Читать книгу "Стальной корабль, железный экипаж. Воспоминания матроса немецкой подводной лодки U­505. 1941—1945 - Ганс Якоб Гёбелер"

Ранним утром 4 апреля мы получили радиограмму из штаба. Вся лодка гудела от пересудов о ее содержании. Ланге догадался, о чем все судачат, и довел до нас ее содержание: мы направлялись на встречу с подводной лодкой U-123 в квадрат акватории DG9179. Ланге был мудрым старым лисом и счел нужным сообщить нам, что происходит. Тропическая жара начала раздражать нас, и командиру не нужны были необоснованные слухи, которые начали ходить среди экипажа.

Три дня спустя мы заметили U-123. Ранее этой подводной лодкой командовал Рейнхард Хардеген, а теперь – его бывший старший помощник Хорст фон Шрётер. Расчеты зенитных орудий на время краткой встречи были приведены в полную боевую готовность. Наш старпом Пауль Майер перешел на другую лодку, чтобы передать им некоторые новые секретные коды. Через полчаса мы попрощались и расстались.

Позднее, уже ближе к вечеру, мы услышали дюжины две взрывов подводных бомб на довольно дальней дистанции. Мы надеялись, что они не станут сигналом о гибели U-123. Существует большая разница между подводными лодками и надводными кораблями, с которыми мы боролись: надводный корабль почти всегда имеет время, чтобы дать сигнал SOS своим возможным спасателям, прежде чем затонуть. С другой стороны, подводная лодка часто гибнет, не имея возможности сообщить о своей судьбе в штаб или потенциальным спасателям. После нескольких дней тревожного ожидания нам обычно оставалось предположить самое худшее, если лодка не давала знать о себе в условленное время.

Как впоследствии оказалось, U-123 не была потоплена в атаке глубинными бомбами, услышанной нами. Более того, подобно нашей собственной лодке, она оказалась одной из очень немногих германских субмарин, которым довелось пережить войну. Когда ближе к концу этого года союзники освободили Францию, адмирал Дёниц приказал всем действующим подводным лодкам, базирующимся на атлантическом побережье Франции, немедленно следовать в находящиеся под германским контролем порты Балтийского или Северного морей. U-123, однако, была оставлена на берегу в сухом доке Лорьяна из-за отсутствия аккумуляторных батарей, необходимых для ее электромоторов. После войны французские военные моряки нашли лодку, отремонтировали ее и дали ей новое имя – Blaison (по имени города). Она активно действовала в рядах ВМС Франции до 1953 года, когда, к сожалению, была отправлена на металлолом. Обидно, что эта доблестная и историческая лодка была уничтожена ради металлолома стоимостью несколько сотен долларов.

Примерно на этом этапе нашего боевого похода на борту U-505 произошел запомнившийся всем инцидент. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что случай этот был довольно мерзким, но тогда он немало повеселил нас. Все началось, когда мы стали обращать внимание, что Герд, один из механиков-дизелистов, проводит значительную часть дня, держась и осторожно потирая переднюю часть своих штанов. Что ж, это никого из нас не удивило, потому что все отлично знали – он готов переспать с любой женщиной, если представится такая возможность. Всякий раз, когда мы отправлялись в боевой поход, оказывалось, что он подцепил какую-нибудь болезнь от портовых дам.

Из-за критического недостатка живой силы заболевания подобного рода рассматривалось как серьезный проступок в германских вооруженных силах. Так, например, моряки, которые заражались гонореей, направлялись в особый госпиталь в окрестностях Парижа, который носил название Ritterburg53. После того как довольно болезненное лечение заболевания заканчивалось (все это происходило до появления пенициллина), моряки скоренько представали перед военным судом и заключались в тюрьму на три-четыре месяца. Герд явно подхватил одну из венерических болезней во время нашего пребывания в Бресте. Согласно существующему порядку, он должен был немедленно быть переправлен на одну из возвращающихся на базу подводных лодок, а после возвращения тут же арестован.

Разумеется, никому из нас не хотелось, чтобы Герда судил военный суд, поэтому с разрешения командира мы решили справиться с болезнью на борту U-505 собственными силами. После беглого осмотра больного наш доктор, которого мы втайне считали шарлатаном, объявил, что необходима срочная операция. Мой друг Отто Дитц был вспомогательным медиком и сделал все приготовления. Обеденный стол в кубрике унтер-офицеров был преобразован в операционный стол. После того как доктор сделал Герду укол расслабляющего мышцы лекарства, Отто прорезал в одеяле отверстие, через которое должен был торчать член бедного парня во время операции. Отто, верный себе клоун, решил убедиться, что отверстие сделано надлежащего размера. Для этого он пропустил сквозь него свой собственный член и стал вышагивать вокруг стола, к неописуемому удовольствию всех собравшихся у переборки торпедистов. Его «античное» одеяние привлекло внимание всего экипажа, вскоре собравшегося у входа в отсек.

Но когда доктор попытался пропустить член Герда сквозь прорезь в одеяле, он обнаружил, что отверстие недостаточно велико. Наши глаза буквально вылезли на лоб, когда мы увидели, в чем дело. Член бедного парня был синего, едва ли не черного цвета и распух до размеров лошадиного. Отто тут же расширил отверстие, чтобы больной орган мог через него пройти.

В этот момент Герд вопил во всю силу своих легких от боли и страха. Белое одеяло с торчащим сквозь него громадным черным монстром больше всего напоминало дымовую трубу, воткнутую в снег. Затем наступил момент истины. Доктор сделал один разрез скальпелем, и, к нашему изумлению, большой клубок адских жидкостей вылетел из члена Герда.

Орган был тщательно забинтован, а потом примотан в положении «вверх» к животу Герда. Можно не говорить, что подобное положение породило неистощимое количество самых разнообразных шуток. Некоторые члены экипажа даже позволяли себе погладить прооперированное место, когда бедный парень проходил мимо них. Громкие, мучительные крики Герда подтверждали, что его член еще был довольно нежным несколько дней после операции. В конце концов его «прибор» вернулся к нормальному размеру, хотя шутки продолжались еще довольно долго.

Как можно было и предсказать, по мере возрастания температуры атмосферы возрастал и темперамент экипажа. Периодические погружения не приносили нам облегчения, потому что более холодная вода на глубине вызывала конденсацию испарений в воздухе, подвергая нас некоему подобию китайской пытки каплями воды. Вскоре нам пришлось стать свидетелями ожесточения в спорах и даже драк. Мы понимали, что это было одним из проявлений Blechkoller54, легкой формы безумия, которое овладело экипажем подводной лодки, когда скука и переполненность становились уже невыносимыми. Со временем мы привыкли к подобного рода вещам и решали их сами – «трюмные крысы» не любили прибегать к помощи офицеров. Нам часто удавалось пресечь подобные неприятности в зародыше. Так, например, когда кто-нибудь из нас начинал выходить из себя, каждый находившийся поблизости от него кричал изо всех сил «Прекрати!» прямо ему в уши. Обычно этого было достаточно.

Мы следили друг за другом и в иных отношениях. Примерно 13 апреля я осуществлял регламентные работы на клапане погружения, когда вдруг испытал сильнейший приступ мигрени. Боль была абсолютно непереносима. Подобные боли были безошибочным признаком отравления углекислым газом, но я в первый раз испытал подобное отравление.