Читать книгу "Эшафот забвения - Виктория Платова"

– Одну минутку.

Я вернулась к машине.

– Ну что? – заинтересованно спросил Митяй.

– Путь свободен.

– Сошло с рук?

– Мне все всегда сходит с рук. Идем, нас ждут. Всюответственность я беру на себя.

…Сказав, что в “Попугае Флобере” царят демократическиенравы, я сильно погрешила против истины. Это был элитный кабак, где по вечерамсобиралась дорогая публика. Холеные грузины, давно отошедшие от продажимандаринов и перескочившие на шоу-бизнес; молодые банкиры с лицами профессоровматематики из Беркли; нефтяные царьки из северных провинций, страдающие зудомтраты денег. Несколько легко узнаваемых телевизионных морд в обществе таких жеузнаваемых супермоделей, похожих на изысканные торшеры; жены и любовницы в декольтеи бриллиантах, с открытыми спинами и голыми руками, все, через одну,женщины-вамп и рафинированные стервы. И никакого кафешантана, никакой развязнойпопсы, только струнный оркестр с неизменными Гайдном и Альбинони.

Что ж, очень изысканно. Чин чинарем.

– Ничего, что он без галстука? – кивнув на Митяя,спросила я у Джеймса Бонда.

Митяй залился краской (бедный мальчик!), а метрдотель толькохмыкнул (старая закалка!).

– Ваш столик. Прошу. Сейчас подадут вино. – Он любезноотодвинул тяжелый стул, и я тотчас же угнездилась на нем. – Меню, пожалуйста.

– Спасибо. Садись, милый, – цыкнула я на Митяя, с лицакоторого еще не сошел смущенный румянец.

– Мать твою, мы выглядим как идиоты, – прошипел он, кактолько метрдотель нас покинул.

– Отчего же?

– Посмотри на себя. Ты как будто со строек народногохозяйства приперлась. И я не лучше! – Здесь Митяй явно преувеличивал: онвыглядел вполне сносно – отглаженные брючата, джемпер и свежая сорочка.

– Тебя это смущает?

– Откровенно говоря, да.

– Да наплюй ты на все. Слушай музыку, пей вино инаслаждайся жизнью.

– Вообще-то я не пью…

– Ты хоть раз можешь отступить от своих правил?

– Ну, хорошо, – нехотя согласился Митяй. И яподозревала, что он сделал это только для того, чтобы избавиться от смущения.

– Что ты будешь есть? – спросила я, углубившись в меню.

– Не знаю… Мне все равно.

– Вот, например, шашлык по-карски…

– Я не ем мяса.

– Извини, протертого молочного супа в меню нет. Ладно,не злись, сейчас подыщу тебе компромиссный вариант…. Салат из кинзы и свежихпомидоров тебя устроит? И сулугуни?

– Да.

– Господи, какой же ты скучный человек! Неужели хотя быраз в жизни нельзя наплевать на правила? – Я откинулась на спинку и поставиланогу на стул.

– Зато с тобой не соскучишься… Ты бы еще с ботинками наскатерть влезла, – укорил меня Митяй.

– Еще не время, – туманно пообещала я. Я заказалаподошедшему официанту множество блюд с потешными и трудно произносимымигрузинскими названиями и две бутылки “Цинандали” – в память о первом визите в“Попугай Флобер”. Официант разлил вино, и, когда он удалился, я подняла бокал:

– Хочу выпить за тебя, Митяй. Ты милый.

– Не очень-то ты разнообразна в эпитетах.

– Да нет, просто ничего, кроме этого, я в тебе ненахожу. Прости.

– А я не нахожу в тебе даже этого.

Боже мой, только сегодня утром я позволила жалкой мысли отом, что я хочу его, уютно устроиться на груди. А еще вчера его тело, такбезжалостно и так нежно касавшееся меня, казалось мне таким привлекательным… Онне будет спать с тобой, а ты не будешь спать с ним. Это невозможно…

Как жаль, что это невозможно. Я грустно посмотрела на Митяяи, не говоря ни слова, выпила вино.

– Симпатичная музыка, – виновато сказал Митяй. Музыкуможно было назвать какой угодно, только не симпатичной.

– Это Дебюсси. “Послеполуденный отдых фавна”. – Большевсего я боялась, что Митяй спросит “а кто такой Дебюсси?”. Но он не спросил, имне даже захотелось поцеловать его за это.

Еда была вкусной, а вино легким – легким и смущающим душуодновременно. Под Дебюсси между нами начали рушиться все барьеры, Гайдн ускорилэтот процесс, а третья бутылка “Цинандали” довершила дело. Глаза Митяя сноваперестали быть уныло голубыми, в них появилась глубина и оттенки всех цветовсразу. Спустя два часа я уже знала о нем все. Он выговаривался так, как будтоникто и никогда до этого не давал ему шанса быть услышанным.

– Черт его знает, почему я все это тебе рассказываю, –иногда пытался оправдаться он.

В его жизни не было ничего примечательного, это была самаяобыкновенная жизнь, не заполненная ни особыми привязанностями, ни особойлюбовью. Даже особой морали у него не было, только афоризмы в еженедельнике. Ондва раза ломал правую руку, три раза ему вправляли вывихнутое плечо; он перенессложную операцию на голеностопе и только потому не стал профессиональнымспортсменом. Все, что мучило его, ограничивалось мениском и растяжением связок.Ему нравился порядок и темное белье, ему нравились натуральные блондинки смаленькой грудью, это часто не совпадало, потому что все блондинки в его жизниносили пятый размер лифчика.

– А Валентина? – не удержалась я.

– Мне не хотелось бы обсуждать это с тобой.

– Прости, пожалуйста…

Интересно, чем такой парень мог привлечь Кравчука?

И все же в Митяе было что-то такое, что по-настоящемуволновало меня. Не голая же физиология, в самом деле!..

Его отец был крупным чиновником в Спорткомитете, а мать одновремя тренировала юношескую сборную страны по спортивной гимнастике. Митяйбоготворил их. Но тринадцать лет назад они погибли в автомобильной катастрофе.На следующий день после катастрофы четырнадцатилетний Митяй возвращался вМоскву из пионерского лагеря. И в метро, уткнувшись в газету “Советский спорт”,которую бегло просматривал сосед, он прочел сообщение о гибели своих родителей.

– Ты не представляешь, что это такое… Летний день, иметро битком набито людьми, все сверкают потными подмышками и утираютсяплатками размером с наволочку. А рядом со мной сидит лысый хрен и читает“Советский спорт”… Я до сих пор помню его ухо… И родимое пятно на щеке. Япросто хотел посмотреть, как сыграл “Спартак”, а увидел эту черную рамку:“Вчера, в автомобильной катастрофе погибли… Национальный олимпийский комитетскорбит…” И потом – они. Ты знаешь, что это такое, узнать о смерти близких издурацкой газеты в метро? Когда невозможно ни закричать, ни заплакать, только вцепитьсяв сиденье и думать, что у тебя еще переход с “Белорусской" – кольцевой на“Белорусскую" – радиальную… Ты знаешь, что это такое? Я больше никогда нечитал “Советский спорт”, я вообще больше ничего не читал. Почти ничего… Какбудто мог увидеть эту рамку еще раз…