раздался взрыв грубого хохота.

– И перестаньте смеяться и разговаривать, – добавил Раду, качая головой. Он двинулся вперед, уверенно возглавляя процессию. Когда они подошли к решетке ворот, он кивнул стражнику.

Евнух оглянулся и поднял брови.

– Врачи посоветовали нам пробудить чувства Мурада, чтобы помочь ему прийти в себя. Я подумал, ну… – Раду застенчиво улыбнулся, указав на стоявших позади него женщин.

Евнух открыл ворота, и они прошли. Раду молча молился о том, чтобы евнух не стал разглядывать «женщин» или их ноги. Найти для янычар башмаков он не смог, а их кожаные сапоги вряд ли могли сойти за повседневную обувь женщин, всю свою жизнь проводивших в одном здании и в окружающих его садах.

Следующая дверь была входом в приватные покои Мурада, в которых несли дежурство несколько янычар. Обливаясь под одеждой потом, Раду дал им такое же объяснение, снабдив его такой же понимающе-смущенной улыбкой. В ответ они лишь пожали плечами. Судя по всему, янычарам надоело охранять едва живого султана.

И вот они оказались внутри.

– Хочешь на него взглянуть? – спросил Раду, остановившись перед дверью в спальню Мурада. Он нервно посмотрел в коридор, уверенный, что с минуты на минуту янычары осознают свою ошибку и ворвутся сюда с саблями. Или придет врач и забьет тревогу. Или тут окажется сам Халил-паша.

Но пока они были одни.

Мехмед посмотрел на комнату своего отца и покачал головой.

– У меня нет для этого повода.

У Раду возникло странное желание подойти к Мураду и отдать ему дань уважения. Каким бы он ни был и что бы он ни сделал, Мурад был причиной, по которой они здесь находились. А этого Раду ни за что бы не изменил. Мурад забрал очень многое, зато подарил ему Мехмеда и ислам.

Раду положил ладонь на плечо Мехмеда и крепко его сжал. Затем провел группу через роскошную комнату в боковое помещение, которым пользовались очень редко. Оно было слишком тесным, чтобы здесь можно было развлекаться, а поскольку Мурад умирал, посетителей было мало, и они жались к главным комнатам.

Тихо закрыв за собой дверь, мужчины стали избавляться от маскировки, некоторые с большим рвением, чем другие.

– Ты симпатичнее, когда твое лицо скрывает вуаль, – признался Николае Петру, когда молодой человек сорвал с себя верхнюю одежду.

– А ты симпатичнее, когда держишь рот на замке, – парировал Петру.

Их отношения были пропитаны легкостью и абсолютным доверием, поскольку они знали друг о друге все. Возможно, они даже не нравились друг другу, но не сомневались, что, если придется, они защитят другого ценой своей жизни.

Раду подумал, каково это – просто дружить: без страхов, без запутанных и нежеланных эмоций. Кумал был для него больше наставником, нежели другом: он был старше и не мог считаться ему ровней. Раду доверял Лазарю, но в последнее время чувствовал себя рядом с ним неуютно и вынужден был постоянно защищаться. Остальных своих солдат он держал на расстоянии из страха, что они разглядят в нем то, что разглядел в нем Лазарь, Хюма и Лада. И чего до сих пор не разглядел Мехмед.

Раду не знал, радоваться ему или страдать от острой, как нож в сердце, боли, вызванной тем, что Мехмед был не в состоянии догадаться о чувствах Раду по одним только его глазам.

– И что теперь? – Мехмед посмотрел на Раду.

Раду почувствовал, как его грудь наполнилась гордостью, а плечи выпрямились, завоевывая себе больше пространства.

– А теперь я пошлю за командиром янычар.

Лада покачала головой.

– Слишком рискованно.

– Да. Но еще более рискованно оставлять городских янычар за пазухой у Халил-паши. Если он увидит нас сегодня, он может нас предать. Но если мы не убедим его поддержать Мехмеда, нам придется сражаться с ним на улицах города.

– Я согласен, – сказал Мехмед.

***

Заманить командира янычар в покои Мурада оказалось проще простого. Раду не сказал слуге, кто просит его присутствия. Казанци Догану не терпелось увидеть Раду, поскольку во время осады он общался с ним так много, что они стали близки. Раду улыбнулся и махнул рукой, приглашая следовать за ним.

К его чести, Казанци Доган умело справился с шоком, когда открыл дверь и увидел Мехмеда, сидящего на искусно позолоченном стуле, в темно-бордовой одежде и темно-красном тюрбане. Он держал саблю так же непринужденно, как дышал.

– Заходи, – сказал Мехмед.

В знак признательности Казанци Доган наклонил голову и вошел в комнату. Его глаза бегали туда-сюда, осматривая мрачные лица стоявших вдоль стен воинов. Лада сидела в углу, закинув одну ногу на скамью, а другой свободно покачивая. Она завязала плотный узел и уронила аркан, позволив ему небрежно свисать над полом, как будто позабыв о нем.

Раду ощутил к ней прилив нежности, который перекрыл даже гнев. Порой она была действительно великолепна.

– Я не знал, что вы прибыли в город, – сказал Мехмеду Казанци Доган.

– Да. Удивительно, что никто не счел нужным сообщить мне о том, что мой отец при смерти. Но поскольку все мы стоим на пороге больших перемен, нам с вами необходимо прийти к соглашению.

Казанци Доган ничего не ответил.

– Во время моего прошлого правления у ваших людей были проблемы с дисциплиной. Вам удалось взять их под контроль?

Лицо Казанци Догана предательски покраснело.

– Мои янычары делают для империи больше, чем любые другие солдаты. Это моя работа – следить за тем, чтобы они были под контролем.

– Разумеется. Напомните мне о структуре войск.

Нахмурившись, Казанци Доган объяснил, что он – главнокомандующий и что ему докладывают командиры каждой дивизии и гарнизона. Мехмед задумчиво кивал.

– И ты предан султану и никому больше?

Казанци Доган с легкостью ответил:

– Да.

– Но султан не командир. Командир – ты.

– Да.

Мехмед кивнул.

– Это хорошо, что ты действуешь отдельно от сипахов и их бесконечных политических интриг. Своих янычар я ценю превыше всего. Так скажи мне: что я могу сделать, чтобы помочь тебе руководить твоими людьми?

На лице Казанци Догана появилось хитрое выражение.