Читать книгу "Пираньи Неаполя - Роберто Савьяно"

– Иисус, – попробовал сказать Бисквит и повторил: – Иисус!

Он вспомнил, что надо молитвенно сложить руки, но они не соединялись, ладонь не склеивалась с ладонью, зависала в воздухе.

– Иисус, Сан-Чиро, Сан-Доменико, Сан-Франческо, сделайте так, чтобы я поднялся к этой сволочи и эта сволочь ушла прочь, чтобы я сказал: “Убирайся!” – и он ушел.

Бисквит понимал, что это невозможно: убегающий Рогипнол, за ним – Толстожопая. На самом деле молитва была о том, чтобы чаша миновала его. Он вошел в церковь с надеждой на чудо: пусть “Desert Eagle”[54], спрятанный у него в штанах, там и останется и все решится словами. Слова, если захотят, если смогут, перевернут мир. Ведь поэтому и молятся, правда? Верят в силу слов? И тогда ему пришла в голову другая мысль.

– Господи Иисусе, – снова начал он, – сделай так, чтобы однажды у меня появилась своя паранца. – Подумал, что надо бы дать обет, ведь если кто-то о чем-то просит, он должен предложить что-то взамен. Но слова не шли, тогда он закруглился с молитвой, повторив несколько раз простую фразу, которую обычно говорят непослушные дети, обещая исправиться. Он сказал: – Я буду хорошим. – И этот хороший предстал перед ним, как народный герой, Мазаньелло[55], супергерой с мечом, летящий с холма от монастыря Сан-Мартино над Спакканаполи и дальше, под мост, в район Санита. Окровавленный Христос, привязанный к колонне веревкой, конец которой свисал у него с шеи, казалось, смотрел на Бисквита с любовью и пониманием. – Я буду хорошим, – повторил тот и быстро вышел.

Он знал, что найти Мелюзгу будет нетрудно, Толстожопая относилась к нему, как к приемному сыну. Муж ее слишком долго сидел в тюрьме, и сейчас заводить детей было уже поздно. Ей нравилось, что Мелюзга всегда рядом – некое подобие семьи. А сыну можно доверять. Бисквит увидел, что Мелюзга идет к дому Рогипнола, и бросился наперерез. С ходу начал про то, что хотел бы работать на них, разыграв написанный для него Николасом сценарий. Сыграл хорошо, сетовал на жизнь, слова лились, не то что в церкви. Мелюзга, видя отчаяние друга, только повторял: “Конечно… конечно… Да, пойдем, прямо сейчас”. Он как раз туда шел.

Они взбежали по лестнице, перед железной дверью Мелюзга поднял голову:

– Синьора, – сказал, обращаясь к телекамере, – это Бисквит, мой друг. Он наложил в штаны, когда Рогипнол убрал Дыню. Боится, что все, кто работает на Мараджу, кончат так же. – Он невольно взял тот же жалостливый тон, что и Бисквит.

Металлический голос Толстожопой ответил:

– И правильно, что боится. Заходите, дети.

Ссыкун взялся за ручку, и дверь открылась. Он хотел было войти, но Бисквит потянул его за футболку и сказал, прикрывая рот рукой, чтобы не попасть в камеру:

– Я хочу один, мне стыдно. – Мелюзга в нерешительности остановился на пороге. Бисквит замер. Что будет, если он все-таки войдет? “Господи, помоги…” – подумал Бисквит.

– Ну ладно, давай, – сказал Мелюзга и побежал вниз по лестнице.

Бисквит несколько секунд постоял на пороге, чтобы убедиться, что Мелюзга не передумал, и вошел в квартиру, ориентируясь на голос Рогипнола и его жены. Он сразу узнал мебель, которую видел на улице во время переезда. В квартире все еще чувствовался запах свежей краски. Толстожопая сидела на оттоманке, а Рогипнол за столом из темного дерева. Через полуприкрытые ставни проникал тонкий луч света, в углу комнаты горела лампа. Игра теней разрезала лицо Рогипнола на две части, день и ночь. Этот человек с опущенными плечами и змеиным лицом – близко посаженые глазки, тонкие губы, изломленные в ядовитой улыбке, блестящая кожа – казался теперь высеченным из скалы. Он не удивился появлению Бисквита, не испугался, Толстожопая тоже была спокойна. Бисквит повторил заученную фразу:

– Теперь здесь командуем мы. Ты и твоя Толстожопая должны уйти.

– Да? А я и не заметил, – сказал Рогипнол, повернувшись к жене. Теперь полоса света выхватывала ухо, затылок, крашеные волосы. – Ты еще в яйцах у отца был, когда я защищал твой район от Боа. Благодаря мне вас не подмял под себя клан Манджафоко из Саниты. – И он снова повернулся к Бисквиту: – Тому, кто тебя послал, ты должен сказать, что Форчелла моя по праву!

– Меня никто не посылал, – ответил Бисквит. Он шагнул вперед, маленький шажок, чтобы лучше прицелиться.

– Сопляк, – сказал Рогипнол, снова обращаясь к жене, – да как ты смеешь?

– Ты нарываешься, Рогипнол. – Еще один шажок.

– О, слышишь, как рычит этот щенок? Думаешь, ты, мальчишка, можешь меня напугать?

– На то, чтобы стать мальчишкой, у меня ушло десять лет, а на то, чтобы пустить тебе пулю, – уйдет секунда.

Металлический корпус “Desert Eagle” на мгновение вспыхнул в полутемной комнате. Рогипнол, открыв рот, вскинул руки к лицу, как будто это могло спасти его. Толстожопая стремительно бросилась к мужу, еще одна призрачная надежда на спасение. И снова вернулись свет и тень. Бисквит выбежал из гостиной и резко остановился. Вернулся назад, вскинул пистолет и прицелился в ягодицы Толстожопой. “Лопнут, как мячи?” – подумал он. Пуля попала точно в правую ягодицу, но ожидаемого эффекта не получилось. Разочарованный, Бисквит пустил Толстожопой пулю в затылок.

Он бежал вниз со всей скоростью, на которую способен десятилетний ребенок, врезаясь в косяки и перила и не чувствуя при этом боли.

Вот и входная дверь, несколько ступенек, три метра, возможно. Вот и улица, но тут, приоткрыв дверь подъезда, появился Мелюзга. Он держал в руке сладкую булочку. “Desert Eagle” был все еще теплым, Бисквит чувствовал это кожей. Молнией пронеслась в голове мысль убрать и этого свидетеля.

– Что там случилось? Вы подрались? Что было-то?

Друг на секунду задержал взгляд на его лице, измазанном сахарной пудрой, и побежал дальше, бросив только:

– Жуй свой пончик.

Братья

Сайт салона красоты “О соле мио” был весьма скупым. Пара фотографий и номер мобильного телефона. Девушка, ответившая на звонок Чупа-Чупса, дважды повторила, что салон нужно снимать целиком на весь день, до закрытия.

– Будем праздновать крестины!

Девушка была озадачена:

– Крестины? В салоне красоты? Вы сумасшедшие или это шутка?

Чупа-Чупс бросил трубку и через десять минут появился перед девушкой сам, держа в руках две тысячи евро сотенными купюрами. Потом кинул в чат сообщение:

Чупа-Чупс

Значит, так, сегодня

празднуем крещение

Бисквита. Все идем

загорать!