Читать книгу "Стальной корабль, железный экипаж. Воспоминания матроса немецкой подводной лодки U­505. 1941—1945 - Ганс Якоб Гёбелер"

Среди нас появилось несколько новичков, которые были переведены в наш экипаж в Бресте, и они даже не представляли, сколь привольно им живется теперь, когда нашей U-505 командует Старик. Я совершенно уверен, что многие из них думают: наши рассказы о жизни при Чехе не более чем выдумка для молодых. Тем не менее им пришлось пережить несколько неприятных моментов, когда погода стала штормовой. Когда мы выходили из порта, море было гладким как зеркало, но спустя неделю или около того начало подниматься все более сильное волнение, и этим бедолагам пришлось пережить сильнейшие приступы морской болезни, как в свое время переживали их все мы, пока не обрели «морские ноги». Глядя на их страдания, нам оставалось только качать головами и давать добродушные советы, когда лица новеньких зеленели. Порой мы давали им такие «полезные» советы, как: «Если вы будете травить так сильно, что вытравите свою задницу, вам лучше побыстрее проглотить ее!» Все новые моряки должны были пройти через этот обряд подначек, и вас не стали бы воспринимать как настоящих моряков, подлинных членов экипажа, пока вы не пройдете это.

В ходе последней недели марта, когда мы достигли зоны тропических вод, погода разыгралась не на шутку. Огромные волны и ураганные ветры, шедшие с запада, били нашу лодку с потрясающей силой. Вся подводная лодка дрожала и содрогалась, когда огромные валы разбивались о нашу боевую рубку. Несчастные ребята из вахтенной команды на мостике страдали неимоверно! Они порой спускались по скоб-трапу в центральный отсек, и выглядели как вытащенные из реки котята, кляня погоду всеми мыслимыми словами, которые знают только моряки. Естественно, мы, члены экипажа на вахте в центральном отсеке, не могли удержаться от того, чтобы не отпустить какой-нибудь добродушной шутки по поводу их промокшего вида. В качестве возмездия они намеренно медленно закрывали люк, ведущий на мостик, чтобы следующая набежавшая и разбившаяся о рубку волна обдала всех нас каскадом соленой морской воды. Настоящая пытка начиналась позже, когда высыхающая морская вода заставляла нас остервенело чесаться.

В конце концов погода стала такой суровой, что Старик сжалился над нами, и мы несколько дней двигались в погруженном состоянии. Когда же мы всплыли, чтобы зарядить аккумуляторные батареи, для вахтенных на мостике пытка началась вновь. К тому времени, когда погода несколько улеглась, большинство из нас ходили с красными опухшими глазами от постоянных соленых брызг. При всем при этом никто из нас не ворчал по поводу бдительности, которой требовал от нас Ланге – независимо от состояния моря.

Что до меня, то все свое свободное время я проводил за чтением. Особенное впечатление производили на меня рассказы Джека Лондона об Аляске. На несколько часов кряду я погружался в мечтания о жизни в горах и девственных лесах Северной Америки. Громадные открытые пространства и свежий воздух Аляски предлагали идеальный мир для побега туда. Лишь необходимость заступить на вахту или на пост в отсеке управления могла вернуть меня к вонючей клаустрофобной реальности подводной войны.

Надеясь когда-нибудь осуществить свои аляскинские мечты, я прилагал большие усилия, продолжая самостоятельное изучение языка. В один крайне неудачный день я отрабатывал произношение слова queen, поскольку согласный звук «q» представлялся мне крайне трудным для произнесения. Парочка моих товарищей как-то подслушала мои упражнения в повторении этого слова и тут же присвоила мне это слово как кличку. Даже Ланге как-то пару раз обратился ко мне как к queen! Я так возненавидел это прозвище, что почти прекратил практиковать свои упражнения. Но через некоторое время я все же возобновил свои занятия, когда моим товарищам уже надоело подшучивать надо мной. Думаю, нечего и говорить о том, что я старался выбирать слова, начинающиеся на «q», чтобы практиковать свое произношение в будущем.

