Читать книгу "Эйнемида I. Семена раздора. - Антон Чигинёв"

младшим – уверенно, спокойно, снисходительно.

– Но ведь предательство врага – полезно. Не лучше ли его поощрять? – спросил мужчина в чёрной тунике стражника.

– Таковы пути старого мира, Бассу. Новый мир тем и отличается от старого, что основан и утверждён на правде и долге. Воин сражается с врагом, правитель – правит государством и устанавливает законы, а обман – удел лазутчика. Торговец нового мира сам укажет покупателю на изъяны своего товара, мельник насыпет муку полной мерой, работник не украдёт и не погубит имущество хозяина, а хозяин справедливо заплатит за труды. Не оттого ли происходит всё горе, что честь в пренебрежении и честность не в почёте? Вместо того, чтобы, честно исполнив свой долг, получить справедливую плату, люди обманывают ради выгоды. Они не понимают, что теряют больше, чем получают, ибо, причиняя зло другому, мы приумножаем количество зла в мире, а ведь и сами в нём живём. Творящий зло подобен тому, кто отравил общий колодец, и теперь сам не может напиться. Высшие алчно угнетают низших, вызывая ненависть. Низшие завидуют высшим, вызывая страх. Cтрах и ненависть приносят беду, а ведь если бы и те, и другие поступали справедливо, они бы избавились от этих чувств. Разве не стала бы их жизнь легче и проще?

– А вдруг Сожэн уверовал? – спросила женщина постарше. – Ведь он наверняка бы принял Слово?

– Вера труса и предателя некрепка, сегодня он верит в одно, завтра в другое. Если он действительно стал на прямой путь, ему следовало уподобиться Толу, сыну вождя астабов. Толу отринул ложных богов и объявил о том во всеуслышанье. Отец разгневался и велел ему славить богов степи, но Толу был твёрд. Тогда вождь казнил сына, но астабов так поразила верность Толу, что они открыли сердца Слову и, изгнав своих вождей, склонились пред Указующим...

– Очень интересное верование, всегда хотел узнать подробнее... – прошептал Диоклет. Оказывается, он очнулся и тоже слушал с необычным для умирающего любопытством. Оторвавшись от завораживающего голоса проповедника, Энекл тряхнул головой и громко прокашлялся. Все обернулись в их сторону.

– Толкователь Палан, – смущённо сказал Галил, – я прошу прощения, что прерываю... Эти люди просят помощи. У них раненый...

– Покажите.

Проповедник встал, и в свете очага стал ясно виден его облик. Приятной наружности мужчина лет сорока, виски и чёрная бородка слегка тронуты сединой, широкое загорелое лицо, прямой нос, тёмные волосы, свободно падающие на плечи. Одет в тёмно-коричневый халат грубой шерсти и кожаные сапожки с острым носком, широкий бледно-жёлтый пояс завязан сложным узлом на боку. Хорагет. Энекл их он повидал немало, когда они наёмничали у прежнего царя.

По знаку Палана, Энекл уложил Диоклета на циновки, и проповедник осторожно отнял плащ от живота.

– Эта рана смертельна, – сказал он, поглядев в лицо Энеклу. В глубине тёмных глаз почудился дремлющий пламень, точно уголёк, скрытый под чёрным пеплом.

– Мы знаем, уважаемый, – ответил Энекл, как мог вежливо. – Поэтому мы пришли к тебе, а не к врачу. Мне говорили, ты целитель.

– Мне очень жаль, но это не так. Я не целитель.

– Но досточтимый Палан, рассказывают, ты исцелил множество людей, я сам встречал некоторых. Разве это не деяние целителя? – спросил Махтеб.

– Да, эти люди стали здоровы, но не я исцелил их.

– Но кто же?

– Тот, кто очищает и приближает, источник света познания. Я лишь толкователь Его учения, проводник Его воли, изложенной Словом и явленной через Указующего Дорогу.

– Хорошо, пускай исцелит он, – нетерпеливо сказал Энекл. – Кто угодно, лишь бы Диоклет был жив. Если надо, мы заплатим.

Среди слушателей Палана пронёсся недовольный ропот, но сам проповедник остался невозмутим.

– Неужели я отказал бы в помощи умирающему, не получив денег? – спокойно спросил он. – Дело не в деньгах. Именем того, кто судит и вознаграждает, совершается лишь то, что угодно Его воле. Он, через меня, помог нескольким страждущим, но я не могу сказать: «Я исцелю его», ибо я не лекарь и не целитель. Человек должен полагаться лишь на свои умения, всё остальное – воля того, кто благословляет и одаряет, а она людскому разуму непостижима.

– Но вдруг ему будет угодно исцелить моего друга? Попытаться-то ты можешь?

– Именно это я и собираюсь сделать.

Палан открыл рану, разорвав хитон, Диоклет тихо застонал.

– Укрепи меня и дай силы для достойного дела, – прошептал хорагет, возложив руки на рану. Кровь залила его тонкие пальцы. Энекл отстранённо подумал, что такие руки скорее подошли бы жрецу или философу, чем дикарю-кочевнику.

В комнате повисло молчание, слышалось лишь тяжёлое дыхание Диоклета. Все, затаив дыхание, смотрели на Палана, замершего над раненым. Так прошло несколько мгновений, и вдруг всех обдало сухим жаром, словно открылась дверь из сырого погреба в сожжёную солнцем пустыню. Энекл от неожиданности отпрянул, послышался чей-то вскрик и громкий стон Диоклета. Ярко полыхнул слепящий белый свет, и Палан бессильно повалился на бок. Там, где только что сочилась кровью зияющая рана, остался только свежий розовый шрам.

Не веря своим глазам, Энекл осторожно ощупал живот и убедился, что рана действительно исчезла. От шрама шёл такой жар, что пришлось отдёрнуть руку.

– Диоклет, как ты? Больно? – спросил он, едва ли не плача от радости.

– Больно, и жжётся сильно, – слабым голосом ответил Диоклет. – Дай воды.

– Лучше вина, – сказал Палан. Ему помогли сесть. Молодая женщина, которую Энекл счёл дочерью хозяина, осторожно поддерживала проповедника за спину. – Он потерял очень много крови, красное вино восстановит её ток. Придётся ему поспать здесь – он слишком слаб, чтобы идти.

– Я побегу к дяде, принесу! – воскликнул Махтеб. – Боги, как обрадуется дядя!

– Не надо, у меня есть – медь остужать, – проворчал Галил и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты.

– Спасибо тебе, Палан, –сказал Энекл – И вам спасибо за всё, добрые люди! Я ваш должник!

– И я тоже, – прошептал Диоклет, еле шевеля пересохшими губами. – Чем я могу отблагодарить?.. – он сбился, переводя дыхание.

– Кто творит добро, желая чего-то взамен – недостоин добра, – проповедник держался так, словно не