Читать книгу "Черное дерево - Альберто Васкес-Фигероа"

– Грузовик ожидает на улице, Ваше Сиятельство.

Хассан Ибн Азиз хлопнул в ладоши и откуда–то, словно из воздуха, появился слуга.

– Пропустить грузовик Сулеймана, – коротко приказал он.

Слуга исчез точно так же, как появился, где то в глубине огромного дома произошло еле ощутимое движение.

– Откуда те люди?– поинтересовался Хассан.

– Отовсюду, мой господин: ибос, калабарес, фулбес, фангс и одна ашанти…

– Ашанти? – заинтересовался араб. – Молодая? Красивая?

– Не хотел бы расписывать ее, Ваше Сиятельство. Предпочитаю, чтобы вы сами увидели…

Открылись высокие ворота и огромный грузовик, крытый темным брезентом, въехал в сад и остановился перед ними.

Сулейман поднял брезент и тихим голосом отдал необходимые распоряжения, затем вернулся и встал рядом с принцем Хассаном Ибн Азизом.

Из грузовика начали спускаться пленные. Все в чистых одеждах, вымытые, причесанные, натертые маслами и благовониями, в цепях и кандалах, начищенных до блеска.

Принц внимательно изучал каждого. Иногда возвращался по нескольку раз. Проверял состояние зубов у мужчин, форму и упругость груди у женщин, гладкость и нежность кожи у мальчиков…

Пред одним из них, последним в ряду, он замер надолго и жадным взглядом осматривал его с головы до ног со всех сторон, дольше всего со спины. Наконец, слегка тряхнув головой, как будто отгонял прочь неподходящие к месту мысли, пробежался взглядом по всей цепочке и со скучающим видом человека, пресыщенного плотскими удовольствиями, сказал:

– Не плохо, не плохо… И где же ашанти?

Сулейман, с видом фокусника готового представить публике свой самый лучший трюк, улыбнулся и громко хлопнул в ладоши. Из грузовика вышел Абдул, за руку он вел Надию. На ней не было никакой одежды, кроме длинной юбки с разрезом до пояса и массивного золотого кольца на левой ноге. Темная кожа ее блестела, словно полированная, а черные соски на упругой груди смотрели вверх.

Увидев девушку, Его Сиятельство принц Хассан Ибн Азиз должен был сделать над собой усилие, чтобы сохранить величественную холодность. Он медленно приблизился, протянул руку и провел пальцами по груди, по шее, затем по спине спустился к бедрам, но Надия отступила на шаг.

– Бунтарка? – спросил принц с улыбкой.

– Еще какая, Ваше Сиятельство…– объяснил Сулейман. – Она ашанти и училась в Лондоне и в Париже. Говорит на пяти языках, на нашем также…

– Ха! Интересно, интересно … И сколько? – поинтересовался он, не сводя с девушки глаз.

– Тридцать тысяч долларов… – голосом уверенным и твердым озвучил цену Сулейман.

– За всех?

– За нее одну, Ваше Сиятельство…

Принц резко обернулся и угрожающе взглянул на Сулеймана. Несколько секунд пристально смотрел на него, потом перевел взгляд на Надию и еле заметно кивнул головой.

– Они стоят того. Всех клеймить и передашь секретарю, чтобы заплатил.

– А ее тоже клеймить? – удивился суданец. – Испортим такую замечательную кожу, если туда еще попадет инфекция то…

– Мой дядя требует, чтобы все рабы были помечены, – но, взглянув на девушку, принц засомневался. – Хорошо, пусть сам решает, что с ней делать, – и, подойдя к Надие, спросил голосом тихим и доверительным:

– Правду говорят, что ты обучалась в Париже?

Надия ничего не ответила, что принц воспринял как молчаливое согласие и не рассердился.

– У меня сын учится в Сорбоне. Изучает право. Хуссейн Ибн Азиз… Может встречались?

– Нет. Не знакомы. Я изучала политологию.

– Политологию? Как интересно!.. – он взял ее за руку, и они пошли вдоль края бассейна, под разноцветными аркадами, будто это была не рабыня, приобретенная для плотских утех его престарелого дяди, а новая и интересная в общении подруга. – И каково же твое мнение о современной политике? Что думаешь, к примеру, о героической борьбе палестинского народа против израильской тирании?

– Что думаю? Думаю, что если бы вы – арабы, завладевшие большей частью денег в этом мире, не складывали свои капиталы в швейцарских банках и не проигрывали целые состояния в казино или не растрачивали на разные игрушки, вроде золотых «Кадиллаков» и рабов, то палестинцы избежали бы тех несчастий, что происходят с ними, и им не нужно было бы биться с евреями за кусок бесплодной пустыни.

Принц молчал, размышляя над тем, как следует ответить.

– Девочка моя… – начал он, – советую тебе позабыть о своих симпатиях к сионистам до того, как пересечешь Красное Море. Это может закончиться для тебя очень и очень плачевно. Мой дядя, к примеру, не настолько терпим, как я, к вопросам, имеющим отношение к сионизму, да и к евреям вообще.

– Я не симпатизирую евреям, – возразила ему Надия. – Лично мне до них нет никакого дела. У нас в Африке достаточно других проблем, чтобы еще заниматься и этим…

– Замечательно! Просто прекрасно! Подобная позиция поможет избежать множество неприятностей, – голос его оживился, глазки за темными очками забегали. – Знаешь, что такое «Лидо»? – и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Как–то я был женат на одной балерине из «Лидо»… Славная женщина, но немного не в себе… За те два года, что продолжался наш брак, наотрез отказывалась посетить мою страну. Какой–то придурок внушил ей, что если она приедет сюда, то уже никогда не сможет уехать.

– И это не правда?

– Нет, конечно же, нет! Как кому–то вообще могло подобное прийти в голову?

– И я могу уехать?

Он замер и пристально посмотрел на нее.

– Ты – другой случай. Ты – рабыня… – вид у него был расстроенный. – Пойми это. Мы заплатили за тебя большие деньги. Было бы не справедливо, если бы мы потеряли эти деньги из–за твоего каприза.

– И по какому праву осмелились купить меня?

– Это, детка, очень деликатная проблема с точки зрения юриспруденции. Мы не занимаемся похищением людей и работорговлей… Нам только этого не хватало!

Это проблемы Сулеймана, если его когда–нибудь схватят. Я лишь покупаю рабов, которых приводят в мой дом, покупаю для своего любимого дядюшки. И если я не куплю, то их купит кто–нибудь другой. Это не моя забота – откуда их привозят и кто они такие. Единственно, что меня волнует, так это то, чтобы они были «рабами».

– Никто не рождается рабом.

– В самом деле так думаешь? – он с сомнением покачал головой. – В наше время, вообще, трудно не родиться рабом. Гораздо труднее родиться и оставаться свободным. Какая разница между рабыней, живущей в гареме, и работницей… ну, скажем, ткацкой фабрики? Мой дядя человек привередливый и капризный… Ты его позабавишь немного, несколько дней, а потом он тебя оставит в покое, будешь свободна в пределах его роскошного сада, где женщина может получить все, что ей только может прийти в голову, – он по–отечески похлопал ее по руке. – Обещаю, будешь жить хорошо… Продемонстрируешь вначале покорность, а затем все пойдет гладко и без проблем… Если двести других женщин смогли, то почему ты не сможешь?