Читать книгу "Ларк-Райз - Флора Томпсон"

возня в пыли!

Когда приходили документы и зачитывались результаты экзамена, количество выдержавших его изумляло. Должно быть, требования были очень низкими, ведь некоторым заданиям детей никогда не учили, а если и учили, то нервозность и страх мешали им выполнить их на своем обычном невысоком уровне.

Другой инспектор, тоже священник, являлся экзаменовать учеников по Священному Писанию. Но это было совсем другое дело. В те дни в школе присутствовал местный настоятель прихода, а учительнице, надевшей свое лучшее платье, было нечем заняться, кроме как играть на фисгармонии, когда исполнялись гимны. Экзамен состоял из вопросов по Священному Писанию, задаваемых всему классу (ответить на них мог любой, кто был в состоянии поднять руку, чтобы продемонстрировать, что обладает требуемыми знаниями), отрывков из катехизиса, которые ученики рассказывали наизусть по очереди, и письменной работы на заданную библейскую тему. Никто не нервничал, потому что «инспектор по законоучению» лучезарно улыбался, подбадривал детей и даже подсказывал тем, кто не знал текста назубок. Пока дети писали, инспектор с настоятелем прихода вполголоса разговаривали, вслух смеялись над выкрутасами «старика», а учительница, улучив минутку, ускользала в свой коттедж и приносила им на подносе чашки с чаем.

Дети справлялись с экзаменом довольно неплохо, ибо Священное Писание было единственным предметом, которому обучали основательно; даже самые бестолковые знали большую часть катехизиса на память. Для многих камнем преткновения являлась письменная работа, но не для Лоры и Эдмунда; оба они в разные годы удостаивались большой «Книги общих молитв» в телячьем переплете и с позолоченным обрезом, которую вручали в качестве приза – единственного приза, существовавшего в этой школе.

Свой приз Лора заполучила с помощью небольшого чуда. В тот день, в первый и последний раз в ее жизни, на нее снизошел дар слова. Тема была – «Жизнь Моисея», и хотя до того момента девочка не испытывала особой привязанности к великому законодателю, ее захлестнула внезапная волна обожания. Пока ее одноклассники хмурили брови и кусали перья, Лора очутилось далеко-далеко, в зарослях тростника, рядом с младенцем. Ее перо летало по бумаге, пока она заполняла лист за листом; она провела сыновей Израилевых через Чермное море и пустыню, и уже показалась Фасга, но тут прозвенел маленький колокольчик на столе учительницы, возвещая о том, что время истекло.

Инспектора, который наблюдал за Лорой, весьма позабавило ее многословие, и он тут же принялся читать ее работу, хотя, как правило, забирал сочинения с собой. Просмотрев три-четыре страницы, он со смехом заявил, что ему нужно выпить еще чаю, так как «эта пустыня» вызвала у него жажду.

Подобное вдохновение больше никогда не посещало девочку. Лора вернулась к свойственному ей прозаичному стилю изложения, столь изобиловавшему исправлениями и подчистками, что, хотя она писала довольно большие работы, ее оценки были не выше, чем у тех, кто застревал на словах «Дорогая бабушка!».

Среди родителей было много зависти и недоброжелательства, вызванных экзаменационными оценками, а больше того – ежегодным призом за работу по Священному Писанию. Те, чей ребенок плохо сдал экзамены, никогда не верят, что другие дети преуспели благодаря прилежанию. Добившихся успеха называли фаворитами и питали к ним неприязнь.

– Ты же не хочешь сказать, что этот имярек справился лучше, чем наш Джим, – говорила какая-нибудь разочарованная мать. – Понятно, что если он справился, то и наш Джимми справился бы тоже, и даже лучше. Экзамены – это сущий вздор, если хочешь знать мое мнение.

Родители тех, кто выдержал испытание, чуть ли не оправдывались.

– Просто повезло, – говорили они. – На сей раз наша Тиз сумела угадать; а в следующем году настанет очередь вашей Элис.

Тут никогда не показывали, что радуются каким бы то ни было успехам своих детей. И впрямь сомнительно, чтобы они вообще испытывали радость, за исключением случая с мальчиком, который, сдав экзамен за четвертый класс, получил возможность уйти из школы и начать работать. Их идеал заключался в том, чтобы они и их дети приближались к общепринятым нормам. Выдающиеся способности в их глазах были ничем не лучше выдающейся глупости.

Нередко мальчики, которые в последние школьные годы бывали угрюмыми или строптивыми, сев на лошадь или удостоившись права править навозной телегой, преображались. Впервые в жизни эти ребята ощущали себя важными персонами. Они оживленно болтали с мужчинами и дома, при общении с младшими братьями и сестрами, напускали на себя мужественный вид. Иногда, если вместе работали два или три мальчика, они начинали резвиться и успевали сделать слишком мало. «Один парень – парень; два парня – полпарня, а три парня – совсем не парень», – гласила старинная деревенская поговорка. Сердясь, мужчины называли их маленькими негодниками, а если пребывали в более снисходительном настроении – щенками. «Разве он не заправский щенок?» – спрашивал любящий родитель, когда мальчик, только начавший трудиться в поле, сдвигал набекрень шапку, вырезал себе ясеневую палку и подражал походке взрослых мужчин.

Как прелестны были эти мальчуганы в новых жестких вельветовых штанах и подбитых гвоздями сапогах, с широкими веснушчатыми детскими физиономиями, готовыми расплыться в улыбке при одном слове. На протяжении нескольких лет они были вполне счастливы, ибо любили свое дело и еще не столь остро ощущали нужду. Жаль, что ремесло, которому они себя посвящали, так презиралось и так скудно оплачивалось. В самой их работе не было ничего плохого, соглашались мужчины. Они вели настоящую мужскую жизнь и насмехались над занятиями тех, кто смотрел на них свысока; вот только жалованье было до нелепости низким и батрака ни в грош не ставили, так что недалек был тот день, когда сельский мальчик, окончив школу, должен был устремиться на поиски любого заработка, не связанного с земледелием.

В то время мальчики, склонные к кочевой жизни и хотевшие повидать мир, прежде чем остепениться, шли в армию. Почти в каждой семье в Ларк-Райзе был сын, дядя или кузен, служивший в солдатах, и человек в алом мундире был в деревне привычным зрелищем. После службы большинство местных молодых людей возвращались домой, к прежней сельской жизни; но некоторые оседали в других краях. Один стал полицейским в Бирмингеме, другой содержателем трактира, а третий, по слухам, мастером на пивоварне в Стаффордшире. Еще несколько парней, покинув деревню, нанялись слугами на фермы на севере Англии. Чтобы получить эти места, они отправились на ярмарку в Банбери и стояли на рынке, ожидая, когда их заметит посредник. Их взяли на год, и в течение этого времени они жили и питались в семье фермера, но получали мало денег или вообще не получали их до конца года, когда им единовременно выплатили все жалованье.