Читать книгу "Чеченский бумеранг - Николай Иванов"

Состав тянулся обреченно, будто машинисты знали о засаде и предстоящем грабеже. Но увы: кто загнал себя в колею, личной судьбой не распоряжается.

– Давай-давай, – прекрасно ведая, что поезду деваться некуда, говорили и поджидавшие добычу налетчики.

Машинист послал в преддождевое небо несколько коротких гудков. Может, так требовалось по инструкции, но один к одному вышел сигнал «SOS». Морзянка ткнулась в одну гору, во вторую, исцарапала себе бока в глухом извилистом ущелье и окончательно расшиблась о скалы, клыкасто ощерившиеся вдали. На них, повиснув клочьями, и умолкла.

В этот момент впереди прогремел взрыв. Он взметнул узкие ленты рельс, в воздухе поотрывал и отбросил прицепившиеся к ним черные обрубки шпал, оставив после себя запах тротила и сгорбленный стальной узор. Поезд подобно загнанному в угол зверю теперь уже надсадно заревел, попятился. Но куда отступать, ежели и сзади щелкнул хлыст: «Стоять!»

– Дик ду[1], – удовлетворенно оценил проделанное командир.

Он один стоял на затоптанной, покрытой шрамами и перетяжками спине БТР. Черная разлапистая борода, длинные, свисающие на плечи волосы, перехваченные зеленой исламской лентой с арабской вязью и эмблемой волка. Угрюмый, знающий себе цену Одинокий Волк. Остальные из его команды залегли в дубовой роще, подгадавшей вырасти аккурат к началу войны и теперь охотно и зло помогавшей им воевать с федеральными войсками. Затем спокойно, размеренно, на автомобилях, – затмив дерзостью индейцев времен покорения Дикого Запада и даже летучие отряды самого батьки Махно, – налетчики двинулись к сжавшейся коричневой гусенице грузового поезда.

– Вскрывать пятый, шестой, десятый и двенадцатый вагоны, – сверившись с записями в блокноте, отдал приказ Одинокий Волк. Сам, покачиваясь в такт с бронетранспортером на неровностях, подъехал к тепловозу. Пружинисто спрыгнул, привычно отбросил назад непокорно взметнувшиеся волосы.

Машинист и его помощник лежали вниз лицом. На их вывернутых назад руках поблескивали наручники.

– График не выдерживаете, товарищи железнодорожники, – пожурил Волк, перешагнув через пленников. – Целых семь минут задержки. Заставляете волноваться, думать неизвестно что. Следующий раз так не поступайте.

Похоже, железнодорожники теперь жалели, что не опоздали на час, на два, навсегда. И уж наверняка молча клялись, что, если останутся живы, никогда не поведут локомотив в сторону Чечни.

– Как погода в Москве? А здоровье вашего Президента?

Вопросы не для ответов, а в пустоту, чтобы подчеркнуть свое безраздельное господство: хочу убиваю, хочу милую. А под настроение еще и разговоры веду. Да и приятно поинтересоваться самочувствием Ельцина у людей, которые лежат, уткнувшись мордой в пропитанную мазутом и мочой насыпь. И угадать, чего они в данный момент желают Президенту.

– Если останетесь живы, передадите ему привет от чеченских волков. Он так и не понял, кого тронул. И зачем. – Усмехнувшись, заскрежетал горными ботинками вдоль состава.

Когда-то закончится стрельба, сменятся правители, не сумевшие предотвратить чеченскую бойню, а народ будет помнить тех, из-за чьей бездарности его тыкали носом в мазут и мочу… Из помеченных вагонов в подошедшие «КраЗы» грузили мешки, коробки и ящики с продовольствием, стройматериалами. Все, что нужно для долгой войны. Работали пленные солдаты, которые по мере приближения Волка сгибались уже не под тяжестью груза, а под его взглядом. Боевики держали пленников под прицелом, пиная под зад тех, кто мешкал или пытался передохнуть.

– Ильяс, – произнес себе под нос Волк.

Однако тот, кого назвали по имени, отчетливо услышал командира и мгновенно вырос рядом. Впрочем, рядом с Волком вырасти невозможно: на фоне двухметрового кудлатого начальника остальные боевики казались приземистыми, незначительными, даже если они были с макушки до пят обвешаны оружием.

Ильяс был перепоясан пулеметной лентой, а сам «красавчик»[2] покоился у него на плече. Аккуратная бородка, тщательно подогнанный камуфляж подчеркивали его щегольство, но что такое пичужка, пусть и приглаженная, перышко к перышку, по сравнению с медведем? Вытянула шею, замерла, потеряла и голос, и вид.

– Вскрой последние шесть вагонов. Искать ничего не нужно, они пустыми вышли уже из Москвы.

– Есть! – по-армейски отозвался щеголь и с удовольствием выпорхнул из-под взора командира.

Если прогремевшие взрывы небо еще выдержало, то теперь дождь сорвался сверху и разбился о землю. Ни добрым молодцем, ни резвым скакуном не стал, – с первой минуты превратился в занудливого и враз надоевшего всем дряблого старикашку с шамкающим и чавкающим ртом.

– Живее, шевелись! – потребовали от пленных надсмотрщики. – Мокни тут из-за вас.

Не «вертушек» боялись, не появления бронегруппы федеральных войск – их беспокоила только непогода. Значит, где-то рядом с поездом притаились расхлябанность и предательство. Одинокий Волк вернулся к тепловозу. Дождь ненасытно клевал тела лежавших на земле железнодорожников. Заодно пытался пощипать и молоденького охранника с крупной родинкой на щеке, но тот забрался в кабину и поглядывал оттуда на происходящее. Изредка жужжал фонариком, найденным в вещах арестантов. И лишь приближающийся командир прервал его благостное пребывание в тепле и сухости.

Крайними, правда, все равно оказались пленники: если Одинокий Волк перед этим перешагнул через них, то охранник, не желая грязнить полусапожки, прошелся по их спинам. Не заметил, что вызвал недовольство старшего. Судя по всему, молодой волчонок состоял в близком родстве с командиром, иначе вместо Ильяса бегал бы он открывать вагоны или стоял бы на охране русских солдат.

По-видимому, дело обстояло именно так, ибо командир ничего не сказал охраннику. Перепрыгнул с насыпи на отмытую от пыли тушку бронетранспортера, дал отмашку механику-водителю. Тот плавно тронул машину в сторону рощи, за ними потянулись груженные под завязку «КраЗы».