Читать книгу "Отечество, война и казарма - Шарль Альбер"

сомнения, и в этой войне, как и в прочих, были затронуты интересы, гнусные, продажные интересы, с которыми ни народ в целом, ни всякий честный человек в отдельности, не может быть солидарен. Это явно обнаружилось, когда поднялся вопрос о том, чтобы взорвать золотые россыпи. Люди из народа, простаки, храбро бившиеся с англичанами и наивно верившие, что они сражаются за свою свободу и за свое благосостояние, находили совершенно естественным подобное средство сопротивления; но правители и богачи воспротивились этому. И это так понятно: ведь они надеялись и после войны извлекать выгоды из этих россыпей, да и самую войну они начали не из-за чего иного, как из-за тех же россыпей. В то время, как эти источники золота, составлявшие священную собственность крупных английских и бурских акционеров, благоговейно охранялись, имущество мелких бурских фермеров было предано на расхищение английских войск.

И нам еще говорят, что бурский народ — народ свободолюбивый, гордый, умеющий постоять за себя! Неправда! это народ рабов, защищающих золото своих господ! Лишь отказавшись защищаться против англичан, буры действительно защитили бы самих себя. Их защита с оружием в руках была самоубийством.

И так, возьмем ли мы франко-прусскую войну или англо-бурскую, на первый взгляд столь различные, мы видим, что и в том, и в другом случае дело идет не о стране, на которую нападают или которая была бы вынуждена защищаться, но, как я говорил выше, о сознательно обдуманном правительствами обоих государств нападении друг на друга. Знаменитые слова: «национальная защита», которыми наши господа так хорошо умеют играть на наших чувствах и на которые так часто попадаются добродушные ротозеи, содержат в себе чудовищный двойной обман.

Во-первых, не существует вовсе национальной защиты, так как защищать интересы нескольких отдельных личностей вовсе не значит защищать интересы нации.

Во-вторых, не существует вообще никакой защиты, потому что первым условием для того, чтобы иметь право сказать, что защищаешься, надо действительно подвергнуться нападению. Но в настоящее время не существует страны, вынужденной сопротивляться с оружием в руках действительному нападению; нет войны, которой невозможно было бы избежать путем уступок, не наносящих ущерба истинному процветанию страны.

Однако, если все же война вспыхнет? скажешь ты.

Но ведь это зависит исключительно от нас. Она не вспыхнет, если мы не захотим. Это только правители представляют нам войну как что-то фатальное, чему никто не в силах противиться. И неужели вслед за ними и мы будем послушно повторять: «Война! ничего не поделаешь!» и подобно бессловесным скотам будем позволять вести себя на бойню. Ни одна война не ведется без участия людей. Каждый раз, как она подготовляется, имеются люди, желающие ее и другие, — которых огромное большинство, — дозволяющие ее начать. Никакой войны не может быть, раз мы не пожелаем ее, и лучшим средством покончить с войной навсегда — это тотчас же начать добросовестно работать над уничтожением армии.

Но если война вспыхнет, несмотря на наши усилия, и мы будем побиты за недостатком организации? Вот возражение, с которым часто приходится встречаться.

Хорошо, пусть мы будем побиты, тем хуже или тем лучше, — как хочешь, — потому что это не имеет никакого значения. Без сомнения, поражением пользуются, как страшным призраком, чтобы напугать нас. Национальное поражение так же как и национальная оборона — это слово, лишенное смысла. Стоит немного подумать, чтобы понять это. Может ли поражение прибавить что-либо к стыду и нищете, порождаемой войною? Чего стоило нам поражение 70-го года? В несколько миллиардов контрибуции и перехода нескольких миллионов французских граждан в германское подданство.

Разве эта потеря, наша потеря, как говорят сторонники реванша, нанесла ущерб общему благосостоянию страны? Ни малейшего. Теперь попытайся вычислить, чего стоила война сама по себе.

Не поражения должны мы страшиться, а войны. Не поражение должно заставлять нас краснеть, а война. И лучше уж рисковать поражением, лишь бы избежать войны, чем подвергаться опасности войны, с сомнительной надеждой помешать поражению.

***

Я почти исчерпал вопрос.

Я показал тебе ничтожество и ложь официального патриотизма.

Я показал, как вооруженный мир, являющийся лишь одной из форм войны, угнетает и разоряет нас; как казарма, отупляя и развращая, уродует нас нравственно и физически.

Показал, что милитаризм не только унизительное и дорого обходящееся стране учреждение, но что, вооружая рабочих против самих же себя, он является для народа настоящим самоубийством.

Показал, что интересы, затрагиваемые в международных конфликтах, никогда не бывают нашими интересами, интересами рабочих.

Наконец я показал тебе, что вера в неизбежность войны и в необходимость национальной обороны так же, как и боязнь поражения, — не что иное, как простые нелепые предрассудки, поддерживаемые нашими хозяевами с помощью самых грубых софизмов.

Остается теперь сделать заключение. Я думаю, ты догадываешься, каково оно будет. — Надо покончить с этим рабством, превращающим детей народа в убийц своих же братьев, в послушное орудие честолюбий, аппетитов и мести своих господ. Надо покончить с злосчастной комедией, которая в течение стольких лет под именем патриотизма разыгрывается на наших спинах. Надо покончить с войной, этой игрой в шахматы, разыгрываемой сильными мира сего и в которой и роль пешек и роль ставки выпадает на долю бедняков.

Надо покончить с казармой, где ради безопасности богачей отупляют сынов народа; покончить без колебания, без малейшего сомнения или угрызения совести. — Мы были бы самыми последними из глупцов, последними трусами, если бы всеми силами души не желали бы освободиться от этого постыдного кровавого учреждения, посредством которого в течение столетий нас унижали, угнетали и разоряли.

Но как достигнуть этого?

Некоторые советуют нам подождать, говорят о законах и реформах, которые со дня на день могут появиться, конечно, при условии, что мы будем хорошо вести себя. Рассчитывать на это — значит ждать у моря погоды. Мы уже видели, что владыки мира, богачи, правители, те, которые составляют и переделывают законы; те, которые одним росчерком пера могли бы положить конец преступлениям, нищете, позору войны и казармы, никогда по своей воле не сделают этого, потому что они же сами являются вершителями этих преступлений, этого позора, этой нищеты, потому что они извлекают из них пользу, живут ими.

Чтобы освободиться от военного рабства, мы должны рассчитывать лишь на самих себя, а для этого есть только одно средство: отказ повиноваться.

До тех пор пока мы будем позволять, подобно глупым баранам, водить нас на бойню, до тех пор будут существовать и бойня, и мясники, на нашей шкуре зарабатывающие и деньги, и славу. Война и казарма будут существовать до тех пор, пока мы будем соглашаться