Читать книгу "Православная Церковь и Русская революция. Очерки истории. 1917—1920 - Павел Геннадьевич Рогозный"

размашистой натурою, но совершенно необразованный, неначитанный, невоспитанный человек, безыдейный, неуравновешенный, не могущий владеть собою, недисциплинированный, он и собою не мог часто управлять. Почему и доброта его оказалась “хуже воровства”».

В докладе отмечалось, что было время, когда архимандрит угощал братию медовой брагою и арбузами, сливами и вишнями, «а потом оказывалась полная нищета — даже не было чем разговеться на первый день Святой Пасхи. Он любил общаться с братией... просто, по-братски, по-товарищески беседовал, а потом своих приятелей. преследовал, лишал должности, запрещал в священническое служение. допускал мстительный произвол, превышение власти».

Монастырская братия, по мнению комиссии, отличалась «полной распущенностью», настоятель же «еще более расслабил ее». Так, иеромонах Стефан изобличен в пьянстве, картежничестве, свободном обращении с женщинами, мясоедении. Иеромонах Иасон. в близости с женщинами, даже связи, отчего предполагаются дети. Иасон — главный агитатор и деятель в стачке против настоятеля. Иеромонах Сергий — буян, грубиян, агитатор против настоятеля, пьяница и развратный человек. Иеродьякон Софроний, горький пьяница и алкоголик, грубиян, крайне невоспитанный сквернослов и вообще позор монастыря и монашества — секретарь или делопроизводитель стачечного комитета».

Иеродьякон Стефан изобличался в пьянстве и в том, что организовал в монастыре фабрику ханжи, которую поставлял для выпивающей братии. Иеромонах Нектарий — в клеветничестве, сплетничестве и кощунстве. Феодосий — в том, что «повел настоящий поход против настоятеля и объединил около себя всех восставших против архимандрита». Монах Антоний, по мнению членов комиссии, «не инок и не монах. не любит богослужения, не ходит в церковь. а указной послушник Евграфов. повинен в мясоедении и вольном обращении с женщинами».

Касаясь хозяйственного положения монастыря, ревизия констатировала большую задолженность последнего и полное отсутствие в нем какого-либо продовольствия и топлива. В этом также обвинили бывшего настоятеля, который к тому же пустил в монастырь для бесплатного проживания Литовскую духовную консисторию с 36 служащими, а также лазарет Зеленого Креста. Контракты монастыря со съемщиками земельных участков были заключены «не всегда осмотрительно».

Вместе с тем отмечалось, что монастырь «позволял себе крайние перерасходы». Всеми покупками заправлял простой монах Сергий, который «покупал что хотел, где хотел, сколько и за сколько хотел». Например, по его отчетности выходило, что монастырь на один из годов закупил 1265 метелок, а на один из месяцев — 15 фунтов чаю и 11 пудов постного масла. В отчетности царила «поразительная беспорядочность». Сергий вместо счетов представлял кассовые талоны или писал монастырские счета от себя, «много счетов без подписи получателя денег, есть счета, сфабрикованные одним каким-то лицом и одним и тем же лицом, подписанные от разных продавцов». Долг монастыря на 1 сентября 1917 г. исчислялся в сумму 54 204 рубля. Более того, при ревизии выяснилось, что братия монастыря изготовила для собственного пользования печать для ризницы, а решение епархиального начальства о проверке ризницы так и не было исполнено.

Впрочем, члены ревизионной комиссии отмечали сердечное отношение Иоакима к положению монастыря. Так, он пожертвовал из своих личных средств более 200 тысяч рублей на монастырское хозяйство. (Интересно отметить, что весь капитал Данилова монастыря в 1915—1916 гг. исчислялся в сумму 274 961 рубль. Капитал монастырей складывался из пожертвований частных лиц и хозяйственной деятельности самой обители. Очевидно, что подавляющую часть капитала Данилова монастыря составляли как раз пожертвования его настоятеля архимандрита Иоакима.) Благодаря таким пожертвованиям был приобретен большой колокол, пополнена ризница, обустроен монастырский хутор, к нему проложена дорога, сделан мост и «возведено много ценных строений».

Окончательный вывод звучал так: архимандрит Иоаким был признан неподходящим для руководства монастыря «в силу его административной неспособности и полной нравственной неавторитетности». Однако ввиду принесенных им весьма значительных жертв в пользу монастыря было решено поручить его особому отеческому вниманию нового настоятеля. Иоаким получил также «звание почетного блюстителя по управлению монастырским хутором».

Основные зачинщики бунта был разосланы по различным удаленным от Москвы монастырям. Задолженность монастыря было решено погасить за счет личных средств архимандрита Иоакима, который должен был выплатить сумму в размере 1838 рублей и 1 копейки. Казначей иеромонах Иасон должен был погасить сумму в размере 627 рублей и 25 копеек, так как на нее не было представлено оправдательных документов.

События в Даниловом монастыре представляются чрезвычайно показательными при изучении общего контекста предреволюционной и революционной ситуации в России в целом. В них можно увидеть отражение той ситуации, которая возникла после падения самодержавия. Сам бунт против властей, который впоследствии перерастает в анархическое движение, когда наступившая свобода понимается как возможность делать то, что хочешь. Старая власть воспринимается однозначно как преступная, и на нее сваливаются все обвинения, в том числе и за то положение, которое сложилось уже после революции. Интересно, что главным виновником бунта монахов признается настоятель монастыря, против которого он и был направлен. Среди перечисленных вин архимандрита чрезвычайно показательно обвинение его в «безыдейности».

Особенно следует отметить тот факт, что первым толчком к восстанию послужил именно отказ Иоакима от чтения манифеста об отречении императора. Очевидно, что настоятель отказывался признать факт свержения монархии, не признавая тем самым и новую власть. Практически при любой интерпретации данной ситуации это говорит, наоборот, о принципиальной идейности Иоакима, который оказался тверже не только громадного большинства рядового духовенства, но и почти всей высшей иерархии Церкви, быстро сменившей идеологические ориентиры. Показательно, однако, что, оправдываясь от возводимых на него обвинений, архимандрит совсем не затронул факта своего отказа от официального чтения манифеста.

Нельзя не отметить и явно пристрастный подход ревизии к личности настоятеля. Вместо констатации каких-либо реальных злоупотреблений или нарушений монастырского устава ему приписываются какие-то абстрактные характеристики и обвинения. То утверждается, что он слишком добрый, с открытой душой, то — что он злопамятный и допускающий служебный произвол, однако непонятно, какой и в отношении кого. Такие характеристики особенно выделяются на фоне доказанных проступков взбунтовавшихся монахов.

Интересно, что с Иоакима, пожертвовавшего на монастырь огромные суммы, было решено частично взыскать долги самого монастыря, хотя с казначея взыскивается только сумма, по которой он не смог предоставить никаких бумаг. Выходит, что явно подделанные счета или якобы покупка в год 1265 метелок — дело хоть и нехорошее, но вполне укладывающееся в понятие тогдашней отчетности. По сути, ревизия продемонстрировала как раз факты разложения самой братии, а не должностные преступления архимандрита.

После Февральской революции стало чрезвычайно модно создавать всяческие ревизии и комиссии по расследованию преступлений старых властей. Синодские ревизии ездили в провинциальные епархии, а на местах создавались комиссии по расследованию «преступных деяний» прежних властей. Самой крупной и известной в общероссийском масштабе стала Чрезвычайная следственная комиссия Н.К. Муравьева, которая с марта по