Читать книгу "Неслучайные встречи. Анастасия Цветаева, Набоковы, французские вечера - Юрий Ильич Гурфинкель"

вилок и ложек – открывалки нигде не было.

– Съезжу в магазин, куплю новую, – сказал он обреченно.

Дани уже направлялся к машине, когда его осенило. Он вернулся, подошел к лабрадору, сочувственно глядевшему на него, и внятно спросил:

– Где открывалка?

Пес лизнул его в руку, поскреб лапой по своей подстилке и тут же, стуча когтями по паркету, вернулся к нам с открывалкой в улыбающейся пасти. А следом принес еще и кошачьи консервы в запечатанной банке. Что он там с ними делал – непонятно. Играл? Учился открывать банки самостоятельно?

7

Швейцарское фондю – плавленый сыр – это нечто совершенно не похожее на то, к чему мы привыкли. В России в те годы редко кому не доводилось попробовать плавленые сырки в треугольной упаковке из фольги. Обычно они считались ходовой закуской на скорую руку, своеобразный аккомпанемент к портвейну или к водке. Здесь всё не так.

Дорогой Дани вкратце объяснил нам, как готовят фондю в Швейцарии. Грюйер, Эменталь, Пармезан – эти сорта сыра с громкими именами предварительно измельчают на терке. В расплавленный сыр добавляют молодое виноградное вино, лимонный сок, немного мелко порубленного чеснока. Белый хлеб режут и слегка подсушивают. Обязательно должна быть вишневая водка. Специальной узкой вилкой накалывают кусочки хлеба и… Остальное увидите сами, на месте, сказал Дани, загадочно улыбаясь.

На длинном столе располагалось несколько продолговатых хромированных приборов с колышущимся лиловым пламенем от фитилей спиртовок, установленных под их днищами. Рядом в небольших тарелках высились горки кубиков белого хлеба. Здесь же в центре выстроились в ряд несколько рюмок, больше похожих на стаканчики для лилипутов, с вишневой наливкой, куда надлежало макать хлеб, прежде чем погрузить его в расплавленный сыр.

Вокруг стола разместилось человек двенадцать–четырнадцать, сплошь молодежь. Был среди них русский – Николя, по фамилии Белогоров, русый, с очень светлыми, как морская вода, глазами, из семьи эмигрантов первой волны, кое-как, смущаясь и запинаясь, говоривший на языке предков. Он пересел к нам поближе и задавал плохо сформулированные вопросы о перестройке, спрашивал, чем все это закончится. Слушая мои ответы, с сомнением качал головой и, налегая на стол впалой грудью, доставал и подвигал к нам поближе тарелку с нарезанными кубиками багета.

Из всех представлявшихся я запомнил только его и Доминика Петипьера. Уж очень складно звучали его имя и фамилия. Пети – маленький в переводе с французского. Маленький Пьер – Петя. На самом деле он был отнюдь не мал, роста выше среднего. Сидел как раз напротив, внимательно нас разглядывал. Вокруг говорили по-французски. Неожиданно Доминик, жуя хлеб с сыром, сообщил, что у него дома под кроватью есть автомат…

– Зачем ему автомат? – спросил я у Дани.

– А у вас, у русских, разве нет свой личный Kalashnikoff? – искренне удивился Доминик. – У нас в Швейцарии каждый военнообязанный, – переводил Дани, – должен иметь при себе оружие. В случае внезапного нападения на страну ему надлежит надеть форму (она у него тоже имеется, висит в шкафу) и с автоматом немедленно явиться в сборный пункт.

– А кто же это может внезапно, ни с того ни с сего напасть на Швейцарию, нейтральную страну? – спросил я. – Ближние соседи? Франция, Германия едва ли…

Вероятно, он имел в виду некую страну на востоке, но из деликатности промолчал. Насадил на длинную вилку кубик хлеба, искупал его в рюмке с вишневой водкой, а затем окунул в горячую массу плавленого сыра. Я последовал его примеру, но вкуса водки почти не почувствовал.

– А можно попробовать, что там, в этой рюмке? – спросил я у Дани, а он перевел (жена толкнула меня локтем, типа «не наглей»).

– О да! – радостно воскликнул Петипьер. – Я всегда так делаю. Это же Кирш.

На вкус Кирш оказался сладким и почти не крепким. Вишневая наливка.

– Сколько градусов? – спросил я, повертев рюмку пальцами.

– Кажется, двадцать пять, – серьезно так ответил Доминик, наблюдая за моими действиями.

– А температура тела человека в Швейцарии какая? В среднем по стране…

Дани, мелко смеясь, перевел. Сидевшие за столом молодые ученые переглянулись, натянуто притихли, ожидая подвоха. Кто-то сказал 36,6 °C, его поправили: это смотря где измерять.

– Quel est le lien, je ne comprends pas? (А какая связь, не понимаю?) – откинувшись на стуле, сказал один из сидевших в углу стола, по виду стопроцентный «ботаник», (очки, блуждающий взгляд за выпуклыми линзами, толстые обиженные губы) и на всякий случай вытащил из заднего кармана джинсов калькулятор.

Какой-то чертик дергал меня за язык, принуждая дурачиться. Уж слишком серьезны были лица у этих ребят, творцов искусственного интеллекта. Похоже, они уже тогда знали, что очень скоро роботы по-свойски будут разговаривать с нами и по первому требованию извлекать из мировой паутины нужные нам сведения о жизни на других планетах, способах приготовления фондю и многом другом, чего не снилось нашим мудрецам.

– На первый взгляд, связи как будто нет, – сказал я. – Но в этом и заключатся парадокс. Тест для искусственного интеллекта. Сможет ли он установить корреляцию между этими двумя, казалось бы, не связанными фактами: 36,6 °C – температура тела здорового человека. Так?

Дани перевел, и с ним все согласились.

– …и три молекулы воды и одна молекула спирта – стабильное состояние жидкости, то есть водки – 40 °C. Это определил русский химик Менделеев.

– О, Менделеев, периодическая таблица… – закивали умные головы.

– Хватит дурачиться, – шепнула жена, краснея.

Доминик заулыбался, подозвал хозяина кафе, тот принес красивую бутылку светлого стекла, показал написанную на этикетке крепость – 45 °C и собственноручно налил в мою рюмку. Доминик попросил рюмку себе тоже.

Сидевшие за столом притихли. В глазах жены был ужас. Дани деликатно улыбался. Как потом он объяснил мне, в эту минуту ему пришли в голову примеры неустойчивого состояния некоторых обитателей нашей коммунальной квартиры.

Доминик держал рюмку, смотрел выжидательно. Сложив на груди руки, хозяин заведения, как опытный секундант, наблюдал за происходящим.

– За Менделеева!

– Чирс! – сказал Доминик, и мы чокнулись.

Напиток был крепким, но приятным, с вишневым послевкусием. Он перевернул рюмку и показал присутствующим, что она пуста. Намеренно пошатнулся, но тут же напряг мышцы, демонстрируя полную устойчивость. Его коллеги заулыбались шутке. Глаза Дани блестели.

– Хотите еще? – спросил Доминик.

– Не откажусь, если со всеми.

Наш пример оказался заразительным. Кельнер принес недостающие рюмки, и к нам стали присоединяться остальные. После второй заговорили все разом. Гостям нужно показать Швейцарию – такой был лейтмотив этого гула. Кто-то предложил съездить на Диаблере, покататься на лыжах (Какие лыжи? Сентябрь…), оказывается, там всегда снег, или на озёра, в Тичино, а там еще тепло,