Читать книгу "Дочка, не пиши! - Катерина Шпиллер"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Помолчи! Не тарахти! Дура!
Я всякий раз дергалась и старалась поменьше высказываться при нем. Он выражал настолько сильное раздражение, как будто столкнулся с мерзкой нечистью… На меня это действовало сильнее, чем проявление ненависти. Я не понимала, за что, почему, что во мне не так. Тогда же я перестала рассчитывать на помощь отца в каких-то сложных для меня ситуациях. Помню, как накануне контрольной по математике, когда болезненные страхи буквально выворачивали меня наизнанку и небо виделось с овчинку, я пришла в комнату, где папа читал газету.
– Папочка, я так боюсь, – пролепетала 12-летняя девчонка, рассчитывая, что папа успокоит, скажет какие-то правильные слова, и мне станет легче.
Папа тяжело вздохнул, медленно поднял на меня абсолютно равнодушный, какой-то рыбий взгляд и голосом, полным тоски и усталого раздражения, произнес:
– Ну и бойся! – после чего опять уткнулся в газету.
Этот рыбий взгляд я потом ловила на себе очень часто. Особенно когда что-то в моей жизни было не так и мне требовалась поддержка. А ведь у отца могут быть и другие глаза. Но их взгляд всегда был направлен не на меня, а на кого-то другого…
«Папа, давай поговорим», «дочка, давай поговорим» – эти фразы не из моей жизни, они не произносились никогда. Кто-то занудно твердит, что так было у всех, или у большинства, или у многих. Мне-то что до этого, тем более что это неправда! Видела я других отцов, завидовала их детям. Я была таким ребенком, которому, как воздух, нужны были разговоры с самыми близкими людьми, теплая рука на плече, когда мне тревожно, ласковые слова, когда мне плохо, понимание моих проблем и моей боли… Но в моей детской жизни ничего этого не было никогда. И меня, девочку, это сломало.
Да, вот такая я уродилась, что ж теперь поделать, не повезло моим родителям. Им бы что-нибудь вроде Брунгильды родить – всем было бы хорошо! А родился ребенок, требовавший внимания. Да еще и любви… сволочь! Правда, сама сволочь очень любила маму и папу, но кому была нужна ее любовь? Какой от этой любви прок? Какая радость? Радость – это когда к тебе «припадают» чужие люди, когда чужие смотрят на тебя с обожанием, когда чужие липнут к твоим ногам, точно дворовые собачонки и лижут тебе руки… А родная дочь обожает – хм, попробовала бы по-другому!
Отец был очень приятен окружающим. Он, к примеру, всегда заботливо опекал молодых журналистов: помогал в творчестве, устраивал на работу, вникал во все жизненные трудности и проблемы, и все они у него были «замечательные ребята». Иногда (но отнюдь не всегда) подопечные платили ему той же монетой и искренне восхищались: какой чуткий, добрый, внимательный и неравнодушный человек! Таких поискать! А я недоумевала: неужели это все о моем папе? Каким же он бывает с чужими людьми? Как бы мне хотелось хоть краешком глаза увидеть!
И вот наступило время, когда я увидела это. Мой старший брат женился и привел в дом молодую жену. И тут я увидела метаморфозу, произошедшую с моим отцом. В нем проснулись и трогательное отношение, и забота, и искреннее беспокойство, и интерес к мельчайшим проблемам, а главное, я обнаружила у отца «другие глаза». Все это было обращено к юной красавице – жене его пасынка. Я поняла, каким может быть мой папа. И от этого мне стало еще хуже…
Некоторым «критикам» не понравилось, что я описала неэстетичное, бескультурное поведение моей семьи в быту, дома. Мол, ах, нашла к чему придираться, тоже мне! Согласна с ними в одном – картинки получились действительно малоприятными. И я бы не стала выносить их на всеобщее обозрение, если бы не одно обстоятельство, которое мои критиканы решили «не замечать». Я нарисовала все эти неприятные картинки только потому, что мое пристрастие к чистоте и гигиене вызывало резкую неприязнь у домочадцев.
Как на меня окрысились, например, за то, что я описала нечистоплотное поведение брата и его жены на даче! «О-о-о! Подумаешь, она не подмывалась! – верещали поборники „морали“. – Нашла, к чему прицепиться! Подумаешь, грех!» Ну, конечно, мне и не было бы до этого никакого дела – не мне же нужно было ложиться с ними в постель! И я бы и слова по этому поводу никогда не сказала, если бы эти люди не издевались надо мной за «смешную» чистоплотность. Впрочем, обо всем этом я подробно написала в книге «Мама, не читай!».
Еще одна причина, по которой эта тема нашла место в книге, воинствующее убеждение наших доморощенных интеллигентов в безусловном примате духовного над материальным, к которому они отнесли и бытовую культуру. Вопрос не нов. Еще в позапрошлом веке незабвенный Козьма Прутков так выразил свое отношение к современным ему интеллигентам: «Идут славянофилы и нигилисты,/У тех и у других ногти не чисты». К сожалению, за прошедшие полтораста лет «вновь обращенные» представители «прослойки» мало заботятся о красе ногтей. Неужели прав был Луначарский, и требуется все-таки три диплома, чтобы интеллигенты приучились вычищать из-под ногтей грязь и перестали испытывать неприязнь к чистоплотным людям?
Перед рассказом о дальнейших событиях мне требуется передохнуть и набраться сил. Поэтому позволю себе небольшое отступление, впрочем, оно будет по теме. Мне пришлось прочитать массу гневных комментариев о «святости» родителей, об их априорной правоте и некритикуемости, о том, что дети, несмотря на любое поведение мам и пап, обязаны им по гроб жизни и прочую такую же ерундистику. Во мне взыграла журналистская натура, и я написала статью, которую и разместила в Интернете.
Поклонись до земли своей матери
И отцу до земли поклонись,
Мы с тобою в долгу неоплаченном,
Свято помни об этом всю жизнь!
Из дурацкой советской песни
Я – мать. Та, которая святая. Та, которую дочь должна, обязана любить в любом случае, что бы я ни совершала по отношению к ней. Она обязана меня уважать, заботиться обо мне в старости, прощать мне все и быть послушной дочерью. Так надо, так принято. Она вообще по гроб жизни мне должна хотя бы за то, что я ее родила. Я носила ее под сердцем девять месяцев? Носила. Я рожала ее в муках? Рожала. Я кормила ее грудью? Да. Бессонные ночи были? Еще как. Болезни, температуры, «скорые», первые зубки, нехватка необходимых для ребенка продуктов в советское время, а потому – нервы, очереди, «доставания» и прочее – было? О, да! Так что, доченька, тебе ни в жизнь со мной не расплатиться! Ты – должна, должна и должна.
Так утверждает общество, состоящее из родителей, которым очень удобно именно это внушать своим детям.
А теперь я скажу, что по-честному думаю по этому поводу.
Итак, однажды я приняла решение родить ребенка. Я сама этого очень хотела. Вот вам и момент первый: я этого хотела! У меня были такие резоны: время подошло, надобно уже рожать, да и ляльку хочется – интересно, приятно, забавно. Знаю, что многие женщины принимают аналогичное решение по иным мотивам: удержать мужа, женить на себе мужчину, получить квартиру или деньги…
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Дочка, не пиши! - Катерина Шпиллер», после закрытия браузера.