Читать книгу "Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть 4. Демон и лабиринт - Александр Фурман"

На последней «предстартовой» встрече Морозов, Соня и Фурман договорились о единых «рамочных» условиях дальнейшей работы. По поводу названия особо заморачиваться не стали, остановившись на нейтральном «Метрополитене». Всю предысторию, а также конкретную политическую идеологию «боевой группы», ее организационные связи, финансовые источники и прочие технические подробности было решено вынести за скобки. «Киношные» кровавые перестрелки и горы трупов тоже никого интересовали. В фокусе должна была остаться лишь сама эта чисто приключенческая ситуация с захватом метро. А точнее, ее переживание членами группы.

Для Фурмана сюжетная динамика вообще была не очень важна, хотя он и собирался блеснуть перед соавторами парой-тройкой острых задумок. Свою часть текста он решил писать об ожидании – моменте, когда группа уже сделала свой ход, непоправимые события произошли и в действии возникла неопределенная пауза перед неизбежной сокрушительной реакцией «условного противника». Это и был момент окончательного прояснения позиций каждого и отношений внутри коллектива.

Своего alter ego Фурман с наглой иронией назвал Л. Н. (оправдываясь перед самим собой тем, что собирается писать в полную силу). Это был сильно идеализированный образ: немногословный, уверенный в себе, надежный и практичный взрослый человек в отличной физической форме, вдобавок имеющий коричневый пояс по карате.

Условный «Морозов» поначалу вместо имени получил у него громоздкое прозвище Социолог, но потом автор, пародируя кружковую манеру сокращать имена, заставил других персонажей по-свойски называть этого героя Сóци. Печальный Арлекин Минаев превратился под его пером в доброго и самоотверженного Борисова (не исключалось, что в конце он пожертвует собой, спасая остальных), его прекрасная Ася – в совсем уж идеальную Катерину, а Макс – в резонерствующего зануду по фамилии Андреев.

Труднее всего оказалось подобрать имя для непредсказуемо обидчивой Сони. Банальные ходы тут не годились, и в конце концов Фурман придумал загадочные, но благородно звучащие инициалы Р.-Д. Расшифровывать их было не обязательно, как и Л. Н. – мало ли, может это означало всего лишь Левый Носок?

(Однако позднее Фурману все же пришлось ответить на вопросы заинтригованных читателей, в роли которых выступил Морозов. Нет, буква «Д» не имеет никакого отношения к Сониной фамилии. И, конечно, только полный идиот мог бы предположить, что за инициалами Р.-Д. скрывается, например, «Романтичная», «Розовая» или какая угодно другая «Дура». Кстати, такое толкование опровергается и наличием дефиса. Начистоту и только между нами? Ладно, допустим, Р.-Д. означает «Рыцари-Дамы». Это что-то меняет? Ничего это, конечно, не меняло, поскольку, по мнению Морозова, сам литературный образ Р.-Д. сводился у автора к схематичной и почти оскорбительной пародии. Фурмана такая оценка задела. Он даже готов был согласиться с тем, что созданный им образ недостаточно глубок и в нем, возможно, отсутствует динамика развития. Хотя, с другой стороны, это можно было бы объяснить тем, что роль данного персонажа была второстепенной по отношению к основной линии событий. Но ничего пародийного, а уж тем более намеренно оскорбительного в этом образе, на взгляд Фурмана, не было: яркий и талантливый «вечный подросток», с тяжелым для себя и для окружающих характером, в глубине души – верный и великодушный, но пока еще очень слабо разбирающийся во всем происходящем. Вот-вот, сказал Морозов, если ты сам этого не чувствуешь… В общем, в тот раз они разошлись крайне недовольные друг другом.)

В состав боевой группы входило еще несколько харáктерных периферийных персонажей. А вот прежние духовные руководители молодежного коллектива – парочка пожилых интеллигентов-пацифистов, продолжавших цепляться за свои утопии, – были по общему решению оставлены где-то в городе в полном неведении о происходящем. Это была не их «война». Тем не менее у Л. Н. перед началом боя возникало острое желание позвонить им с какого-нибудь служебного телефона и мягко, по-доброму попрощаться. Но все линии наверняка уже прослушивались, и было бы глупо из-за каких-то сентиментальных чувств рисковать чужими жизнями…

К середине марта все трое авторов представили первые тексты. Несмотря на предварительные договоренности, каждого понесло в свою сторону. С точки зрения единого сюжета Соня начала с конца, описав допрос одного из схваченных членов боевой группы. По форме это был театральный диалог в гротескно-сатирическом стиле («Адреса, фамилии, явки! Ну?! Еще хочешь?» – «Ай! Ой! Ых! Нет-нет, я все скажу, только больше не бейте меня, пожалуйста!..»). Ни имен, ни характеров, ни игры с прототипами – абстрактные маски. Зато, гордо отметила Соня, у меня здесь нет ничего личного и никакого натурализма! Это была стрела в сторону Фурмана, но он только уклончиво качнул головой. (Ну да, «ничего личного», как же! Зачем тогда вообще нужно было с такой злобной насмешкой писать о таких вещах?) А вот у Морозова в первом фрагменте получился явный «перелет»: эпическая панорамная зарисовка огромного города с высоты птичьего полета, многочисленные «вклеенные» цитаты из якобы газетных сообщений – и ни одного живого лица. Морозов и сам понял, что загнул немного не туда, и в следующем отрывке сменил «масштаб» авторского взгляда: теперь у него какая-то маленькая группа полузнакомых людей потерянно бродила в темноте по бесконечным заброшенным тоннелям, периодически затевая мелкие ссоры. Но во всем этом его больше интересовало выстраивание некой социально-психологической типологии, чем отношения и внутренние переживания героев (после довольно острого спора на эту тему Фурман с мстительным удовлетворением подумал, что Соци – он и есть Соци).

Сам он пока только расставил основные вешки: захват станции у него состоялся поздно ночью в воскресенье, уже перед закрытием метро, когда народу там было мало, и прошел без единого выстрела. Сотрудники метрополитена и растерянные милиционеры, не оказавшие никакого сопротивления, были заперты в служебных помещениях. Долгое время далекое начальство даже не догадывалось о происшедшем, так как все контакты с внешним миром необъяснимо блокировались (типа, повреждение на линии). Связь с двумя ремонтными бригадами тоже внезапно прерывалась. В общем, в тоннелях происходила какая-то невнятная чертовщина. Собственно, на этом и строился весь расчет: в вяло нарастающей бюрократической сумятице продержаться, не обнаруживая своих намерений, до утра понедельника, когда народ повалит на работу, – а метро-то окажется закрыто! Кто, что, почему?! Столпотворение, всеобщее недоумение, паралич власти, на улицах разлетаются листовки – праздник непослушания! И возможно, серьезных боевых действий при этом вообще удастся избежать – просто в какой-то момент таинственные «подпольщики» вдруг исчезнут, растворятся в воздухе благодаря заранее изученным заброшенным шахтам, вентиляционным трубам и древним канализационным люкам. Ни жертв, ни повреждений… Так что же это было? ИСПЫТАНИЕ.

В целом собрание текстов оказалось более калейдоскопичным, чем ожидалось. Хотя, возможно, благодаря этому при чтении возникало ощущение большего повествовательного объема. И, конечно, важное место во всей этой затее занимало обсуждение написанного и того, кто куда клонит.

Незадолго перед поездкой в Челябинск Морозов устроил всем очередной сюрприз (на этот раз приятный), убедительно продемонстрировав, что у него в запасе имеются мощные дополнительные ресурсы.