Читать книгу "Нить - Виктория Хислоп"

Гургурис привез и нескольких портных из Верии и Ларисы, но большинству новеньких недоставало, по его мнению, опыта и мастерства. Среди лучших портных многие были евреями, и с их отъездом в городе образовалась огромная нехватка квалифицированных работников. Много времени должно было пройти, прежде чем марка Григориса Гургуриса станет таким же знаком качества, каким было имя Морено.

Григорис Гургурис сам заходил в цеха по нескольку раз в день, чтобы проверить, как женщины работают, хотя им такое пристальное внимание казалось излишним. Насколько они успели заметить, сам хозяин и два куска ткани не сумел бы ровно сшить. Как только он выходил из комнаты, девушки принимались сплетничать, строя предположения, почему он так долго стоит за спиной у какой-нибудь швеи. Через несколько недель главной мишенью для шуток стала Катерина.

– Только и слышно: Катерина то, Катерина се, – нараспев говорили швеи. – Посмотрите на ее челночный стежок! Посмотрите на ее рюши! Посмотрите на ее кайму!

Они были правы. Теперь уже было очевидно, что самый большой интерес Гургурис питает именно к Катерине. Она стала узнавать крепкий запах чеснока, который обычно служил предупреждением, что хозяин приближается, неторопливо вышагивая вдоль ряда швей, глядя на их работу, прежде чем остановиться, склониться над ней несколько ближе, чем необходимо, и начать расспрашивать, над чем она сейчас работает.

Катерина всегда отвечала на его вопросы точно и вежливо, задерживая дыхание, чтобы не так сильно ощущать запах из его рта. Он искренне и многословно расхваливал ее работу, и когда ее отправили к Ольге Комнинос, которой нужно было что-то ушить, оказалось, что он успел высказать свое мнение о ней и там, за обеденным столом.

– Ты на него произвела большое впечатление, – говорила Ольга Катерининому отражению, пока та застегивала на ней платье перед большим зеркалом. – Он был здесь в субботу и все рассказывал, в каком он восторге от твоей работы. Очевидно, он тебя отличает среди других.

Катерина ничего не сказала. Ей было неудобно, что хозяин постоянно обращает на нее внимание, неловко, что он так выделяет ее, и девушка то и дело трогала мати, висевший на цепочке, – оберег «дурной глаз», который, как считалось, предохранял от чужой зависти.

Пока Салоники понемногу возвращались к нормальной жизни, в Афинах стремительно разворачивались грозные события. Жители города читали газеты и знали: что бы ни произошло в столице, последствия скажутся и на них самым серьезным образом.

Премьер-министр Георгиос Папандреу не особенно стремился разыскивать и наказывать тех, кто сотрудничал с немцами, зато, казалось, был крайне заинтересован в окончательной демобилизации войск, принадлежавших к левому крылу. У левых это вызывало недовольство и подозрения, и третьего октября они организовали демонстрацию. Тысячи людей собрались на площади Синтагма в центре Афин, и полиция открыла по толпе ничем не спровоцированный огонь. В последовавшей за этим давке погибло шестнадцать демонстрантов, и на улицах вспыхнули открытые столкновения между полицией, британскими войсками и бойцами ЭЛАС. Через несколько дней левые начали преследовать тех, о чьем коллаборационистском прошлом было хорошо известно.

ЭЛАС захватила отделения полиции и тюрьму, однако недооценила силу противников, которые чаще всего были хорошо организованы и вооружены. Примерно через неделю прибыло массированное подкрепление, ЭЛАС пришлось сражаться с британцами и отступать.

К началу января ЭЛАС в беспорядке покинула столицу, потеряв до трех тысяч бойцов. Еще семь с половиной тысяч были взяты в плен. Правые силы тоже потеряли больше трех тысяч, не считая множества пленных. В эти недели Афины стали полем сражения.

– Так вот чего хотел твой сын! – кричал жене Константинос. – И чего же он добился?

– Там был не только он, – резонно отвечала Ольга. – Почему ты всегда так говоришь, как будто это он во всем виноват? Он ведь там, наверное, не один.

– Ну, кроме него, я других коммунистов не знаю!

Как обычно, Ольге оставалось только закусить губу. Она не хотела думать о сыне как о коммунисте и считала, что он борется за демократию и справедливость. Но с мужем никогда не спорила. Хватит и одной гражданской войны.

Между тем и в Салониках уже становилось все голоднее. Опять стали пропадать обувь, одежда и медикаменты. Многие приписывали это действиям ЭЛАС и ополчались на них каждый раз, когда голод усиливался. Комнинос был одним из тысяч, выступавших против ЭЛАС. Теперь, когда правые газеты изо дня в день публиковали фотографии ее жертв, когда ходили слухи о массовых захоронениях и зверских убийствах, многие не считали для себя возможным поддерживать людей, казнивших врагов из соображений личной мести.

Наконец ЭЛАС взяла в заложники тысячи мирных людей в Афинах и Салониках. Большинство из них принадлежали к буржуазии – государственные служащие, армейские чиновники и полицейские. Им пришлось делать долгие переходы в суровые холода, без теплой одежды и обуви. Многие замерзли насмерть. Зверскую жестокость этой акции живописали все газеты.

– Он, по-видимому, ничуть не сомневается, что его сын способен на такое, – жаловалась Павлине Ольга. – Как может родной отец думать о сыне самое худшее? Он считает, если ты коммунист, значит уже автоматически убийца.

– И можно подумать, на другой стороне все сплошь ангелы небесные! – отвечала Павлина. – Я уже наслушалась рассказов о том, что они творили, – там тоже хорошего мало.

Служанка была права. Крайнюю жестокость проявили обе стороны, и все же левые потеряли поддержку даже в тех областях, которые они освободили от немцев. Люди в большинстве своем были сыты войной по горло, они жаждали мира и считали, что именно левые мешают его установлению.

В феврале 1945 года уже казалось, что их желание вот-вот исполнится. В Варкизском соглашении ЭЛАС обязалась сдать оружие в обмен на амнистию политическим преступникам и референдум по поводу Конституции. Какое-то время Ольга и Катерина наивно воображали, что Димитрий вот-вот вернется и помирится с отцом.

Однако вскоре оказалось, что это соглашение ничего не стоило. Правые батальоны смерти и вооруженные формирования открыли беспощадную охоту на коммунистов, и начался настоящий террор против тех, кто сражался на стороне левых.

Эти события были, разумеется, главной темой бесед за обеденным столом Комниносов на очередном званом вечере. Торговцы и бизнесмены Салоников хотели одного: чтобы можно было снова нормально вести дела и чтобы политические дрязги не снижали им прибыли.

Павлина хлопотала на кухне, ожидая, когда можно будет зайти в столовую и убрать со стола после главного блюда. Как только беседа становилась громче, чем стук ножей и вилок, она понимала, что все уже доели и пора подавать следующее блюдо.

За работой она мурлыкала что-то себе под нос и то и дело отступала на шаг, чтобы полюбоваться результатом своих усилий.

Ее гордостью были неповторимые земляничные пироги: сочные консервированные ягоды под слоем патоки, а в самом низу – скрытый от глаз шоколадный крем. Она знала, какой это будет сюрприз для гостей, когда они проткнут пирог вилками и обнаружат под красной мякотью что-то еще. Служанка посыпала пироги сахарной пудрой и поставила на сервировочный столик, уже собираясь подавать.