Читать книгу "Олимпийские игры. Очень личное - Елена Вайцеховская"

Накануне выступлений в Афинах Геннадий Турецкий, тренер Попова, попросил ученика выполнить контрольный тест в тренировочном бассейне. Показатели были чуть ли не самые высокие из тех, что Турецкий за время работы с Александром когда-либо фиксировал на тренировках.

Другими словами, со скоростью и функциональным состоянием все было в полном порядке. Значит, главная проблема заключалась в мотивации. Как вскользь сказал Турецкий, наивно думать, что для человека, выступающего уже на четвертой Олимпиаде, спорт по-прежнему является главной частью жизни.

Возможно, Попов просчитался. У олимпийского чемпиона были достаточно серьезные причины экономить резервы организма до последнего. Наиболее серьезную проблему ему могли создать травмированные колени.

Известный спортивный хирург Сергей Архипов, занимавшийся лечением Попова на протяжении двух последних сезонов, еще в начале Игр выразил опасение, что состояние коленных суставов российского пловца не позволит выдержать все восемь дней плавательного турнира. Сказал даже: «Если бы первой дистанцией Попова были пятьдесят метров, гарантия успешного выступления оказалась бы намного выше. В том, что суставы находятся в оптимально хорошем состоянии, я ручаюсь. Но неделя столь больших нагрузок на ноги в таком возрасте может обернуться непредсказуемыми последствиями. Дай бог, чтобы этого не случилось».

И на первой, и на второй индивидуальной дистанции Попов плыл, почти не включая работу ног. Оба раза очень осторожно делал старт. На стометровке так же осторожно (и крайне плохо) справился с поворотом. При этом все понимали: попади Попов в финал, щадить себя он не будет. Пусть даже на финише его придется вынимать из воды и уносить.

Кто же знал, что до финала дело так и не дойдет?

– Я был уверен, что на «полтиннике» Попов окажется в финале без всяких проблем, – сказал двукратный олимпийский чемпион Денис Панкратов, наблюдавший за соревнованиями с позиции эксперта-телекомментатора. – В предварительном заплыве он плыл как обычно. Проиграл старт, нагнал тех, кто ушел вперед к двадцатипятиметровой отметке. Но сделать финишное ускорение ему не удалось. Такое впечатление, что он совершенно «пустой».

Панкратов лишь констатировал факт. Ответа на вопрос: «Почему?» – не нашел и он.

То, как Попов выглядел, выходя на старт личных дистанций, подходило лишь под одну версию: перегорел. Не исключено, что каплей, с которой началась утечка эмоциональных сил и нервов, стала церемония открытия Игр в Афинах, где на Попова была возложена наиболее ответственная миссия – пронести по стадиону флаг российской сборной. Не потому, что это потребовало значительных (шесть часов на ногах) физических затрат. А в силу того, что в роль знаменосца изначально была заложена вполне конкретная символика. Начиная с 1988 года не было случая, чтобы знаменосец проиграл.

Не сомневаюсь, что выбор руководителей российского спорта в пользу Попова был продиктован самыми благими намерениями – добавить пловцу моральных сил накануне последнего и самого главного старта его жизни. Получилось же, что на плечи четырехкратного олимпийского чемпиона взвалили дополнительный, крайне тяжелый груз: необходимость выиграть во что бы то ни стало. Не посрамить победные традиции. А груз оказался непосильным.

Состояние перегоревшего спортсмена знакомо многим: вроде все только что было в порядке – настрой, жгучее ожидание борьбы, готовность к ней – и вдруг наступает полное равнодушие, граничащее с апатией. И единственная мысль: скорее бы все кончилось.

В день полуфинального старта на стометровке Попов потерял телефон. Сказал об этом тренеру, посетовав, что обнаружил пропажу, когда хотел позвонить в Москву, поговорить с женой и детьми. Но когда Турецкий протянул ученику собственную трубку, тот лишь отмахнулся. Сказал ничего не выражающим голосом: «Я передумал звонить».

Он был слишком спокоен, выходя на старт своих дистанций. Как человек, который вынужден подниматься на тумбочку и прыгать в воду не потому, что хочет, а потому, что должен. Тренеру, руководству команды… Это заметно контрастировало с тем, как выглядели соперники, аж дрожавшие от предвкушения поединка.

А на следующее утро из Олимпийской деревни Попов, член МОК, перебрался в Hilton – официальный отель Международного олимпийского комитета. Там мы и встретились.

* * *

Разговору предшествовала забавная картинка. На то, чтобы преодолеть пятьдесят метров – от входа в гостиницу до лифта, – великому пловцу потребовалось пятьдесят минут. На каждом шагу его останавливали просьбами сфотографироваться, дать автограф. Солидные в своих олимпийских униформах дамы и господа становились в очередь, глядя на российского пловца с нескрываемым, почти детским восхищением. «Попофф… – приглушенно разносилось по холлу. – Попофф…»

Наконец наш разговор начался.

– Я, честно говоря, сам еще не успел понять, что случилось, – признался Александр. – На тренировках, в разминках все было нормально до последнего дня. Чувствовал и мощь, и скорость, и технику. Но стоило встать на старт – все куда-то исчезало. Это было страшное чувство. Когда прыгаешь в воду, начинаешь работать руками, ногами и при этом – будто стоишь на месте. Еще ужаснее то, что я совершенно не волновался. Словно выступаю не на Олимпийских играх, а в предварительном заплыве чемпионата России.

Соответственно не было нужной концентрации. Это чувствовалось по тому, как получались, а точнее, не получались старты, финишные касания. Мы с тренером привыкли детально разбирать каждое выступление – делать своего рода работу над ошибками. И я давно пришел к выводу, что быстро плыть не получается тогда, когда не хватает ощущения соревнований.

– Может быть, не стоило выходить на церемонию открытия?

– Это нисколько не утомило. Может быть, перебрал эмоций – удержаться от них на церемонии было трудно. Хотя не думаю, что это сыграло негативную роль. Скорее всего, оказался не готовым к такому повороту событий. Сейчас можно говорить что угодно: устал, не собрался… Не сделал – вот что главное.

Честно скажу, было очень обидно слышать, что я проиграл чуть ли не специально, – мол, плыл не в полную силу. Такое могли сказать либо люди небольшого ума, либо те, кто совершенно меня не знает. Я просто не представляю, что такое плыть не в полную силу. И если уж я выходил на старт, то никогда не давал слабинки. Делал все, что был способен сделать. Хотя понимал прекрасно: когда эта нить постоянно находится в натяжении, она может лопнуть в любой момент.

– Каким было твое первое ощущение, когда понял, что не попал в финал стометровки?

– Таким и было: что не попал в финал. Не испытывал при этом никаких эмоций. В какой-то степени я уже успел привыкнуть и перестал удивляться тому, что на Олимпийских играх случаются порой запредельные для понимания вещи. Причем понял это даже не на прошлой Олимпиаде. А еще в Атланте в 96-м. Там я смог все это выдержать. В Сиднее оказался бессилен. Здесь, в Афинах, было еще тяжелее. Не мог отделаться от ощущения, что меня повсюду сопровождает какой-то злой рок. В день первого старта потерял телефон. В субботу, когда пришел на финал эстафеты, обнаружил, что забыл в Олимпийской деревне тренировочные плавки и полотенце. Пришлось разминаться прямо в соревновательном костюме. Геннадий Геннадьевич потерял любимые, «счастливые» очки, в которых он всегда ходил на соревнования. Перерыл всю комнату, сумки, карманы – впустую. А после соревнований очки так же непредсказуемо нашлись.