Читать книгу "Эйнемида I. Семена раздора. - Антон Чигинёв"

произошло ничего особенного. – Хочешь отблагодарить, лежи спокойно и набирайся сил. Тот, кто судит и вознаграждает может дать помощь, но твоё дело за тебя делать не станет. Если умрёшь от потери крови, все труды пойдут прахом.

– Друзья, – Галил вырос в дверях с кувшином вина и глиняной чашей в руках. – Толкователь Палан утомлён, у нас раненый, да и время позднее. Лучше бы нам сегодня разойтись.

– Так и есть, – кивнул один из гостей, поднимаясь с циновки. – Благодарим за гостеприимство, друг Галил. Великое чудо мы видели сегодня, благословен твой дом.

Прочие согласно закивали, и принялись прощаться, благоговейно поглядывая в сторону исцелённого. На шее у каждого Энекл приметил белый кулон.

– Ты тоже иди, Махтеб, – сказал Энекл юноше, осторожно поившему Диоклета вином. – Порадуй дядю и Феспея, а заодно узнай, всё ли в порядке. Если что, беги сюда. Спасибо тебе за всё, я этого не забуду.

– Пустяки, не мог же я потерять лучших посетителей, – отшутился кахамец, но нос его предательски шмыгнул. – Поправляйся скорее, почтенный Диоклет. Ждём тебя в «Кахамском кувшине» как можно скорее.

– Спасибо и тебе, и дяде, – после вина, голос Диоклета окреп и зазвучал почти как обычно. – Первым же делом к вам, дайте только встать на ноги. Привет Феспею.

– Я не желаю навязываться, Галил, но могу я остаться с ним? – обернулся Энекл к хозяину.

– Жена сейчас принесёт одеяла, спите здесь, тут тепло, хорошо для раненого. Толкователь Палан, если желаешь, я велю постелить в другой комнате.

– Комната большая, поместимся, – проповедник улыбнулся. – Если, конечно, почтенных эйнемов не стеснит моё общество.

– Клянусь Шаром Эйленоса... – Энекл осёкся, но ни Палан, ни Галил недовольства не выказали. – Клянусь, если даже назавтра захочешь переехать в мой дом, и то меня не стеснишь.

– Быть посему, – хлопнул в ладоши Палан. – Тогда будем отдыхать, и да ниспошлёт нам тот, кто дарует радость и осушает слёзы, добрый совет во сне.

***

Гаснущие угли тихо потрескивали в очаге, ровно и глубоко дышал уснувший, наконец, Диоклет, а Энекл, подогнув под себя ноги, сидел на циновке, глядя на затухающий огонь.

– Ты не похож на кочевника, – сказал он. Проповедник сидел рядом, багровые отблески причудливо играли на его скуластом лице.

– А как по-твоему выглядит кочевник? – усмехнулся он. – Тёмный дикарь, пропахший конским потом?

– Ну что-то вроде...

– Жители городов часто думают, что в Плоской Земле нет ничего, кроме кочевий и стад. Это не так. В степи есть и города, например, у нас, хорагетов. Я родился в Фаде – это на берегу реки Имлон, неподалёку от ваших колоний в Таврофоне. Весну и лето хорагетские цари кочуют в степи, а осенью возвращаются в Фад. Город большой, там много жителей, кстати, немало и эйнемов. Хочешь, будем говорить на твоём языке? – последнюю фразу он произнёс на хорошем староомфийском, с почти незаметным гортанным выговором. Энекл от неожиданности вздрогнул.

– Ты говоришь по-эйнемски?

– Прежде, чем мы стали на прямой путь, у нас были шаманы и мудрецы. Шаманы заклинали духов степи, а мудрецы хранили знания – что-то вроде ваших философов. Одним из таких мудрецов был и я, а чтобы хранить знания, нужно знать языки. Староомфийскому меня обучил один из ваших философов, а таврофонское наречие в Фаде и так многие знают. С Хизифом и другими вашими городами у нас торговля: от нас – кони, скот, мясо и шкуры, он вас – ткани, вина и всё прочее. Кстати, хочешь ещё?

Энекл кивнул, и Палан налил ему из кувшина, что хозяин принёс Диоклету. Дурное и неразбавленное вино, после сегодняшних треволнений, пилось точно вода.

– Я слышал, ваша вера запрещает пить вино, – сказал Энекл, глядя, как хорагет наполняет свой кубок.

– Кто может запретить мужчине? – пожал плечами Палан. – У нас не так много запретов, больше предписания. Слово подсказывает, что делать стоит, а не чего не стоит. Надлежит блюсти пристойное поведение, ясность мыслей и чистоту речей. Если не уверен, что сможешь достойно себя вести после вина – лучше воздержаться. Каждый решает сам.

– Когда мы пришли, ты рассказывал про какого-то Указующего. Это ваш бог? Почему вас тогда называют алгуитами?

– Бог? – проповедник тихо, чтобы не потревожить спящего, рассмеялся. – Нет, Указующий никакой не бог, а человек, но величайший из них. Ему первому было ниспослано откровение, и с тех пор он несёт людям Слово, дабы приблизить торжество нового мира.

– Тогда кто такой Алгу? Это тот, кто судит и вознаграждает.

– Нет, что ты, – Палан покачал головой, – Тот, кто судит и вознаграждает – устроитель, создатель, начало и цель пути.

– Это бог?

Мы не называем Его богом. То, что люди вкладывают в это понятие, не имеет ничего общего с Его сутью.

– А Алгу?

– Алгу – турханское слово, «проводник» ‒ дословно «показывающий путь». Так турханы называют того, кто ведёт племя во время перехода через жадные пески. Когда турханы приняли Слово, они стали звать так нашего предводителя, ведь он ведёт людей прямым путём, сквозь зыбучие пески лжи и порока. На самом деле, его называют по-разному: посланник, учитель, предводитель, но Алгу или Указующий чаще всего. Это имя подходит лучше прочих.

– Как его зовут на самом деле? Из какого он племени?

– Мне неизвестно. Может быть что-то знают вожди семи племён – первые, кому он явился – но они об этом не говорят. Лицо его всегда сокрыто, а по речи нельзя понять, к какому народу он принадлежит.

– Почему?

– В знак того, что Алгу несёт Истинное Слово, ему дана способность понимать любой язык. Сколько ни есть племён в степи, с каждым он говорит на его родном языке, да так, будто всю жизнь провёл среди них. В Фаде я сам слышал, как он беседовал с эйнемскими философами, и его выговор был ничуть не хуже, чем у них. Был ещё случай, когда мы вступили в столицу кеременов. Там были то ли торговцы, то ли путешественники откуда-то с юга, от самого моря, себя они называли народом ла-о – никогда не видел таких чудных людей. Так даже с ними он свободно беседовал на их наречии.

– Никогда не