Читать книгу "Черное дерево - Альберто Васкес-Фигероа"

– Потому что все, что мне нужно – это вернуться к моему мужу.

– Вот те на! Так ты замужем? Эта старая каналья, Сулейман, не обмолвился об этом ни словом…

– Я замужем за европейцем. Он ищет меня. И если не найдет, то поднимет всю мировую прессу и расскажет об этом скандале и о торговле рабами.

На что принц лишь улыбнулся слегка.

– Это меня совершенно не волнует, детка… Не очень… Эта «мировая пресса»: газетенки всякие, журнальчики, телевидение,…, уже сказала про нас все, что могла сказать, по причине разных нефтяных эмбарго и роста цен на нефтепродукты… Это все, что их на самом деле интересует и волнует, а не такие мелочи, как современное рабство. К тому же, – он сделал многозначительную паузу, – достаточно обширный сектор этой самой «прессы»… Обращаю твое внимание: достаточно обширный, чтобы опровергнуть и утихомирить любые протесты, принадлежит именно нам. Ты, наверное, удивишься, узнав сколько международных компаний существуют за счет нашего капитала.

– Считаете себя хозяевами этого мира?

– Пока что нет, – уверенно ответил он. – Но однажды мы ими станем. Никогда не слышала, что этот век – «век арабов».

– Слышала. Да, так говорят…

– Так оно и есть… Как новый пророк появится среди песков, так наша нефть, наше черное золото даровано нам по воле самого Аллаха и все для того, чтобы мы вернули славу давно ушедших дней…

Мы будем владеть миром не пролив ни капли крови и можешь быть уверена, что управлять им будем не хуже, чем это делают сейчас, – он порылся среди складок своего широкого одеяния и извлек пригоршню конфет. Предложил одну Надие, и начал осторожно разворачивать другую, продолжая прохаживаться вдоль бассейна. – На самом деле, – добавил он, посасывая карамельку, – мы уже руководим большинством самых важных компаний… Стоит нам перевести капиталы из одной страны в другую, из одной индустрии в другую или, хотя бы, из одного банка в другой… и вся, так называемая, мировая экономика погрузится в хаос и начнется паника.

– И вас это забавляет?

– В определенном смысле, да? И разве не забавно смотреть, как всякие генеральные менеджеры и генеральные директора, а заодно с ними политики, ряженные в дорогие костюмы, неожиданно начинают носиться с дикими глазами, словно общипанные курицы, вереща от страха, потому что их уютный мирок вдруг рухнул, срывая свою злость, свое бессилие пред происходящим, на подчиненных – себе подобных типах в таких же костюмах, но копошащихся где–то ниже или в самом низу, на дне, ими же придуманной иерархической лестницы, а? По–моему, очень даже забавно… Словно смотришь передачу из мира животных…

Англия, Франция, Германия, Соединенные Штаты… В течение многих веков мы были лишь игрушкой в их руках. Нас колонизировали, нас делили по своему усмотрению: Египет тебе, Судан останется у меня, Алжир… опять тебе, а Индия для меня, – он ухмыльнулся весьма довольный собой. – А теперь все! Закончился их дележ! Теперь мы определяем кому и сколько. Тебе мы дадим нефть, а тебе нет… Тебе по такой цене, а тебе вдвое дороже… Тебе мы позволим жить, а ты будешь разорен…

– А какова моя вина? Мне за что страдать?

– Малышка, пойми… Во времена, когда мы покупаем целые страны, международные корпорации и правительства, кого может волновать, что мы заодно еще купили с десяток каких–то негров? – он кивнул в сторону двери, через которую вышел Сулейман в сопровождении своих пленных. – Многие из них будут жить у нас так хорошо, как никогда бы не смогли у себя там, на воле, в своих грязных деревнях, в джунглях. Но твой случай несколько отличается, однако… ничего не меняет!

Он отвернулся, давая понять, что разговор окончен, и пошел вглубь дома, шелестя своим шелковым одеянием и постукивая сандалиями по мозаичному полу.

Надия осталась стоять одна посреди огромного двора и сада, лишь Абдул молча наблюдал за ней издалека, стоя неподвижно, подобно каменному изваянию без эмоций, без чувств и без мыслей, подобно тем, что составляли часть декоративного убранства этого дома, чьи высокие стены и тяжелые двери делали его более похожим на крепость.

По ту сторону, не далее чем сто метров, а может быть и меньше, ездили современные автомобили, люди шли по улицам, куда им захочется, открывался мир настолько далекий от рабства, как она сейчас была далека от улиц Парижа. Где–то в порту прозвучала сирена швартующегося корабля, над головой вначале нарастая, а затем, удаляясь, послышался звук двигателей реактивного самолета. Там, за этими стенами, прохаживались полицейские, ходили солдаты, ездили такси, торговцы продавали фрукты со своих лотков и киосков, дети спешили в школы, а мамаши по магазинам… Там, за этими стенами начинался двадцатый век, со всеми своими пороками и достижениями, со своей нищетой и расточительством, с присущей ему тиранией и борьбой за свободу… Там, за этими стенами, где–то ждал и искал ее Давид…

Она взглянула по сторонам: бассейн с фонтанами, сад с пальмами, вокруг высокие стены. И здесь она должна будет провести остаток своей жизни, а когда постареет, станет толстой и не привлекательной, хозяин за ненадобностью перепродаст ее кому–нибудь еще.

Она вспомнила о том, что пообещала сама себе: «Я брошусь в море или остановлю дыхание, пока легкие не лопнут» И когда же исполнить обещанное?

Может быть через час, а может быть завтра.

Порт–Судан – всего лишь последняя ступенька на этой лестнице страданий, что–то вроде грязной прихожей перед гаремом и она это отлично знала.

«Мне нужно подготовиться, – прошептала она. – Нужно забыть прошлое, как прекрасна жизнь, нужно забыть Давида и как я люблю его… Нужно все забыть, потому что если это не сделаю, то у меня не хватит сил покончить со всем этим. Я не должна оглядываться на прошлое, нужно смотреть только вперед, чтобы ни одно воспоминание не смогло удержать меня…»

Она села в углу, поджав ноги, опустив голову на грудь, трогательная в своем одиночестве темнокожая фигура на фоне разноцветной мозаики, прудов с прозрачной водой, дубовых дверей и садов с цветущими розовыми кустами и раскидистыми пальмами.

Где–то далеко три раза прозвучала корабельная сирена.

Где–то далеко три раза прозвучала корабельная сирена.

Он смотрел на море – наверное, самое соленое и самое теплое из всех морей в мире, зажатое между двух пустынь. Сюда не вливалась ни одна река, а потому и не приходила свежая вода, чтобы разбавить эту соленую воду.

Ему припомнились слова консула, когда он был в Доуала:

– Постарайтесь вернуть свою жену до того, как ее переправят через Красное Море. После этого она исчезнет навсегда…

И он почти добился этого.

Два раза она была на расстоянии вытянутой руки и оба раза ее выхватывали у него, буквально между пальцев, но сейчас, когда многие полагали, что все уже закончилось, он не считал себя побежденным. Он продолжит бороться, продолжит идти вперед туда, за море, за очередную пустыню, куда люди здравомыслящие никогда бы не пошли, посчитав это безумием, а безумные – вполне достижимым. Он не перестанет бороться до самой смерти, и найдет тех, кто продолжит его борьбу, если он падет.