Читать книгу "Пир Джона Сатурналла - Лоуренс Норфолк"

— Что это?

— Моих медвяных сливок сладкий дар, — процитировал Джон, — чтобы остудить кислицы нежной жар…

Лукреция так и ахнула, пораженная до глубины души:

— Стихи?! Ты умеешь читать?!

— Разве грамотный повар такая уж редкость?

— Я… нет, конечно. — Лукреция оправилась от изумления. — Вы ведь должны читать кулинарные рецепты.

— Они — наши стихи, ваша светлость. Мы, повара, постоянно декламируем их друг другу.

Джон достал из внутреннего кармана дублета фляжку, вытащил пробку и облил печеное яблоко взбитыми с медом сливками. Он наблюдал, как Лукреция погружает ложку в истекающую соком мякоть, круговым движением зачерпывает густые сливки и отправляет мраморно-крапчатую смесь в рот.

— Твои медвяные сливки и впрямь сладкие, как в стихах, — проглотив, сказала девушка. — Почти полностью заглушают кислоту яблока.

— Я рад, что вашей светлости понравилось.

Когда Лукреция облизала губы и отложила ложку, лицо ее вновь приняло отстраненное выражение.

— Королева подарила мне платье. Прекрасное платье, чтобы я носила при дворе. — Она встала, подняла крышку сундука и наклонилась над ним. С шорохом развернулись шелковые складки, и девушка приложила к себе мерцающую ткань. — Что скажешь?

Джон зачарованно смотрел на тонкую фигуру, задрапированную серебристо-голубым шелком.

— Знаю, — вздохнула Лукреция, не дождавшись ответа. — Оно мне велико. — Она завела руки за спину, натягивая ткань. — Так лучше?

— Да, — с трудом выдавил Джон. — Так лучше, ваша светлость.

— Мы просто обмениваемся нашими желаниями, сказала мне ее величество, — задумчиво проговорила Лукреция. — Почему бы не обменяться и неприязнями?

Она имеет в виду Пирса, понял Джон. Она приняла решение. Юноша указал на поднос:

— Кушайте, ваша светлость.

— Непременно, Джон Сатурналл. — Девушка села и постучала ложкой по второй булочке. — Как только ты подашь блюдо в должном виде.

Джон наклонился, и в ноздри влился смешанный аромат яблок и розовой воды. Потянувшись через Лукрецию, чтобы раздвинуть мягкое тесто, он уловил теплый запах ее кожи. Что-то легко скользнуло по щеке. Выбившаяся прядь ее волос. Не думая, он заправил локон ей за ухо и на мгновение задержал пальцы у нее на щеке, под плавным изгибом скулы. Лукреция подняла к нему лицо, глаза ее расширились.

— Это и есть твоя тайна, Джон Сатурналл?

Сладкий аромат яблок смешивался с ее собственным запахом. Он чувствовал тепло ее дыхания. Да, подумал он, это и есть моя тайна. Вернее, уже не тайна.

Лукреция по-прежнему сжимала в руке забытую ложку. Джон наклонился ниже и увидел, что губы девушки разомкнулись. Внезапно все стало ясно. Сейчас их уста соприкоснутся и ее теплое дыхание смешается с его дыханием… Но в следующий миг в комнате раздался гнусавый голос:

— Вижу, вы закончили голодовку, ваша светлость.

Ложка выпала из пальцев Лукреции. Джон отпрянул назад. В дверях стоял мистер Паунси в окружении Поул и Фэншоу. Стюард пристально воззрился на Джона:

— Похоже, ее светлость оценила ваши старания.

Джон увидел собственное замешательство, отразившееся на лице Лукреции.

— Ты успешно справился с порученным тебе делом, Джон Сатурналл, — продолжал мистер Паунси. — Можешь возвратиться в кухню. Мистер Фэншоу, проводите молодого человека, будьте так любезны.

Снова на Джона со всех сторон сыпались поздравления. Снова ладони товарищей хлопали его по спине.

— Считай, тебе повезло, — сказал Филип.

