Читать книгу "Чеченский бумеранг - Николай Иванов"

Вышел на «Белорусской». Кажется, отсюда идут электрички до Можайска.

…Похоже, половина из вышедших из электрички намерилась ждать автобус в сторону колонии. Не успел Алексей в поиске машины поднять голову, как рядом вырос дедок в очках с крупными линзами, позволившими хозяину первому среди шоферской братии уловить желание клиента.

– В колонию? – безошибочно угадал старик. Наверняка принял возможного пассажира за несчастного мужа, у которого за какие-то прегрешения забрили в зону распрекрасную женушку. Ну и пусть думает, Заремба никому здесь ничего не должен. Только Марине. Но она в колонии не сидела. Она звала на помощь вертушки…

– Могу отвезти, быстро и недорого, – явно соврал старик, потому что отвел глаза.

– Давайте, – тем не менее согласился Алексей.

Быстро не получилось с самого начала: дедок долго устраивался на затертом сиденье в стареньком «москвиче». Потом посмотрел во все зеркала, оценил расположение стрелок на приборах, повертел на месте руль и только после этого включил передачу. «Москвич» скрипнул, но тронулся.

– Колония у нас образцово-показательная, – поскольку хвастаться машиной не посмел бы и барон Мюнхаузен, водителю пришлось заговорить о местной достопримечательности. А может, хотел сделать приятное клиенту: вот, благодаря хорошей работе и прекрасному поведению – в том числе и вашей жены – наша зона выбилась «в люди».

– А обслуживающий персонал где живет?

– А рядышком у них свое общежитие. Тут все рядышком, никуда ходить не надо. Преимущественный контингент – женщины, они тут в надзирателях ходят.

Сказал и тут же испугался, пожалел о грубом определении: вдруг пассажир едет как раз к воспитателям, а не к жене. Конечно, так оно и есть, потому что продуктовых сумок не видно. Не сообразил и не увидел, старый пень, несмотря на линзы и возраст. Ничего не оставалось делать, как пригнуться к затертой плетенке на рулевом колесе и замолчать от греха подальше. Дорога не дальняя, на коротких расстояниях много не заработаешь, а за дурные разговоры можно вообще налететь лишь на червонец. Таксиста за длинный язык бьют рублем…

Но Заремба не обидел старика. Тот после полусотенной, с которой не потребовалось искать сдачу, кланялся вслед долго, недоумевая, чем же расщедрил пассажира.

Перед кирпичным, вросшим в асфальт административным зданием колонии стоять в ожидании долго не пришлось. Алексей подался к первой вышедшей на улицу женщине в форме, но та картошкой откатилась от посетителя: на зону, судя по всему, и в самом деле приезжали только родственники осужденных и доставали просьбами каждого, кто имел касательство к пребыванию женщин за колючей проволокой. Но Заремба не отстал, и младший сержант выставила, подобно гипнотизеру, преградой ладонь – стойте и молчите, я вне службы в контакт с посторонними не вступаю. Но гипнозом она все же не владела, а сержантские металлические лычки авторитетом для Зарембы не стали. А главное, лично для себя ему ничего не требовалось, и он счел возможным не заметить жеста, способного остановить любого другого.

– Извините, вы знали Марину Милашевич?

Младший сержант всесильных для зоны внутренних войск при упоминании этого имени мгновенно превратился в испуганную женщину, принявшуюся оглядываться на штабное здание. Испугалась, что ее увидят с посетителем или что разговор идет о Марине?

– Вы… вы от нее?

– От нее. Мы могли бы поговорить где-нибудь в сторонке?

– Да-да, – согласилась женщина на «сторонку» и первой пошла к сосновому бору, где сквозь щербатые щели в деревьях виднелись низкорослые корпуса общежитий. Но не вытерпела дальнего расстояния, тревожно спросила: – А вы… знали ее?

– А вы знаете, куда она поехала? – в свою очередь поинтересовался Алексей, догадываясь, что Марина исчезла из воинской части без конкретных объяснений командованию.

Только и он со своими вопросами был похож на следователя, и младший сержант, подумав об этом, замедлила шаг. И благоразумно промолчала, предлагая незнакомцу самому если не раскрыться, то хотя бы представиться.

– Я ее командир. По Чечне. Марина… погибла, – выложил сразу все известное Заремба.

Или служба надзирателем закалила младшего сержанта, или она не водила с Мариной дружеских отношений, или известие о гибели уже дошло до подруг и они отплакали первые, самые близкие слезы, но только взрыва эмоций, которого следовало ждать от женщины, подполковник не увидел.

– Как это… произошло? – лишь попросила уточнить она. И поспешила объяснить свое любопытство: – А то у нас тут говорят всякое…

– Что говорят? – насторожился подполковник. Кто мог сообщить о смерти раньше него?

– Говорят, – неопределенно пожала плечами девушка.

Они наконец-то дошли до общежитий и одновременно остановилась в раздумье, выбирая укромный уголок. Только военные городки всегда находились под более тщательным надзором женщин, чем сама зона.

– Меня зовут Алексей. Алексей Заремба. Подполковник, – разложил себя по полочкам спецназовец, вызывая на откровенность спутницу. – А вас?

– Катя.

И то ли дурной пример заразителен, то ли заранее с чувством ответственности – если перед ней находился все же военный следователь, тоже представилась по-военному:

– Младший сержант Буерашина.

– Что говорят про Марину? – выделил пока главное Заремба. Катя в нерешительности глянула на подполковника:

– Простите ради Бога, но я вам до конца не верю. Докажите чем-нибудь еще, что вы от Марины!

– Она погибла под огнем наших вертолетов. Мне кажется, что их кто-то навел на нашу группу специально. Из отряда я остался один. Что еще?.. Вот ее трудовое соглашение на выезд в Чечню и сберкнижка на предъявителя. Насколько я знаю, она мечтала купить квартиру в Москве.

Алексей протянул Кате документы, сотворенные Вениамином Витальевичем перед отлетом в Чечню. Каким дальновидным и предусмотрительным он тогда казался самому себе, да и Зарембе тоже! Небось, сейчас кусает себе локти за эту свою аккуратность: не предполагал и в худшем сне, что ситуация изменится ровно на сто восемьдесят градусов.

Увидев подпись Марины, Катя, наконец, сделала то, что ожидалось вначале – заплакала. Уткнулась головой в плечо Алексея, и ему теперь стоило больших трудов сдерживать задрожавшие металлические лычки на круглых женских плечах.

– Она… она вспоминала нас?

– Да, – сразу соврал подполковник.

Впрочем, а почему соврал? Если он не слышал ее охов и ахов о работе, то это не значит, что Марина не грустила по подругам в душе, про себя. Или не доверила свои печали и планы тому же Волонихину.

– А мы каждый день о ней думали… И думаем.

– Так что говорят? – осторожно подступался к главному Заремба.

– Что… что она… ну, как «белые колготки», снайпером… то есть служила наемницей у чеченцев…