Читать книгу "Невеста для варвара - Сергей Алексеев"

Когда в Страстную неделю светлейший заболевал, то вкупе с нравом ярым утрачивал и пристрастие ко всяким радостям земным, то бишь к богатству, роскоши и прочим бренным соблазнам, и посему к известию о золоте равнодушным остался.

— Поведай-ка ты мне, — сдерживая стенанья, вымолвил он, — как ты с князьком чувонским управился.

И в тот же миг узрел, что воевода все свои прежние речи изготовил, дабы вовсе уклониться от сего вопроса либо стушевать настолько, чтоб под пытки не угодить.

— Князя югагирского, Осколку, по моему приказу еще прошедшим летом полонили, — однако же бодро сообщил он. — И при нем труба огнеметная оказалась весьма диковинного вида, коей он казаков моих жег. Сей трофей, согласно указу ныне покойного государя Петра Алексеевича, я в Артиллерийский приказ переправил…

— Ты мне, воевода, про трубу не говори, — перебил Меншиков. — Позрел я на нее. Ты мне про Распуту сказывай.

— Ваше высокопревосходительство, я ведь по порядку… Осколку сего мы в сруб посадили и пять месяцев там содержали. И многих сродников, кои высвободить его мыслили, тамо же и переловили. Думали и капитана Головина там спой мать с невестою, да получили указ ваш — Распуту погубить. И стали его зельем, вами присланным, травить, поскольку извести иначе не можно. Яд в питье мешали и ему подавали, и так всю склянку споили, да он даже не захворал. А служилый, что сторожил его и воду в сруб спускал, по неосторожности токмо свою руку лизнул, так через час скончался в муках. Осколка же сиим воспользовался, венцы у сруба расшатал, изломал и утек вкупе с железами. Погоню мы скоро выслали, и несколько ден гнались, но только ножные да ручные кандалы нашли, изломанные.

Воевода паузу сделал, дабы светлейшему дать сказать слово свое, но тот промолчал.

— По приказу моему казачьи разъезды с якутами и прочими туземцами все пути-дороги затворили и еше месяц ждали, — продолжал он с осторожностью, словно к добыче подкрадывался. — И вскорости туг с Енисея весть к нам долетела — невесту его споймали! Вкупе со всем посольством, приданым и прочая! Я невесту у себя в Ленском остроге оставил, дабы самолично заманить Распуту и тут взять надежно. К суженой-то он всяко прибежит! Молву пустил…

— И что же, взял князька?

— Ваше высокопревосходительство, не казните! Проворнее он оказался. На масленицу прибежал. Чрез двухсаженную острожную стену перескочил, дверь в юзилище подломил…

— Что же далее? — поторопил Меншиков, испытывая искреннее удивление.

— Ей-богу, дьявол! Ну ладно, острог, под него сугробы намело. Дверь-то окована была, из плах толстых! С косяками вынес…

— Неужто умыкнул невесту?

— Не только невесту, а много чего из приданого с собой прихватил. И как обратно ушел — не ведомо…

— Мне ведомо, — равнодушно вымолвил светлейший. — Караул хмельной спал.

Воевода потел в парике и, забывшись, утирался пятерней.

— В честь праздника выдано было по малой чарке, — признался. — Как-никак назавтрева — пост великий… Но казаки бдели, истинный бог! Сам посты проверял… Пурга лютовала — не дыхнуть, ночь темная… А близ острога Осколку три нарты поджидали… Наутро след нашли, вниз по Лене ушел.

— Добро провел тебя князек! — будто бы порадовался светлейший. — И время подгадал… Ох, добро! Ну, где же он ныне?

— Послал я сыскных казаков, много ясачного народу допросили. И лазутчики до сей поры по стойбищам рыскают под видом сборшиков ясака… Одни говорят, на Индигирку подался. В тайный схорон… Другие, будто по льду на некий остров ушел, на чертежах не означенный, и там пребывает. Как только море откроется, в тот час коч пошлю, дабы разыскали…

— А где же ныне люди Головина?

— Покуда в Янеком остроге сидят. До вашего особого распоряжения.

Меншиков в тот миг Брюса вспомнил, а это были его офицеры и нижние чины, однако сказал без тени мстительности:

— Разошли их по острогам, пускай лет эдак пять-десять послужат, согласно чинам и званиям. На благо Отечества нашего. Капитана же Ивашку Головина в Петербург отправь водным путем. Да пусть поспешает…

— Средь посольства сего капитана не оказалось, ваше высокопревосходительство, — не сразу и тупо произнес воевода.

— Как так?

— Головина нету, Лефорта и одного нижнего чина, Селивана Булыги.

— И Лефорта нет?.. Куда же они подевались?

— Должно, в тундрах сгинули… Когда казаки в засаду обоз загнали, будто еще видали капитана. Да ведь пурга была, кутерьма началась, свалка. Люди Головина и сам он в нганасанские малицы переодеты, лохматы, бородаты — поди разбери. Сами-то друг друга не признают…

Повинный голос его недоставал ушей, а проходил сквозь нутро, и, должно, оттого казался болезненным.

— Искали? — участливо спросил Меншиков.

— С тщательностью искать возможным не представилось. Пленив посольство, казаки в ту же ночь ушли с поспешностью, ибо каюры за подмогой поехали. Нганасаны весьма воинственны и в союзе с чувонцами могли напасть и отбить. Офицеры посольства разное показывают. Одни будто зрели, яко Головин и нижние чины отпор давали, другие и вовсе не видали. Они напереди ехали. И должно, постреляли их казаки, порубили вкупе с каюрами…

— При нем указ императора Петра Ааексеевича был, — вспомнил светлейший. — Весьма важный… Ежели в руки югагирам попадет — беда…

— Не попадет, ваше высокопревосходительство, — чуть воспрял воевода. — В тундрах по пятам волчьи стаи ходят и всякую падаль подбирают.

— Неужто волки и бумагу пожрут?

— Волки-то токмо до мяса охочи. А за ними песцы и лисицы остатки догрызают. Уж потом приходят мыши и все в труху обращается.

— Мыши, сие добро. Правда, они и во дворцах бедокурят. У меня на столе бумагу погрызли и все перья поели…

— А в тундрах они и вовсе прожорливы! Кости источают в муку.

— Жаль Ивашку Головина…

— Не встал бы супротив, жив бы остался.

— Императрица Екатерина Алексеевна спросит, что я скажу? — беспомощно проговорил светлейший. — А она непеременно спросит…

— Готов наказание понести, ваше высокопревосходительство. Самое суровое! Дабы вашего прощения заслужить!

Меншиков на него поглядел и сам поразился своему благорасположению,

— Куда же тебя далее Лены-то услать? Нет покуда для тебя новых дальних землиц…

— Как откроют — поеду! А можно и в Новый Свет!

— В Новом Свете и без тебя лютости довольно, — добродушно заворчал светлейший. — Хоть бы сего князька Оскола в покое оставил. А то ведь до сих пор преследуешь, козни ему чинишь… Дал бы хоть с молодой женой натешиться, раз выкрасть сумел из-под носа твоего. Робят бы нарожать позволил…

Воевода и вовсе впал в полное замешательство, не зная, что ответить. А светлейший к сему еще добавил: