Читать книгу "Как если бы я спятил - Михил Строинк"

— Без паники, я кое-что организовал. Большой лес. Большой сказочный лес.

Напротив выхода, за сценой, в ограде был лаз, куда уже нырнул автобус с лилипутами. Мы с сороконожкой Флипа и девушками Грегора последовали за ним, в темный лес. Воспользовавшись этой промежуточной программой, мы подзарядились таблетками. Каждый наслаждался собственными галлюцинациями. И когда, хихикая, как подростки, над нашей ночной вылазкой, мы уже собрались было повернуть назад, вдалеке забрезжил розовый свет. Прямо-таки иллюстрация из «Алисы в стране чудес». Сказочный лес. Afterparty.

На крыше игрушечного автобуса стоял диджей и ждал нас, чтобы завести музыку. Мрачное, будоражащее техно. И с первым же тактом я снова захмелел. В доску. Я больше не чувствовал себя наполненным воздухом. Я был легче воздуха. И летел, точно искра в ночи.

13

Хаким и я любуемся результатами нашего творчества. Хаким подрисовывает омлет, а я наношу последний штрих на осиное гнездо. Мы не искали легких путей, выбрав этот сюжет, но зато актовый зал расписан веселыми и, главное, совершенно безобидными картинками.

По пути в группу Хакима жестом приветствует Лекс. Меня игнорирует, ну и слава Богу. Обычная вечерняя программа полностью перекроена, групповую терапию тоже отменили. До рождественского ужина еще целый час, и мы решаем сыграть в «Колонизаторов»[14]. Что практически бессмысленно, ведь никто не понимает правил и не желает ничем меняться с другими. Когда я наконец предлагаю Гроверу четыре булочки и окурок в обмен на руду, я выигрываю, хотя об этом никто не догадывается. Мы с Гровером идем курить, а остальные превращают игру в подобие шашек. Все в выигрыше. Все довольны.

Рождественский ужин представляет собой жареный рис с порыжевшими дольками консервированного ананаса. Не думаю, чтобы хоть один из наших пациентов был вегетарианцем, но, поскольку сегодня с нами ужинает весь персонал больницы, меню продумано досконально.

Групповые инструкторы в большинстве своем — студенты из псевдолиберальных богатых семей, завалившие экзамены по психологии. Свои фрустрации они заедают бесчисленными плитками экзотического шоколада «Макс Хавелаар», после чего сажают свои бесформенные тела в широченных свитерах (где хватает места для семи животов) на диету доктора Фила, ограничиваясь крапивным чаем и булочками с мюсли.

Я ничего не имею против вегетарианцев. Более того: в лучшие дни своей жизни я и сам был вегетарианцем, но другим-то зачем навязывать? Насаждение вегетарианства сделалось повальным с тех пор, как акулы рыночной экономики просекли, что на этом можно нагреть руки. Йогуртовые фрикадельки, снегоходы из биологически разлагаемых материалов, родниковая вода в поддержку стран третьего мира — пока есть спрос, возможности маркетинговой машины безграничны.

Думаю, что «Макс Хавелаар» — это на самом деле новый продукт колумбийского наркокартеля Кали. Сознательное и здоровое вегетарианство с благоприятными последствиями для окружающей среды в качестве бонуса стало интересным лишь тогда, когда человек углядел в нем личную выгоду. Массовая коммерция тут же с жадностью за это ухватилась, и вот сейчас я порчу свои пломбы, жуя экологически чистый, вторично переработанный турецкий горох. «Ой, больно!»

За большим столом я сижу рядом с capo di tutti capi[15]нашей больницы: директором Смюлдерсом (для него ужин — обязательный номер социальной программы, заканчивающейся в половине шестого, после чего он спешит к своей заброшенной семье).

— Все в порядке? — спрашивает он и, надеюсь, не ждет от меня ответа.

Шмыгая носом, я смотрю в сторону, подперев рукой подбородок, а потом едва заметно киваю.

— Я слышал, ты увлекаешься искусством.

Интересно, где он мог это слышать, ведь искусство я ненавижу.

— Мы, по воле случая, собрали весьма внушительную коллекцию. Я, конечно, всего лишь любитель, но горжусь плодами наших общих стараний.

Я тем временем спокойно начинаю отсчет до включения процедуры «интенсивного смотрения в окно».

— Хотел тебя попросить, если тебе любопытно, взглянуть на нашу коллекцию. Задокументировать ее, так сказать. Ты ведь, насколько я слышал, учился в академии художеств, там вас наверняка учили составлять каталоги.

Понятия не имею, но зато я знаю все кафе в Амстердаме и окрестностях: вводные курсы с первого по шестой академии изобразительного искусства.

— Не более четырех часов в неделю, по вторникам и пятницам, тебе разрешается работать в служебном отсеке. При условии, что ты будешь продолжать вести себя так, как делаешь это в последнее время.

Соскользнув на кончик стула, я готов словесно сровнять с землей этого напыщенного ублюдка. Но стоит мне открыть рот, как челюсть пронзает острая боль, и я всовываю голову в панцирь.

— Подумай-ка об этом на досуге. На следующей неделе поделишься со мной своими идеями. Счастливого Рождества.

Тучный слизняк направляется к выходу. Четверть шестого, праздник еще впереди.

Могу ли я поглядеть на его фашистскую коллекцию? Он что, вообще с катушек съехал? Иногда мне кажется, что все мы в этой больнице заигрались в игру, в которой пациенты и персонал на один день меняются ролями. Идиотский нарциссический словесный понос, изрыгаемый некоторыми «нормальными людьми», вызывает тревогу.

Во время перекура я рассказываю о нашем разговоре Хакиму и Гроверу. Хаким со мной не соглашается.

— Даже и не думай отказываться! Пациенты не допускаются в служебный отсек, а там столько всего прикольного! Будешь нашим шпионом.

Интересно, кого Хаким имеет в виду под «нашим», но шпионская деятельность меня определенно не прельщает.

— И еще знаешь что? Тебе больше не придется целыми днями корячиться в саду. Может, тебе выделят стол и компьютер с интернетом. Тебе же предстоит перелопатить массу материала для каталога?

Первого аргумента в общем уже достаточно. Четыре часа разнообразия. В этой рутине.

— Ну ладно, посмотрим. В конце концов, никому от этого плохо не будет, — вздыхаю я, выдувая дым, и подмигиваю Гроверу, — в крайнем случае подправлю там слегка наши досье.

Гровер не понимает шутки и спрашивает, как там мой зуб. Просит подробно описать, что я чувствую. И если зуб придется вырвать, можно ли Гроверу его заполучить?

14

По возвращении в зал мы обнаруживаем, что столы уже раздвинуты. На сцене наша местная «Йостибанд»[16]проверяет звук. Поскольку почти все здесь неизменно рвутся играть на гитаре, группа состоит из пяти гитаристов и барабанщика. Грейтье исполнит сегодня две песни из репертуара Шинейд О’Коннор. Я пробую заглушить зубную и нарастающую ушную боль слабым кофе.