Читать книгу "Чеченский бумеранг - Николай Иванов"

А Лебедь продолжал стучать по столу засученными по локоть руками. Кто же ему по голове настучит, чтобы лучше соображал! Война, собственно, нашим народам не была нужна, но и чтобы заканчивать ее так…

Начальник Генштаба вышел из толпы, сгрудившейся вокруг миротворца. Снимать погоны? Стреляться? У него один выход, если не отменит решение Лебедя…

Никто не застрелился. Не снял погоны. Не отменил договор. Армия утерлась плевком, что прилетел из-за стен Кремля, и поплелась создавать совместные с боевиками комендатуры, посты, патрули – всю эту ересь, которая закончится минимум через месяц. Великая победа чеченцев, незнаемо как свалившаяся им в руки?

Бред!

Я оглянулся на степь, за которой начиналась Чечня. Где ждали сигнала затаившиеся разведчики. Где еще не знали о Хасавюртовском соглашении и наступившем мире. Марево, впереди одно лишь марево. Но что-то еще должно произойти, чтобы все нарушилось, сломалось…

Потом я бродил среди растерянных военных, ошалевших от победы бородатых чеченцев, мельтешащих журналистов. Начальник Генштаба исчез, и оставалось верить, что если не для стрельбы, то заниматься вызволением спецназа. «Неужели все?» – продолжал сомневаться в происшедшем. Я летел сюда не за тем. России, да и самим чеченцам по большому счету нужно не это, не подвешенное состояние, которое больше гарантирует новую войну, чем мир…

– Отлет через пятнадцать минут, – предупредили прессу, привязанную к вертолетам Лебедя.

Я привязан тоже, но не полечу. Я не желаю ни секунды находиться рядом с теми, кто предает и продает. Я не тронусь отсюда, пока не узнаю причин, по которым секретарь Совбеза только что собственными руками зарыл в землю мирное будущее Чечни. Отдал на заклание тех, кто был предан России. Я остаюсь до тех пор, пока не прояснится судьба Зарембы, капитанов, всех окруженцев. Они должны выползти, а я обязан их встретить. Чтобы увидели: они брошены не всеми. Иначе как жить дальше? Как служить Родине дальше?

Но реальность оказалась намного жестче и прозаичнее. Я зря кружил вокруг Чечни и даже выезжал в Грозный, где безуспешно пытались создавать совместные комендатуры. О разведчиках нигде не было слышно, а я боялся бить во все колокола, ибо информация тут же уходила чеченцам. Да и я умом понимал: если бы такие парни возвращались, страна столь глубоко не провалилась бы. Ей, милой, предписывалось еще потерпеть-подождать, когда слезут с груди пляшущие на ней ельциноиды, освободят горло их детки, перестанут путать ноги и руки допущенные в безраздельное владение их зарубежные «благодетели» и покровители.

О единственно постороннем, о чем вдруг нежданно для себя вспомнил, – это о семье. Вот кто станет волноваться за мое долгое невозвращение. И впервые за годы супружества и за десятки дальних и ближних командировок дал домой телеграмму: не волнуйтесь. Может, они и не волновались, но мне очень важно было сделать это. Женский хоровод, кружащий вокруг меня, вдруг остановился, и когда я готов уже был узнать лицо замершей напротив жены, темно-белая пелена заволокла глаза и вновь защемило в груди…

…После госпиталя, после капельниц и забот медсестер, пока мои документы ходили по медицинским инстанциям, чтобы комиссоваться, я занялся просьбами Зарембы. Он был категорически неправ, оставив мне слишком многое из своей прошлой жизни. Я снова появился в вонючем подвале у бородатого художника, и он клятвенно заверил помочь сотворить памятник Ласточке. Ко времени в телевизоре мелькнуло лицо генерала – он прошел на выборы в Госдуму, стал большим начальником в Комитете по безопасности. Набрался смелости и наглости, позвонил ему и вместе с просьбой помочь вывезти прах спецназовцев сказал ему, чтобы не дурил, а позвонил женщине, ждавшей у телефона. Я поставил себе цель узнать больше о Работяжеве и Чачухе, потому что они тоже не должны остаться без следа на земле, без биографии и судьбы. Съездил в Можайск – к Кате и Оле. Поездку сделал случайной, потому что рассказать о Зарембе и Иване не смог, не хватило мужества. От чего отказался – это от идеи собрать вместе знакомых ребят. Кроме тостов, говорить будет не о чем, люди раскрываются лишь наедине…

А тут предложили и путевку на юг: видать, сердечко мое сдало слишком сильно, если не пожалели рядовому полковнику. У Министерства обороны санаториев на Черном море не так уж и много, поэтому ничего удивительного не оказалось в том, что ехал я в здравницу, где встретил однажды тетю Нину старший лейтенант Заремба.

– Ты только меньше там волнуйся, – уговаривала жена, отмечая мое возбужденное состояние.

Не буду. Если получится.

С тетей Ниной, сдавшей смену, мы разминулись буквально в несколько минут, и теперь требовалось ждать трое суток. Зато у меня имелся план, нарисованный Алексеем, к дому старушки, которой он когда-то не заплатил за постой. По нему и отправился сразу после устройства.

Я узнал бабулю по описанию Зарембы – чистенькая, предупредительная. Издали принялась извиняться, торопясь после моего звонка к калитке:

– Вы знаете, у меня уже поселились, занято. – Да мне не комната нужна, а вы.

– Я? А я вас знаю?

– Нет, но меня очень просили передать вам деньги. Однажды у вас остановились двое офицеров и неожиданно исчезли…

– Ой, Господи, да они же вчера были и все вернули. Я так растерялась… Что с вами?

– Кто… был?

– Алексей Тимофеевич, Миша и Приходько. Хорошие друзья у него. – А Иван?

– Ивана не было, не знаю.

– Вы… вы это правду говорите?

– Да как можно неправду людям говорить. А вы их ищете?

Я облокотился на калитку, прикрыл глаза. Живы! Не могло, по правде жизни не могло случиться, что вся разведка погибла.

Тем более Заремба…

– А где они?

– Купили мне гостинцев – конфет шоколадных, пряников и халвы, чаю попили и распрощались. Сказали, дел в Москве много, хотя я их и оставляла погостить.

Ребята могли двигаться по тому же кругу, который только что прошел я. Они лишь по какой-то причине начали с другого конца. Может, они уже разыскивают меня в столице?

– Один до Москвы. На ближайший рейс, – прилетел я в кассы аэрофлота.

Однажды передо мной подобное окошко захлопнулось: билетов нет…

– Пожалуйста.

– Почему? – удивилась администраторша, когда я потребовал поставить отметки в отпускном и принять обратно номер.

Ответить не успел: в телевизоре мелькнуло лицо Лебедя и прозвучало слово «отставка». Генерала, как шелудивого котенка, которым подтерлись, вышвыривали из Кремля, и это показалось мне более чем символично – новости о Зарембе и бывшем секретаре Совбеза пришли одновременно. Каждый получает в этой жизни по заслугам. А в России есть офицеры, способные вернуть обратно пущенный нам бумеранг…

– Потому, – с улыбкой указал на телевизор.

Наверное, администраторша на миг усомнилась, в санатории какого профиля она работает, но больше вопросов задавать не стала. И правильно сделала. Ибо здесь могли лечить лишь сердце, а оно у меня было в полном порядке.