Плохая погода держала нас в напряжении почти постоянно, но, когда погода успокаивалась, у нас появлялось больше свободного времени. Чтобы расслабиться, я особенно любил стоять вахты на мостике по ночам, наслаждаясь легкой дымкой тумана и глядя на небесные созвездия, которые плыли и поворачивались соответственно движениям нашей лодки. Поскольку на горизонте не было никаких ориентиров, я представлял, что Господь качает нас в небесной колыбели, бесконечной по своим размерам и красоте.

Разумеется, подобные моменты беззаботных дум были редкой роскошью на борту U-505 в 1944 году. Следовало помнить, что мои редкие минуты отдыха были возможны только потому, что с того же мостика еще четыре пары глаз безостановочно обшаривали горизонт, стараясь заметить опасность. Кто знает, сколько молодых моряков, завороженные красотой ночного неба над океаном, уносились своими мыслями далеко от своих обязанностей и в результате никогда уже не возвращались домой к своим семьям?

Во всяком случае, наш командир был очень любезен, давая нам, когда позволяла обстановка, сделать хороший глоток свежего воздуха. Он понимал всю важность тех нескольких минут, которые так хорошо влияли на здоровье и настроение подводника. Сравнивая Ланге с Чехом, нам становилось ясно, что опыт Старика в качестве обычного моряка гораздо ценнее для становления хорошего командира, чем все годы учебы Чеха в Военно-морской академии.

Во время таких более свободных дней я по собственной воле помогал моему другу Тони пораньше закончить мытье посуды, чтобы он тоже мог насладиться несколькими минутами пребывания на мостике. Он неизбежно мог заснуть в теплом тропическом бризе, измотанный готовкой для экипажа, намного большего, чем тот, на который был рассчитан наш маленький камбуз. В благодарность за то, что я отрывал его от камбуза, Тони часто приберегал для меня лишнюю порцию десерта. Однообразие еды в субмарине делало лишнюю порцию пудинга, политого малиновым сиропом (моим любимым), подобной самым роскошным блюдам в этом мире. По ночам Тони часто приносил на мостик вахте кувшин горячего кофе, смешанного с ромом. Лишь те, кому доводилось жить и сражаться на борту одной из таких подводных лодок, как наша, могут по достоинству оценить комфорт и наслаждение, которые доставляла эта простая демонстрация дружбы.

Вспоминая чувство братства, которое мы в экипаже испытывали друг к другу в нашей переполненной стальной пещере, я прихожу в ярость, когда слышу, как некоторые легкомысленные личности называют нас, – «нацистские подводники». Кто был нацистом на борту нашей лодки? Я не встречал ни одного.

Нам ни на мгновение не приходило в голову, был ли данный человек членом нацистской партии или нет. Мы считали себя патриотами, чистыми и простыми. Идеология в этот момент в войне была просто неуместна!

1 апреля мы отметили годовщину первого пересечения нами экватора, еще под командованием нашего первого командира Акселя Лёве. Трудно было представить себе, что прошло уже два года, как мы отмечали экзотический ритуал встречи Нептуна. Столь многое произошло с тех пор. Казалось, прошла целая вечность с того момента. Какими легкими и простыми казались те ранние дни, когда целей было множество, а атаки вражеских самолетов были скорее исключением, чем правилом! Ланге был ветераном подводной войны, так что у нас были самые крупные надежды на этот боевой поход.

Когда мы вошли в теплые воды Африки, волны приняли другой характер. Пропали высокие крутые буруны марта. Вместо них мы стали чувствовать неимоверно длинные валы, которые попеременно толкали лодку вперед, чтобы затем оттянуть ее назад. Прогресс движения в этих морях напоминал катание на детских качелях. Новые члены нашего экипажа не были привычны к изменившемуся характеру качки и испытали новый серьезный приступ морской болезни. В течение нескольких следующих дней их можно было видеть с головой в ведре или перегнувшимися через релинги52, когда они отдавали съеденную ими пищу Нептуну.