Читать книгу "Готовься к войне - Андрей Рубанов"

— К черту его. Мне, Алекс, надо тратить каждый месяц по двенадцать тысяч долларов, чтоб в семьдесят пять лет умереть нищим стариком.

— У тебя есть сын.

Знаев поискал глазами сына. Виталик, азартно что-то самому себе рассказывая, крутил руль автомата, имитирующего автомобильные гонки. За спиной его кресла в деликатной позе стоял, внимательно наблюдая, мальчик постарше и победнее одетый. Такие мальчики любят бродить по игровым центрам, надеясь встретить знакомого и выпросить немного денег, а не получится выпросить — хоть поглазеть.

— Сын, — сказал банкир, — пусть сам зарабатывает. Собственные деньги всегда слаще, чем папины.

Тем временем Знаев-младший закончил игру и подбежал, возбужденный и мокрый.

— Папа, — крикнул он, — я выиграл три гонки подряд! Я самый быстрый!

— Молодец, — похвалил банкир, с усилием переключаясь.

— Купи мне еще мороженого! И коктейль! Привет, дядя Алекс! А чего вы такие грустные?

— Мы не грустные, — вежливо сказал Горохов. — Мы усталые.

— Много работали, да?

— Угадал, — сказал Знаев-старший.

— Я не угадывал, — поправил Виталик, надул щеки и вытянул через соломинку сразу половину стакана; шумно отдышался. — Мне бабушка сказала. Мы вчера до самого вечера с ней говорили. И еще она сказала, чтобы я на тебя не обижался.

— За что?

— За то, что ты много работаешь. Она сказала, что человек должен работать не много и не мало, а столько, сколько нужно. Правда, я не очень понял…

— Твоя бабушка сама много работала, — непедагогично возразил Знаев. — Чтобы вырастить меня, твоего папу. Чтоб ты знал, ее мама — твоя прабабушка — работала еще больше. Устроилась на завод в тринадцать лет. Подделала документы, приписала себе два года, сказала всем, что ей пятнадцать, — и пошла работать.

— А зачем она подделала документы? — осторожно спросил Виталик — Это ведь нехорошо.

— С одной стороны, нехорошо. А с другой — наоборот. У твоей прабабушки было пять сестренок. Все младше ее. Шла война. Вот и пришлось идти на завод, чтоб зарабатывать деньги и покупать еду.

— А ты, папа, когда-нибудь подделывал документы?

Банкир быстро подумал и ответил:

— Спроси у дяди Алекса.

— Нет, Виталик, — твердо сказал Горохов. — Твой папа никогда не подделывал документы. Он честный человек. И он тоже всю жизнь много работал.

— Чтоб вырастить меня? — уточнил Виталик.

— Точно.

— А зачем меня выращивать? Я и так расту. Сам собой.

— Но ведь тебе, — возразил банкиров зам, — нужно покупать одежду.

Знаев-младший снисходительно засмеялся.

— Дядя Алекс, вы вообще ничего не понимаете! Мне незачем покупать одежду.

— Тогда откуда у тебя одежда?

— Дядя Герман приносит! У него есть два ребенка. Вадик и Владик. Они мои братья. Двоюродные. Когда они вырастают из своей одежды, их одежда переходит ко мне. Мама говорит, что я обеспечен шмотками на пять лет вперед.

— Ты хорошо устроился, Виталик, — сказал Горохов с завистью.

— Вот и бабушка так же сказала. Что я хорошо устроился. А еще она сказала, что папа на самом деле никакой не банкир.

Знаев-старший изумился.

— А кто же я такой?

— Ты музыкант, — деловито объяснил мальчик. — Ты пошел работать банкиром, потому что хотел, чтоб у тебя были деньги. Кстати, я тоже хочу быть музыкантом.

— Лучше будь банкиром, — возразил Горохов и подмигнул своему шефу, отчего шеф мгновенно расслабился; значит, его верный помощник не сильно напуган перспективой беседы с сотрудниками милиции; по-прежнему готов к войне за денежные знаки.

— Нет, — серьезно сказал Виталик — Я хочу быть музыкантом.

— Музыкантам нелегко живется.

— Все равно. Я хочу играть музыку.

Знаев-старший ощутил печаль и спросил:

— Какую же музыку тебе хочется играть?

— Я не могу объяснить, — сказал Виталик, подумав. — Я только знаю, что она очень красивая. Когда я ее слышу, у меня… как бы это сказать? Сразу хорошее настроение.

— И где ты ее слышишь?

Медленно подбирая слова, мальчик ответил:

— Везде. Только она очень тихо играет. И не все время. Иногда утром. Когда я чищу зубы. Иногда в школе, на уроке… Меня Елена Петровна даже один раз отругала. Говорила, что я мечтаю. А я не мечтаю, а слушаю.

— Давно это у тебя? — осторожно спросил банкир.

— Давно.

— Почему ты мне не сказал?

— Как я тебе скажу, если ты все время на работе? И вообще с нами не живешь?

— А маме говорил?

— И маме, и бабушке.

— И что они?

— Мама удивилась. А бабушка очень обрадовалась. Она сказала, что скоро мы вместе с ней пойдем к учителю музыки. А осенью я буду учиться не только в обычной школе, но и в музыкальной. Как ты, папа.

— Музыкальная школа — это круто, — кивнул Горохов. — На каких инструментах тебе хочется играть?

Виталик пожал плечами.

— Не знаю.

— Так нельзя говорить, — сказал банкир. — Не забывай, что твоя фамилия Знаев.

— Ну и что? Мне правда все равно. Наверное, мне надо учиться на всех инструментах. Особенно на гитаре. И еще на трубе. И на скрипке. Но это неважно. Главное, мне хочется, чтоб музыку не только я слышал. Но и другие люди. Она такая красивая… Мне жалко, что ее слышу только я, а больше никто не слышит.

Банкир торопливо встал.

— Я сейчас приду, мужики, — бодро сказал он. — Алекс, купи парню мороженого.

Увидев его лицо, обе мамашки-толстушки замерли и не донесли до ртов ложечки со взбитыми сливками.

Отыскал туалет, закрылся в кабинке. Обхватил лицо ладонями. Заплакать не получилось. Когда хочешь плакать, но слезы не выходят — тяжело бывает, очень. Остается только злиться на себя и щурить невидящие глаза. Говорят, мужчины южных наций — испанцы, итальянцы — живут дольше своих северных собратьев именно оттого, что умеют плакать.

Знаев не умел.

Через час он подвез сына к дому, довел до лифта, попрощался, отправил наверх. Сам в квартиру не пошел. Не хотел видеть бывшую жену. Он ведь не для красного словца кричал тогда в лицо Солодюку, что никого не может видеть. Он искренне кричал. Интроверту нужно уединяться, ежедневно, каждый день, такова его природа. Когда супруга банкира — в бытность совместного проживания — возвращалась вечером из похода по магазинам, она начинала генерировать фразы и целые монологи, едва переступив порог. И очень обижалась, если вместо радости на лице мужа видела скрытое под вежливой маской неудовольствие. Обвиняла в равнодушии, употребляла слово «разлюбил». А он не разлюбил, он одиночкой родился. Всякое событие требует оценки; экстраверт, в попытке оценить, бежит к людям, советоваться — интроверт поступает ровно наоборот. Убегает. Чем больше событий, тем чаще приходится убегать. Что может поделать банкир, если событий очень много, если они переходят одно в другое?