Джон кивнул.

— Тебя могли поймать и выгнать взашей, как Коука. Ты же не хотел этого, а?

Джон помотал головой.

«Но откуда стюард узнал?» — гадал Джон, утопая в похвалах товарищей. Он успел обменяться с Лукрецией единственным растерянным взглядом, прежде чем вышел из комнаты следом за Фэншоу, в полной сумятице чувств.

— Да не бери в голову! — беззаботно бросил Филип, когда Джон спросил, что Джемма рассказывает про Лукрецию. — Пускай о ней жених беспокоится. Тебе сейчас нужно думать только о пире.

Запряженные волами телеги с грудами дров, грохоча, въезжали во внешний двор. Поленья и чурбаны перегружались в тачки и за конюшней складывались в поленницу, становившуюся длиннее день ото дня. Мешки угля сваливались вдоль западной стены кухонного двора и уже скоро наполовину закрывали окно старой питейной кладовой. Из каррборовской кузницы прибыло новое вертельное устройство, покрытое свиным жиром. За ним последовали новые щипцы-ухваты и набор котелков разного размера. Потом из кузницы привезли четыре вороненные до синевы сковороды с длинной ручкой — они были смазаны маслом и обожжены в духовой печи мистера Вэниана, а после повешены рядом с остальными над ларем с солью. Филип Элстерстрит раскладывал на столе длинные списки и мерные рейки, подсчитывая страйки и пеки зерна, которые нужно отправить из зернохранилища на мельницу в Кэллок-Марвуде.

— Виконт Сей выступил против короля? Вижу, ты начитался калибутовских листков! — насмешливо фыркнул Колин.

— Он и граф Эссекс тоже, — упрямо продолжал Льюк. — Хертфорд и Карбери отказались сидеть с ними за одним столом. Они снова приезжали повидаться с сэром Уильямом.

— И еще маркиза Чарнли, — добавил Тэм Яллоп.

Поток новых имен протекал мимо Джона, не оседая в сознании: графы Эссекс и Варвик, лорды Брук и Балленден. В парламенте плетутся интриги, говорили во дворе одни. Королю следует отправить всех по домам, считали другие. Но при каждом упоминании «негодяя Пима», «мерзавца Гемпдена», «болвана Кромвеля» или «наглеца Хэзелрига» Джон погружался в размышления о своем. Имена перекатывались через него волнами: «молодой Эдвард Монтегю», «отпрыск старого Манчестера», некий «Мандевиль», которые все, запоздало сообразил Джон, являлись одним и тем же человеком. Мастер Джослин муштровал дворовых работников и часть домашних слуг на лугу за прудами: строил рядами и колоннами и заставлял маршировать взад-вперед. Древние копья и пики были извлечены из темного подземного арсенала и отполированы до блеска. Но вся эта суета имела для Джона не больше веса, чем вес муки, которую вмещали новые волосяные ситечки в пекарне. Усадебные плотники обещали сработать новые месильные лохани, что приводило на ум следующий вопрос…

В погребах бочки крепкого мартовского пива стояли рядом с бочками эля послабее. Клетки с дикими утками, чирками, жаворонками и дроздами крякали, чирикали, щебетали и трещали в птичнике за голубятней Диггори Винга. В кухнях скапливались мешки с мукой, которые требовалось куда-то убрать. Но куда? Кладовые Генри Пейлвика уже были битком набиты сахарными головами, сырами, мешками с морской солью, обливными банками с соленьями, маринадами и вареньями.

Днем Джон погружался в подготовительные хлопоты. По ночам перед его умственным взором снова и снова проплывали вереницы блюд: томленная на медленном огне рыба, покрытая огуречными чешуйками; дымящиеся пироги с золотистой корочкой, начиненные мелко порубленной олениной и говядиной; трясучие пудинги, глазированные пирожные и полные чаши силлабабов. Блюда поднимались по лестнице в Большой зал и плыли к «высокому» столу. Там, рядом со своим женихом, сидела в ожидании Лукреция, облаченная в серебристо-голубой шелк.